Сибирский вояж - Джад Александр

Но тут уже от нас ничего не зависит…

— Билеты нужны? — отодвинув дверь, в купе заглянула проводница.

— Нужны! — ответил Афанасий и тут же пояснил, словно оправдываясь передо мной. — Мы ж командировочные.

Уходить не хочется, но… придётся, — мысли мои всё ещё были далеки от реальной действительности. Точно говорят все поэты-писатели немного не от мира сего… ’

И вообще, жизнь коротка, так что нужно попробовать в ней всё, если хочешь сделать её ещё короче. На самом деле, что ждёт впереди? Незнакомый мне город. Новые люди. Необычная задача. Опасно? Неизведанность не пугала, но настораживала. А тут ещё навязчивые мысли не отпускали.

Жизнь всё равно поступит с нами так, как посчитает нужным. Но повлиять на свою судьбу можно, если, конечно, шевелиться, а не смиренно ждать неизбежного.

Все эти сегодняшние — в широком смысле — рассуждения лишь повод задуматься лишний раз (лишний ли?) о том, как мы живём, что творим с собой, с планетой, на которой отвечаем за всё.

Конечно, хотя размышления понятные и правильные, только ведь всё равно бесполезные. Никто никого не откопает по той самой причине — некому будет. Разве только при раскопках во времена новых цивилизаций отроют и выставят наши скелеты в музеях. Жаль, полюбоваться сами собой мы уже не сможем.

Из всего вышеизложенного напрашивается вывод: перед концом света лучше без всяких размышлений выспаться и встретить его как данность.

— Арсений, вы с нами? — Аркадий вывел меня из прострации, быстренько спустив на землю.

— Конечно! — не знаю, что заставило меня ответить именно так. Но, как говорится, слов из песни не выкинешь… — Как же без вас?

— Вот и ладненько, — мне показалось, Аркадий с облегчением вздохнул. — Тогда в путь! Поезд уже минут пять назад остановился.

— В путь! — кивнул я.

И мы гуськом потянулись к выходу…

ГЛАВА 9

Борода

Как же быстро летит жизнь!

Ещё юношеская дурь не успела выветриться,

а уже старческий маразм наступил.

По улицам вовсю шнырял холодный, колючий, сухой осенний ветер. Прохожие спешили укрыться от этого пронизывающего студёного странника, спрятавшись за приютившимися на автобусных остановках газетными киосками или в тепле самых разных магазинов и ларьков.

Взяв билеты мы, как тройные сиамские близнецы, бродили по ближайшим к вокзалу улицам. Поезд до Братска отправлялся примерно в полдень, так что особо не разгуляешься. Решили перекусить. Купили по хот-догу и с аппетитом жевали, наблюдая за вечно куда-то спешащими, погружёнными в свои заботы прохожими.

Моё внимание привлёк… даже не знаю, как сказать… Пусть будет немолодой мужчина. Без видимой причины этот человек бродил возле остановки автобуса, постоянно мелькая у меня перед глазами.

Трудно было его не заметить. На улице не лето, а мужчина, казалось, не испытывал никакого неудобства от злого, обжигающего ветра, словно совсем не ощущал холода. Густая с проседью борода топорщилась в разные стороны на испещрённом морщинами худощавом лице. Обтянутые кожей выступающие скулы, ввалившиеся щёки и огромные, цвета болотного омута глаза лишь подчёркивали неприкаянность хозяина.

На голове его покоилась потерявшая форму коричневая фетровая шляпа. В руках — корявая палка, на которую он опирался при ходьбе. На плече пузырился белый, перехваченный сверху мешок из-под сахара. Куртку заменяла старая, видавшая виды роба с торчащим из швов и прорех наполнителем. Вместо тёплых — по сезону — брюк, тонкое хлопчатобумажное трико. На ногах — черные, выношенные чуть не до дыр ботинки, подвязанные вместо шнурков верёвками.

А вот взгляд, добрый и открытый, совершенно не соответствовал всему облику мужчины. Детская наивность сочеталась со взрослым умом. Кому-то он, возможно, даже казался хитрым. Так бывает, когда за убогой внешностью прячется большая и распахнутая всему миру душа. Казалось, только слепой мог не увидеть этого.

Однако люди подчас бывают слепы и неоправданно жестоки и бездушны. Наверняка эту незащищённую от грубости и чёрствости душу любой, не боясь отпора, мог унизить…

Фантазия у меня заработала на полную катушку. Имя. Мне всегда казалось, что имя должно соответствует характеру, точнее, внутреннему содержанию человека. Не зря же говорят, мол, как лодку назовёшь, так она и поплывёт. Фёдор. В моём представлении именно так должны звать этого колоритного субъекта. В голове уже зрел план нового рассказа…

— Арсений, о чём задумались? — прервал мои мысли Аркадий. — Творческие муки?

Не в первый раз замечал удивительную проницательность нового знакомого. Как это у него получается? Ведь в самую точку.

— Вы правы, — сказал я. — Видите того человека?

— Конечно, его невозможно не заметить. Болтается как неприкаянный.

— Вот о нём и думал.

— А чего о нём думать? — удивился Афанасий. — Обычный бомжара.

— Может, и так, зачем мне было вступать в ненужную полемику? — Только если копнуть глубже.

— Так поделитесь с нами вашими мыслями, — предложил Аркадий. — Право слово, интересно.

— Тогда слушайте, — самому хотелось узнать, что из этого может получиться, куда заведёт меня фантазия. — Зовут его, думаю, Фёдор. Так вот, многие пользовались…

…Многие пользовались его наивностью и безотказностью: он всегда был готов отдать людям всё, не требуя ничего взамен. Не требуя… Вот за это однажды и поплатился…

Палка Фёдора в такт шагам выстукивала по подмёрзшему асфальту мелкую дробь. Семеня, он с трудом перебирал ногами в своих не по размеру ботинках, спеша только в одному ему понятном направлении.

На людей Фёдор старался не смотреть. К чему ловить на себе укоризненные или откровенно неприязненные взгляды. Что делать? Так распорядилась жизнь. У кого-то было всё, что нужно… А у него… Но он не жаловался.

Мимо сновали женщины, не обращая на него внимания. Это было хорошо. Так он мог совершенно незаметно, не поднимая взгляда, наблюдать за ними, точнее, за тем, что попадало в поле зрения.

Да, не чужды были ему обычные человеческие желания. Не чужды, но по понятным причинам недоступны. Кому он нужен такой? Прекрасно понимая это, Фёдор и не пытался что-то исправить. Но смотреть-то никто не запрещал…

«Вот к чему это они так понаряжались, как не показаться? размышлял он. — Ишь, вон коленками сверкают из-под коротких юбок. А то вообще шортики напялят и шныряют туда-сюда, словно голые. Или ещё, натянут панталоны с кружевами на колготки, будто забыли на нижнее бельё юбку надеть и шуруют вовсю. А курточки даже пуп не прикрывают…»

Нет, Фёдор не был женоненавистником. Просто раздражала его такая вольность в женской одежде. Как такое можно выдержать на самом деле? Трудно. Вот то-то и оно…

— Чего прёшь на людей! — шарахнулась от него женщина с раздутыми от продуктов пакетами в руках.

Задумавшись, он не сразу увидел её. Немолодая, лет под пятьдесят. В длинном тёмном пальто, коротких сапогах на толстых ногах-тумбах. На голове крупной вязки берет, на лбу испарина. Нелегко ей было нести эту, видно, тяжёлую ношу.

— Простите великодушно, — извинился Фёдор. — Давайте помогу. Мне не в тягость, — он протянул руку за одним из пакетов.

— Проваливай! — она инстинктивно спрятала пакеты за спину. — Иди куда шёл!

Так я ж ничего такого… — растерялся новоявленный помощник. — Ой! — получив нехилый удар пониже спины, вскрикнул Фёдор.

В спине что-то хрустнуло. Он с трудом удержался на ногах, но лица не потерял.

Я ж ничего такого, — обернувшись и посмотрев на обидчика, виновато повторил он. — Зачем же так-то со мной?

Нечего к нормальным людям липнуть, вонючка, — готовясь к новому удару, сказал довольно крепкий белобрысый парень. — Свалил отсюда, козёл!

Глаза холодные. Не злые, а какие-то пустые, стеклянные, не выражающие ни любви, ни ненависти. Жуткий такой взгляд.