Тайная академия слуг - Ким Иын

– Неа.

– Тогда вступай в наш! Клуб фильмов на английском. У нас еще остались места – многие первокурсники считают, что это все равно что занятия по английскому, и не хотят вступать.

– И чем вы занимаетесь в вашем клубе?

– Ну как чем… Смотрим фильмы в оригинале без субтитров – так и учим английский. Ты как будто первый раз о таком слышишь! – В ее голосе звучала беззлобная усмешка.

В клубе, куда я пришла вслед за Дами, было не очень интересно. Мы смотрели фильм, где постоянно появлялись или старики, или дети. Было непонятно, в какой момент надо смеяться или плакать. Ради пресловутого «изучения языка» некоторые сцены мы пересматривали по нескольку раз – я чуть не заснула со скуки.

– Ну и как фильм? – спросила Дами, когда мы вышли из клубной комнаты. Она предложила мне вместе поужинать.

– Даже не знаю, что и сказать… Но, увидев, как старик превращается в ребенка, я почувствовала, что жизнь и правда ужасна.

– Да ты сама как старуха! – рассмеялась Дами.

Кампус был прекрасен в лучах заходящего солнца, и все студенты казались мне ослепительными созданиями. Зазвонил мобильный телефон Дами.

– Да, папа.

– Твоя мама сейчас в больнице, ухаживает за бабушкой, поэтому, кроме тебя, некому. Съезди домой и привези мне оттуда несколько пар носков и нижнего белья.

Мне, шедшей рядом, были хорошо слышны все реплики с той стороны линии.

– Но у нас есть же уборщица – попроси ее… Я с подругой иду ужинать.

– Слушай, это же все-таки деликатный вопрос – нижнее белье и носки. Приходи с подругой. Я куплю вам чего-нибудь вкусненького.

– Пойдешь со мной? – Дами вопросительно посмотрела на меня. Я, выдержав паузу, словно размышляла над ее предложением, кивнула.

– А карманных денег дашь? – закапризничала в трубку Дами.

– Карманные деньги и столик в ресторане с омарами. О’кей?

– Класс!

Отцом Ким Дами был не кто иной, как Ким Хёнсу, владелец компании, производящей суда, летающие над водой. Мужчина лет пятидесяти, произведший на меня довольно хорошее первое впечатление. Даже после того, как все сотрудники расходились по домам, он оставался в офисе и продолжал работать.

Офис был простым и функциональным, с минимальным количеством мебели. А главное – у бизнеса было будущее. Наверное, нетрудно догадаться, как я в итоге начала там работать. Я сблизилась с Ким Дами, иногда видела ее отца, а когда из компании уволилась сотрудница и был нужен кто-то на ее место, я, рассказав слезную историю о том, как мне приходится самой зарабатывать на учебу, устроилась туда.

Я жила обычной жизнью. Каждый день усердно работала, как и все, получая хоть и небольшую, но достаточную зарплату. Остальные сотрудники были благожелательны ко мне, начавшей работать в таком юном возрасте.

Иногда в день зарплаты я, как бы награждая себя, покупала курицу или говядину. Даже открыла небольшой сберегательный вклад – и переехала из общежития в маленькую съемную комнату на чердаке. Я потихоньку обустраивалась: накупила подержанной мебели и техники и поставила маленький горшок с эдельвейсом у изголовья кровати, где много света. Эдельвейс символизирует терпение и мужество. Весной крошечные белые цветы наполняли мою комнату ароматом.

Так прошло несколько лет – буднично, без всяких происшествий. Иногда я в одиночестве выпивала соджу, плача и вспоминая об отце. Но в меру – ничто не могло нарушить мой рабочий цикл.

Я поддерживала связь с Джинуком через сообщения. Как и ожидалось, он поступил на мехмат Сеульского университета. В честь этого в маленьком городе, где мы жили, даже повесили большой плакат.

Иногда он звонил, но я не брала трубку. Тогда приходили сообщения подобного содержания: «Эй, ты обещала отвечать на звонки. Возьми трубку!» Я не отвечала и на них – и тогда он начинал бомбардировать меня текстами, но вскоре сдавался и замолкал.

Я просто не хотела, чтобы в моей жизни было что-то – или кто-то – из прошлого. Судя по сообщениям Джинука, после моего побега бандиты несколько раз врывалась в дом, переворачивали там всё вверх дном, и даже ему досталось от них. Мне было его жаль, но что я могла поделать… Последний раз он выходил на связь, когда собрался на Филиппины. Вроде в путешествие. Точно не помню.

Дами уехала учиться в США, закончив третий курс. Это была обычная практика для детей из обеспеченных семей. Она старалась особо не хвастаться мне своей жизнью там – ибо наверняка думала, что мне пришлось уйти из вуза, потому что не было денег на оплату обучения.

Я считала, что и дальше буду так жить – тихо и без происшествий. Но все пошло не по плану, когда я увидела кровь Ким Хёнсу на побережье острова Коджедо…

Глава 2

Выпускница

Завтрак всегда подавался ровно в семь утра. Чон Гымхи ставила будильник на полшестого, но просыпалась еще до его звонка. Заводила она его на всякий случай, потому что привыкла быть в жизни готовой ко всему. Мало ли проспит – тогда и готовка завтрака затормозится…

Выйдя из спальни, она окинула взглядом гостиную и кухню, освещенную лучами только-только взошедшего солнца. Открыв окно, услышала щебет птиц. Нет, не щебет – тревожный плач; по крайней мере, так показалось Гымхи – ей было неизвестно, какой смысл видели в нем сами птицы. Может, то, что нам кажется свободой – пара крыльев и возможность свободно парить над землей, – для самой птицы есть жестокая ловушка, и она жалобно кричит, ища спасения… Ночь отступала, и воздух становился прозрачен, как стекло.

– Доброе утро! – поздоровались с ней две горничные, когда Гымхи зашла на кухню, пройдя сквозь длинный коридор. Если она встала в полшестого, то они, должно быть, встали в пять. Горничные уже раздвинули тяжелые шторы и теперь готовили завтрак.

– И вам доброго утра, – улыбнулась им Гымхи. Ее голос звучал преувеличенно звонко, словно она пыталась прогнать последние остатки сна. – Скажите, все готово? – Она всегда обращалась к работникам на «вы», как и все в этой семье.

– Да.

Завязав фартук, Гымхи встала перед разделочным столом. Горничная поднесла ей большую миску с вьюнами – рыбами, похожими чем-то на угрей.

– Если позволите, мы сами… – Смутившись, горничная не закончила фразу.

– Да я бы с удовольствием, но что поделать – больно уж любит глава семьи мою стряпню…

Гымхи сыпанула в миску горсть соли. Вьюны зашевелились. Хороши – жирные и длинные… При попытке схватить их за хвост они со страшной силой выворачиваются и ускользают из рук. Но под воздействием соли с них сходит слизь. Гымхи вытерла ее с рыб тыквенным листом. Молодая горничная, наблюдавшая эту сцену, не выдержала и отвернулась. Гымхи рассмеялась.

– Что, неприятно это видеть? Как они, живые существа, корчатся от боли? Небось думаете про себя: «Как вообще это можно есть?» А сами-то не едите из них суп чуотан?

– Есть-то ем, но там они в перетертом виде… – возразила горничная.

– Да, в последнее время все так и едят… Но в перетертом виде весь вкус теряется. Если есть целиком, пережевывая куски, очень вкусно!

Горничная кивнула – впрочем, это было не согласие со словами Гымхи, а скорее формальная вежливость в адрес хозяйки.

– Скажу по секрету, я тоже не люблю чуотан, – сказала Гымхи полушепотом. – Но что делать, наш глава семьи так его любит!

Она взглядом указала на большую кастрюлю, стоявшую на плите, и горничная, уловившая этот взгляд, открыла крышку – под ней уже бурлил бульон с разными приправами и соевой пастой. Туда они засыпали еще живых вьюнов и кусок тофу.

Гымхи ждала, когда суп снова закипит. Наконец на поверхности кастрюли образовалась пена. Вьюны, яростно извиваясь, заползали на плавающий на поверхности тофу как на последний оплот, где они могли спастись от кипятка, не быть сваренными заживо. Они слились с тофу в одну массу, словно в симбиозе.

Гымхи вдруг почувствовала, что сопереживает этим существам, так отчаянно борющимся за свою жизнь; да и сама она не такая же ли? Уже прошло три года с тех пор, как она появилась в этом доме, но все еще не могла избавиться от чувства, что осталась тут чужой. На словах-то да, теперь она хозяйка дома, но пришла сюда на все готовое, так что в общем-то является чужеродным объектом.