У фортуны женское лицо - Демьянова Валентина

Варя упрямо поджала губы и сделала попытку скрыться за стеллажами. На ее расстроенном лице явно читалось, что она уже горько жалела о своей несдержанности. Я думала, этим все и кончится, но вмешалась Люба.

– Варька, не выложишь все, как есть, – пригрозила она, с неприязнью глядя на Варвару, – я сию же минуту отправляюсь к твоему супружнику и рассказываю о твоих шашнях с местным сторожем. То-то муженек удивится! Ходить тебе, Варька, с фингалом!

Варвара слушала ее с затравленным видом, даже губы от злости стали тоньше.

– Ну? – с угрозой спросила Люба.

Варя бросила в ее сторону полный неприязни взгляд и с неохотой процедила:

– К Петру мужик приходил. Они шушукались по углам. А примерно через неделю после похорон тот тип снова сюда явился. Я думала, он Петра разыскивает, но он рукой махнул. Сказал, Петр его не интересует, ему до зарезу нужны документы из архива и, если я ему их отдам, он заплатит... Только ничего не вышло: нужных папок я не нашла.

– Так ты уже давно знала, что часть ценнейшего архива пропала? – возмутилась Вера Васильевна.

– Ну знала, и что дальше?

– Почему не сказала?

– Сама надеялась найти и продать, – заметила Люба.

– Да ладно! – не выдержав нападок, окрысилась Варя. – А твой Петр чего с тем типом секретничал? Выходит, ему можно, а другим нельзя?

Оставив за собой последнее слово, она исчезла так же внезапно, как и появилась, только дверь гулко бухнула.

– Я ей врежу! – прошипела Люба, намереваясь ринуться следом.

– Прекрати! – сердито приказала заведующая, и странно, но Люба ее послушалась. Усмирив сестру, Вера Васильевна устало произнесла: – Не понимаю, на что Петр рассчитывал, передавая мне этот листок.

– Я же объяснила! Это намек, а дальше ты сама должна догадаться!

– Как я могу, если только от вас узнала, что он учудил?

– Может, был какой разговор? Мне кажется, это могло произойти незадолго до гибели Петра, – вмешалась я.

– Да не было ничего! Я на неделю уехала в Москву. Вернулась утром в день несчастья – и сразу на работу. Помню, Петр зашел ко мне сюда, мы немного поболтали о поездке, о финансировании на следующий год, и все. Больше живым я его не видела.

Наташа

В больнице деда поместили в реанимацию. Я попыталась проскользнуть следом, но меня выставили вон. Чувствуя себя совершенно потерянной, я побрела в дальний угол холла и примостилась на стуле.

– Оттого, что ты здесь сидишь, толку нет, – донесся до меня голос Димки.

Я согласно кивала. Димка прав, толку от меня никакого. Ни тут, ни в любом другом месте. Ни в данный момент, ни раньше. Иначе бы дед не лежал сейчас с пробитой головой. Димка не понимает... то, что я тут сижу, нужно мне, а не деду. Пока я нахожусь поблизости от него, совесть мучает меньше.

– Давай отвезу тебя домой.

Говорить сил не осталось, поэтому я просто мотнула головой. Мне хотелось остаться одной.

– Не пойдешь своим ходом – понесу, – раздраженно заявил Димка. – Мне глядеть, как ты совестью угрызаешься, времени нет. Других дел полно! Все ясно или повторить?

Стоило представить, что он будет волочь меня, а встречные станут оборачиваться и хихикать, как стало совсем худо.

– Сама пойду.

– Чудненько!

Домой я не поехала. Попросила отвезти меня на квартиру к деду и оставить одну.

При отдернутых шторах все выглядело удручающе. То, что здесь сотворили, иначе, как разгромом не назовешь. Из шкафов, тумбочек и комодов был вытряхнут весь наш скарб. Дедовские костюмы, бабушкины платья, старые шляпки, сумочки, порыжевшие от времени горжетки, копившиеся не одно десятилетие, разбросаны по комнатам. Все это покрывал слой пуха из вспоротых подушек. При малейшем неосторожном движении он белыми хлопьями взмывал вверх. Но особенно досталось книгам. Они были сброшены с полок и безжалостно затоптаны, а документы, многие годы старательно собираемые дедом, вытряхнуты из папок. Картина разорения была ужасной, не утешало даже то, что из вещей ничего не пропало.

Пройдясь по комнатам, я рухнула в кресло и обхватила голову руками. В тот самый момент, как я увидела лежащего на полу деда, во мне родилась уверенность, что все произошло из-за дневника. Эта мысль не шла у меня из головы и теперь, поэтому, оставшись одна, я решила хорошенько подумать. Нужно обязательно составить список подозреваемых. Эти люди должны были знать о дневнике и одновременно иметь убедительный предлог, чтобы дед впустил их в квартиру. На душе было муторно, ведь я заранее понимала, кто войдет в этот список. Таких людей немного, и ни одного я не хотела считать подлецом.

Начать решила с Олега. Ради собственной выгоды брат способен на многое. Даже, я это чувствовала, на преступление. Но как ни злилась я на него, в том, что произошло, обвинить Олега не могла. Уж он-то точно знал, что дневника не существует!

А вот у других такой уверенности не было! Взять, к примеру, Анну. Что я о ней знала? Ничего! А я ей все выложила! И еще корю за легкомыслие Олега! Если Анна решила заполучить дневник, у нее на это хватило и ума, и характера. А то, чего она не знала, легко могла выспросить у Антона.

Антон тоже присутствовал при том разговоре. Он хороший человек и совсем не алчный, только ведь дело могло быть и не в деньгах! Антон – коллекционер, а всем известно, что они за люди. Я помнила, каким шальным блеском загорелись у него глаза, когда он услышал о кладе. Что, если в Антоне взыграла страсть к старинным монетам? Дед его знал, так что в квартиру впустил бы без колебаний. И самое плохое! Димка сказал, Антон ночью дома отсутствовал!

Стоило вспомнить Димку, как все во мне запротестовало. Только не он! Однако чувство справедливость не позволило сделать для него исключение, тем более у него были и время, и возможность совершить преступление. У меня щеки запылали, как только я подумала, что он лег со мной в постель только ради ключей. Я заснула, а Димка поехал к деду. Открыл дверь, увидел свет в кабинете и прошел туда. Дед еще не спал. Возможно, по привычке мерил шагами кабинет, обдумывая очередную страницу мемуаров. Димка подошел сзади и ударил. Может быть, дед, несмотря на глуховатость, услышал шаги и сделал попытку обернуться. Потому и удар получился слабее, чем мог бы быть. А Димка не проверил, жив дед или нет. Торопился. Ему нужно было успеть обыскать квартиру, вернуться ко мне и положить ключи на место. Все вышло иначе только потому, что я проснулась раньше, чем он рассчитывал. В результате ему пришлось объяснить свое отсутствие, и он придумал сигареты, а я, дура наивная, поверила! И с ключами все ловко проделано! Наверняка они были зажаты у него в кулаке, когда он рылся в моей сумке. А потом он их мне показал, и вопрос благополучно разрешился!

Все выходило очень логично, только не желала я, чтобы это оказался Димка! И, противореча самой себе, принялась выдумывать ему оправдания. Если уж на то пошло, рассуждала я, то при желании любого можно выставить виноватым. Взять, к примеру, Галку. Я не включила ее в свой список, потому что она пропала. А если бы находилась рядом? Следователь сказал, преступником могла быть женщина. Так почему не Галка? Олег болтал о дневнике у нее дома, и она все слышала. А мне ни словом не обмолвилась! Почему? Да потому, что сама решила искать клад! Она всегда мечтала о красивой жизни. А чтобы мечты сбылись, нужно только раздобыть дневник! У деда Галка никогда не бывала, но он о ней слышал и дверь бы открыл. Разве не так бы я рассуждала, будь Галка рядом? Так! Тогда почему я бросаю тень на хороших людей, когда у меня имеются две отличные кандидатуры? В их отношении даже гадать ни о чем не нужно, они уже приходили ко мне за дневником. И меня в роли преступников вполне устраивали. Настроение портило одно: я не понимала, как им удалось проникнуть в квартиру.

Анна

– Привет, войти можно?

Наташа глядела на меня сквозь приоткрытую дверь, и на ее лице читалось смятение.