Нервный срыв - Пэрис Бернадетт Энн

– Я вижу только тот нож, которым резал лайм. Больше ничего, – спокойно произносит Мэттью.

– Но он там, я же видела!

– Можешь зайти и показать?

Я поднимаюсь со ступенек и, держась за Мэттью, с опаской заглядываю в кухню. У дальней стены, рядом с дверью, на столешнице лежит наш обычный ножик с короткой ручкой.

– Это его ты видела, Кэсс? – спрашивает Мэттью, пристально вглядываясь в мое лицо. – Этот нож?

Я мотаю головой:

– Нет, не этот, тот был гораздо больше, с черной ручкой, как на фото!

– Ну, значит, он исчез, – невозмутимо заключает он. – Или, может, лежит в другом месте? Зайдем, посмотрим?

Я вхожу следом, по-прежнему держась за Мэттью. Он демонстративно осматривает все углы, подтрунивая надо мной. Мэттью явно не верит в существование другого ножа. От отчаяния и страха, что я схожу с ума, я начинаю жалобно хныкать.

– Ничего, все хорошо, дорогая, – мягко произносит Мэттью, но на этот раз не обнимает меня. Он словно не может заставить себя меня утешить.

– Я видела нож! – всхлипываю я. – Я знаю, что видела! И не этот, а другой!

– По-твоему выходит, что кто-то зашел в кухню, подменил нож, которым я резал лайм, на другой, побольше, а потом поменял их снова?

– Видимо, да…

– Ну, если ты так в этом уверена, то лучше позвонить в полицию: похоже, здесь и правда завелся какой-то маньяк.

Я гляжу на него сквозь слезы.

– Именно это я тебе и пытаюсь втолковать! Он хочет напугать меня! Хочет держать меня в страхе!

Мэттью подходит к столу и садится, словно собираясь поразмыслить над моими словами. Я жду, что он начнет говорить, но он молчит, глядя в пространство. И я вдруг понимаю, что сказать ему нечего. Невозможно выразить словами, что он чувствует, когда я пытаюсь убедить его, будто меня преследует убийца.

– Если была бы хоть одна причина, пусть даже самая малая, по которой убийца мог бы за тобой охотиться, я бы тебя понял, – тихо произносит он. – Но ее нет. Ни одной чертовой причины. Извини, Кэсс, но я не знаю, сколько еще смогу вынести.

В его голосе звучит бесконечное отчаяние, и это приводит меня в чувство. Взять себя в руки невероятно трудно, но потерять Мэттью для меня страшнее, чем попасть в лапы к убийце.

– Я, наверно, перепутала, – говорю я дрожащим голосом.

– Значит, ты уже не хочешь вызывать полицию?

Борюсь с желанием сказать, что хочу. Хочу, чтобы полиция приехала и осмотрела сад!

– Нет, все в порядке, – отвечаю я, сдержавшись.

– Хочешь небольшой совет, Кэсс? – произносит он, вставая. – Начни принимать эти таблетки. Может, тогда нам обоим станет немного спокойней. – С этими словами он выходит, почти хлопнув дверью.

В повисшей тишине я гляжу на маленький ножик, невинно лежащий на столешнице. Даже издалека невозможно ошибиться и увидеть в нем что-то зловещее – если только ты не безумный неврастеник с галлюцинациями. Решено. Я подхожу к чайнику, за которым лежат таблетки, и беру упаковку. Доктор Дикин сказал для начала принимать по одной таблетке три раза в день, а в случае сильной тревоги выпить сразу две. Сильная тревога ничто по сравнению с тем, как я чувствую себя сейчас; но две – это лучше, чем ничего. Глотаю таблетки и запиваю их стаканом воды.

10 августа, понедельник

Пробуждаюсь от сна, когда надо мной нависает какая-то фигура. Я пытаюсь закричать, но не могу издать ни звука.

– Тебе совсем не обязательно было спать здесь, – доносится откуда-то издалека голос Мэттью.

Не сразу понимаю, что лежу на диване в гостиной. Сначала не могу сообразить, в чем дело, потом вспоминаю.

– Я выпила две таблетки, – бормочу я, пытаясь сесть. – Потом пришла сюда посидеть. Похоже, меня от них вырубило.

– Наверно, стоит пить по одной, пока не привыкнешь. Я пришел сказать, что ухожу на работу.

– Хорошо. – Я откидываюсь обратно на подушку. Чувствую, что Мэттью еще злится, но бороться со сном нет сил. – Увидимся вечером.

Я закрываю глаза, а когда снова открываю их, слышу голос Мэттью. Не могу понять – он вернулся? Или еще не ушел? Но оказывается, это просто сообщение на автоответчике.

Поднимаюсь на ноги, с трудом ориентируясь в пространстве. Похоже, я очень крепко спала, раз не слышала телефонный звонок. Смотрю на часы: пятнадцать минут десятого. Выхожу в холл прослушать автоответчик.

– Кэсс, это я. Ты, наверно, еще спишь или в душе. Перезвоню позже.

Сообщений несколько, и, пока я их слушаю, мне становится неуютно. Даю себе несколько секунд собраться с мыслями и перезваниваю.

– Извини, я была в душе.

– Я просто хотел узнать, как ты.

– Нормально.

– Ты еще спала?

– Да.

Мэттью замолкает, и я слышу тихий вздох.

– Извини за вчерашнее.

– Ты меня тоже извини.

– Постараюсь приехать домой пораньше.

– В этом нет необходимости.

– Позвоню тебе перед выходом.

– Хорошо.

Кладу трубку с неприятным чувством: ужасно натянутый вышел разговор. Я вдруг начинаю понимать, как сильно от всего этого страдают наши отношения. Ну почему я так холодно отреагировала, когда Мэттью сказал, что приедет пораньше? Отчаянно желая все исправить, я тянусь к телефону, чтобы снова набрать его номер, но едва беру трубку, как раздается звонок. Видимо, Мэттью подавлен не меньше, чем я.

– Как раз хотела тебе звонить, – говорю я. – Прости, если я не слишком приветливо разговаривала: я все еще не отошла от этих таблеток.

Мэттью не отвечает. Кажется, мои извинения его не впечатлили. Я решаю попытаться еще разок, но вдруг понимаю, что на том конце провода вовсе не Мэттью. Мои губы мгновенно пересыхают.

– Кто это? – отрывисто произношу я. – Алло?

Зловещее молчание в трубке подтверждает мои худшие опасения. Если бы он пропал и потом объявился, это еще куда ни шло; но он все время был здесь, а в четверг и в пятницу не звонил лишь потому, что Мэттью оставался дома. А сегодня позвонил, потому что знает, что я снова одна. То есть он следит за домом. А значит, подобрался совсем близко.

Животный страх расползается по телу, покрывая кожу мурашками. Вот и доказательство, что нож на кухне мне не привиделся. Бросив трубку, я бегу к входной двери и дрожащими пальцами задвигаю засов. Потом смотрю на пульт сигнализации, судорожно вспоминая, как изолировать отдельные комнаты, и одновременно пытаюсь сделать глубокий вдох и успокоиться. Где будет безопасней? Точно не в кухне, потому что вчера он сумел забраться туда через заднюю дверь; и не в спальнях, потому что, если он проникнет в дом, я окажусь в ловушке наверху. Остается гостиная; включаю сигнализацию и забегаю туда, захлопнув за собой дверь. Все еще небезопасно: здесь нельзя запереться на ключ. Озираюсь в поисках того, чем можно подпереть дверь. Ближе всего оказывается кресло; я тащу его к двери, и в этот момент опять начинает звонить телефон.

Страх скручивает легкие, выжимая из них остатки воздуха. Я не в состоянии думать ни о чем, кроме вчерашнего ножа. Была ли на нем кровь? Не могу вспомнить. Оглядываю комнату, пытаясь найти, чем защититься; заметив на камине железные щипцы, подбегаю и хватаю их, потом бросаюсь к окнам и задергиваю шторы – сначала окно в сад, потом на улицу, – трясясь от мысли, что он заглядывает в дом и наблюдает за мной. Внезапная темнота только усиливает страх, и я быстро включаю свет. Я почти не в силах соображать. Хочется позвонить Мэттью, но я знаю, что полиция доберется быстрее. Ищу глазами телефон – и, когда до меня доходит, что домашний я оставила в холле, а мобильный здесь все равно не работает, вся моя решимость испаряется. Я ничего не могу сделать. В холл не выйти, потому что он уже может быть там. Остается только ждать. Ждать, когда он за мной придет.

Я добираюсь до дивана и прячусь за ним, присев на корточки, сжав в руках щипцы и дрожа всем телом. Телефон, который уже было замолчал, снова звонит, будто издеваясь. От испуга слезы сами текут из глаз, пока я не осознаю, что трезвон прекратился. Я прислушиваюсь, затаив дыхание. Снова звонки – и слезы возвращаются; снова пауза – и я опять вслушиваюсь в тишину: вдруг на этот раз он отступит? Новые звонки разрушают мою слабую надежду. Страх, надежда, страх, надежда – я вращаюсь в этом замкнутом круге, потеряв счет времени. В какой-то момент, устав играть на моих нервах, он наконец прекращает звонить.