Сибирский вояж - Джад Александр

— Женька! — вмешалась в разговор немолодая продавщица фруктов. — На-ка, скушай яблочко! — она протянула ему совсем ещё хороший, лишь слегка помятый, но сочный и сладкий плод.

Женька схватил яблоко и жадно впился в него зубами. Во все стороны брызнул сок. Девушка инстинктивно отпрянула. Женька замер, виновато посмотрел на предмет своего воздыхания и, с неизменной улыбкой, прошептал:

— Я нечаянно… Больше не буду…

— Женька! — у ворот показалась ватага мальчишек. — Айда в догонялки играть! Ты ловишь! Бежим!

— Это меня! — облегчённо выдохнул Женька и бросился догонять пацанов.

— О-ох! — только и вздохнула продавщица, глядя ему вслед.

Но поиграть сегодня Женьке была не судьба.

— Женька! — крикнул Артур, хозяин большого продуктового склада-магазина.

Женька на полном ходу затормозил — работа прежде всего! — Чего изволите? — в шутовском поклоне склонился он.

— Машина пришла. Оплата как всегда. Давай быстро, а то за простой придётся платить.

— Слушаюсь! — притворно щёлкнув каблучками, точнее, насколько это было возможно, шлёпками, кивнул безотказный Женька.

Освободился он лишь, когда солнце стояло уже высоко и жара вовсю разливалась по рынку, проникая в самые затенённые уголки. Покупателей заметно уменьшилось, и продавцы, лениво переговариваясь, коротали время за разговорами и перекладыванием товара.

Женька вытер пот со лба.

— Пойду-ка я… — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он и направился к выходу.

Он перешёл пустырь, привычно перебежал шоссе и вышел к железной дороге. Справа приближался товарняк. «Успею!» — решил Женька и поспешно пустился с насыпи. Товарняк, натужно шипя и беспрестанно гудя, неумолимо приближался.

Но Женьке это было не впервой. До тепловоза оставалось ещё метров пятьдесят, когда он благополучно миновал опасный участок и поднялся на насыпь уже с другой стороны.

Женька, улыбаясь, смотрел на машиниста. Тот в бессилии лишь погрозил ему кулаком, но Женька только улыбался. Ведь всё обошлось. Чего дядя сердится?

— Чего принёс? — дома его ждала тётка Зоя, сестра матери, взявшая после её смерти опёку над не совсем благополучным, но вполне безобидным племянником.

— Вот! — Женька протянул заработанные деньги. — Артур сказал, на бутылку хватит.

На бутылку… — забирая деньги, забрюзжала тётушка. — Поди, целую машину один разгрузил?

— Ага! — радостно закивал Женька. — Сам. Один!

— Дурак ты… Нужно было раз в пять больше брать, — вздохнула она. — Корми тут тебя, одевай…

— Ещё принесу, — улыбнулся Женька. — Сейчас!

И, больше не слушая причитаний родной тетки, стараясь как можно быстрее выполнить поставленную задачу, стремглав бросился из дома.

Весь мокрый от жары быстро добежал до насыпи. По привычке посмотрел в одну сторону, в другую. Теперь уже слева приближался пассажирский поезд. Времени на раздумья было мало. Да и чего тут размышлять? Задача поставлена. Только вперёд! И он ринулся с насыпи.

Поезд, приближаясь, надсадно гудел. Женька тяжело дышал и беспрестанно вяз в сыпучей гальке ногами, обутыми в шлёпки без задников, но изо всех сил спешил преодолеть опасный участок.

Вот уже и рельсы. Всего пара шагов… Но и поезд буквально в нескольких десятках метров. От его пронзительного сигнала в голове, оглушительно громыхая, буквально разрывались артиллерийские снаряды, а перед глазами вспыхивал целый сонм искр, мешая видеть и думать.

Женька напрягся из последних сил. Мощно оттолкнулся. И буквально перелетел через рельсы. Но одна шлёпка соскользнула с ноги. Боковым зрением Женька заметил, как она, словно мячик запрыгала по шпалам.

«Тётушка будет ругаться…» — только и успел подумать он и тут же метнулся за ней.

Пронзительно завизжали тормоза, скользя по стальному полотну. Тяжёлый состав всей своей массой протаранил Женьку и, уже бездыханного, протащив не один десяток метров, будто игрушку отшвырнул в сторону. Тело его почти не пострадало, а на лице так и застыла удивлённая улыбка. Жизнь для Женьки в этом мире была закончена.

Хоронили Женьку всем миром. Рыночные скинулись, дабы помочь тётке оформить похороны надлежащим образом. Да и тётка отжал ела кое-какую копейку.

В день похорон рынок был закрыт на санитарный день, да и все, кто его знал, пришли проводить Женьку-комиссара в последний путь. Людей оказалось неожиданно много. Процессия растянулась, перекрыв движение по шоссе. Идя за гробом, женщины не могли сдержать слёз, а мужики хмурили брови и играли желваками на скулах.

Заметив затор, подтянулись служивые из ГАИ.

— Кого хоронят? — спросил офицер у женщины, немного отставшей от шествия.

— Женьку-комиссара… — приостановилась она.

— Комиссара? — хотя это было и не по его ведомству, но на лице гаишника отобразилась работа мысли. — Что значит, комиссара? — насторожился блюститель порядка. — Кто он такой, этот ваш Женька-комиссар?

— Кто такой? — женщина удивлённо посмотрела на милиционера. — Человек. Женька был просто человек! — бросила она уже на ходу, промокнула глаза кончиком платка и поспешила вслед за уходящей вдаль процессией…

По-прежнему мерно стучали на стыках колёса. Разгребая темноту, поезд мчал нас к столице России. Молча мы с Афанасием прослушали рассказ, ни разу не перебив Аркадия. Его слова уже остались далеко позади, а все мои чувства и мысли были ещё там, на шоссе, вместе с людьми, пришедшими проводить в последний путь Женьку-комиссара…

Отзывчивость и доброта необходимы всегда и всем. Даже у самого закоренелого злодея есть то, что заставляет его, даже помимо воли, творить добро. Причём искренне, а не по принуждению.

Так злая девочка-разбойница из сказки Андерсена «Снежная королева», которая не любила, как сама говорила, «эти телячьи нежности», помогла Герде найти Кая. А короткостриженый качок в лихих девяностых, возвращаясь с бандитской разборки, остановил свой джип, вышел из него, бережно подхватил глупого, свернувшегося клубочком котёнка, устроившегося на проезжей части, и отнёс подальше от дороги.

Да и вообще, все деспоты сентиментальны. Попадаются, правда, иногда чувствительные, впечатлительные и даже ранимые. Иногда… Но, чаще всего, тираны очень жестоки, бесчеловечны и эгоистичны. Идущая из души теплота доступна немногим…

— Недостаток ума, — наконец-то я прервал затянувшееся молчание, — с лихвой перекрывался избытком доброты, сердечности и искренности. Количество или, точнее, качество «мозгов» явно не находится от этого в прямой зависимости. Скорее всего, даже наоборот.

— Говорят, грядёт какой-то новый, более мудрый разум, сказал Аркадий. — Может, и Женек, жующих гнилые яблоки и обрезки колбасы, станет меньше.

— Тема юродивых всегда очень больная и волнующая, — перед моими глазами всё ещё стоял Женька-комиссар. — Отношение к блаженным — показатель уровня сердечности и человечности в нашем обществе. По этому признаку можно судить, насколько общество больно и обездолено.

— Почему наша действительность такова, — как бы развивая мою мысль, продолжил Аркадии, — что истинная доброта может исходить зачастую от людей «не от мира сего»? Неужели добро делают только ненормальные?

— А давайте по пять капель для разговору и хорошего сна? — неожиданно подал голос Афанасий и, как мне показалось, недвусмысленно посмотрел на напарника.

Аркадий на секунду задумался, типа соглашаться или нет.

— Не пью, — дабы отмести все притязания на этот счёт, сказал я. — Сплю и так прекрасно.

— Без проблем. На нет и суда нет, — тут же согласился Аркадий. — Тогда и мы не будем.

— А чего нет? — недовольно пробурчал Афанасий, но спорить не стал. — Тогда давайте ложиться. Завтра договорите.

— А и правда, — тут же согласился Аркадий. — Всё мировые проблемы всё равно сейчас не разрешим и не разрулим. Так что давайте располагаться.

Застелив постели, мы устроились каждый на своей полке: Аркадий и я внизу, Афанасий — на верхней. Укладываясь, я не мог не заметить их переглядываний. Не понравились они мне. Но что было делать? Один из моих жизненных принципов гласит — если чего-то нельзя изменить, то это нужно воспринимать так, как есть.