Хороший, плохой, неуловимый - Макеев Алексей Викторович

– Если как Британия… – запальчиво начал Крячко.

– Потому что, – повысил голос Орлов, – Брадвин, наш добрый знакомый, большой филантроп и друг всех детей, требует крови жениха Колтовой.

– Да он ему ее всю до пожизненного выпьет! – прорычал Гуров.

– И я, – перешел на крик Орлов, – его понимаю! Во‐первых, – он вздохнул, – на него там отдел внутренних расследований давит. Тренд на ловлю волков в погонах никто не отменял, сами знаете.

– А во‐вторых? – спросили сыщики хором.

– А во‐вторых, алиби у парня нет. А опыт убивать, как у всех нас, – есть. Работа такая.

– Что мы все, – пошел пятнами гнева Крячко, – маньяки теперь?

– Отношения у них с Колтовой, говорят, непростые были…

– Характер у обоих, – признал Гуров, – не сахар.

– Говорят, они даже на месте преступления однажды дрались.

– От ненависти до любви, – отчеканил Гуров. – Лиза и Глеб пикировались, пока не начали плотно работать с нами по убийству Сваловой. Там взаимный абьюз перерос во взаимный интерес. А потом и в любовь.

– Да и какой там абьюз? – махнул рукой Крячко. – Дерганье за косички, не более. Озеркин Папку от всего защищал.

– Папку! – беззлобно передразнил Орлов. – Видите в них подростков, и они лезут в самое пекло. Ей‐богу, как дети! Вот как молодая женщина оказалась в этой клоаке без подкрепления, совсем одна?

– Проверяла зацепку по делу из картотеки Штолина двадцатилетней давности. Не думала, что субъект до сих пор активен и выследит ее.

– Или была там с кем‐то, кто это дело якобы тоже «расследует»…

– «Якобы»?! – Гуров начинал злиться.

– Не кипятись, а подумай. Убийство совершено с особой жестокостью. Волосы заклеены скотчем. То есть жертва могла быть суррогатом реального объекта ненависти. Значимой фигуры из детства, например. А у парня проблемы с матерью, известной детской писательницей, между прочим.

– Любовь Озеркина была ханжой и садисткой. Измывалась над детьми и собаками. Соседи звали ее Салтычихой. Она довела до самоубийства младшую сестру Глеба…

Орлов посмотрел на Гурова в упор:

– То есть ему было за что ее ненавидеть. О том и речь…

– Он отомстил ей, добившись наказания за доведение до самоубийства через суд. Как и полагается нашему коллеге.

– А еще к Малахову на передачу сходил… – В руках Орлова появилась папка. – Вот его дела за последние годы. Сыновья‐боксеры избили мать. Вандалом на могиле бабушки оказался внук…

– А еще убийство пожилого профессора психологии двадцать лет назад. Виктимология уже не та.

– Кто знает, что в голове у парня, который годами одиноко жил в огромном коттедже на областной Рублевке и, судя по этой стопке жалоб на него сотрудниц, – Орлов показал увесистый файл с документами, – разделял теорию, что курица не птица, баба не человек.

– С Папкой было иначе.

– Брадвин считает по‐другому. А он парень настойчивый, ты знаешь.

– Направите в командировку в Саратов?

– Ни в коем случае. Это не наше дело. И не нужен провинциалам козырь в виде нашего вмешательства в расследование, подозреваемым в котором является ваш с Крячко ученик.

Форель с брокколи в ресторанчике «Жужелица» таяла во рту, и, даже не будучи гурманом, Гуров нехотя отложил вилку, когда в зал вошла женщина, которую он ждал. Жанна Грекова, тренер по ораторскому мастерству и SMM-менеджер, на мгновение замерла у входа, в нерешительности покусывая кофейные губы, но, увидев сыщика, махнула рукой и направилась к нему, покачивая широкими бедрами. Гуров с восхищением отметил, что ближайшая подруга и SMM-менеджер Юлии Юнг походила на бомбейскую кошку в своем черном платье‐лапше, с медными локонами, рассыпанными по узким плечам.

– У меня мало времени, – предупредила она, – дети Юли, мои крестники, живут у меня. Я оставила их в парке приключений в торговом центре.

Жанна указала рукой на застекленное здание, которое виднелось в окне перед их столиком.

– Как они перенесли случившееся?

– Дети? Смерть матери? – Одна из ее закругленных бровей, подчеркивавших черты лица, удивленно выгнулась. – Предсказуемо. Или вы их тоже в чем‐то подозреваете?

– У меня пока нет подозреваемых, – солгал Гуров. – Я только проявил участие, – спокойно добавил он. – Кто теперь будет заботиться о них?

– Приедут Юлины родители из Аткарска. Это в Саратовской области. И поселятся наконец в ее квартире. – Жанна сделала глоток воды с лимоном. – Она давно их ждала. Без них ей казалось, что «остров» необитаем. – Она отвернулась к окну, будто это могло скрыть от Гурова болезненную гримасу ревности на ее лице.

Однако сыщик разделял ее чувство. Один из итальянских шеф‐поваров, увидевший его жену Марию на театральных подмостках, подарил ей после спектакля ключи от апартаментов в этом элитном жилом комплексе. Маша, разумеется, от такого подарка отказалась наотрез, но мужу, смеясь, рассказала о безумстве поклонника. Гуров лично ездил в ресторан Gusto на Арбате, чтобы посмотреть в глаза наглецу.

Если Юлия Юнг растила двух сыновей‐подростков и маленькую дочь на «острове», как говорили его жители, из ее окон была видна река и заповедник Москворецкого природного парка. Круговая панорама глубоких вод превращала дом в сказочную крепость, а круглосуточная охрана, состоявшая из бывших сотрудников правоохранительных органов, делала ее неприступной. Возможно, поэтому убийца напал на Юлию не у квартиры, а в подземном паркинге офисного здания, где она снимала кабинет с дорогой кофемашиной, тяжелыми креслами и классической кушеткой, обтянутой благородной шоколадной кожей, на фоне обоев с переплетенными листьями, символизирующими жизнь на картине «Помни о смерти» Фриды Кало.

Похититель увез женщину в лес, где избил железным прутом, изнасиловал и выстегал найденной веткой. Причиной смерти Юлии стали множественные черепно‐мозговые травмы. Поза, в которой убийца оставил жертву, и ветка, введенная в ее тело, говорили о желании унизить психолога. Значит, хищника связывало с ней что‐то очень личное.

– Почему именно вы опознавали Юлию в морге? – спросил Гуров.

Жанна замерла со стаканом в руке:

– Простите?.. А! Конечно. Вас интересует, почему я, а не муж?

Гуров кивнул.

– Ленька давно не в Москве.

– Но если верить соцсетям, Леонид Чешев…

При упоминании настоящей фамилии подруги Грекова вздрогнула.

– Если верить соцсетям, – она выдавила горький смешок, – Москва – это страна розовых пони, где каждого приезжего ждет успех.

– Юлия приехала из Саратова, – сказал Гуров, – и купила квартиру на зеленом острове в пятнадцати минутах от центра столицы. – По его мнению, если это не назвать успехом, тогда чем же? Сам он, коренной москвич, посвятивший всю свою жизнь почетной службе в уголовном розыске, такое жилье себе позволить не может. Даже если бы и захотел. А провинциальная девица – смогла. Впрочем, сыщику вообще несвойственно было такое чувство, как зависть. А уж теперь и человек, куда менее спокойно относящийся к чужим успехам, не смог бы ей позавидовать.

Жанна криво улыбнулась:

– Она многим жертвовала. И знала, что всю жизнь будет работать без остановки. И жить в этом городе без поддержки. С тремя детьми. Со стороны это выглядело как насмешка судьбы. За Юлькино трепетное отношение к людям, готовность понимать и прощать, которым она не могла сопротивляться. Юля была человеком системы «Чип и Дейл»: всем помочь, обогреть, накормить, напоить, баиньки уложить.

– Похоже, ей это нравилось. А в чем жертва?

– Например, в понимании, что звездный муж никогда не будет верным, любящим, преданным. Или хотя бы рядом.

– А Леонид Чешев – звезда?

– В своем роде, – продолжила она спокойнее. – Ленька – инструктор по йоге и серфингу. Почти безвылазно живет в бунгало на берегу Пуэрто-Эскондидо последние пять лет.

– Столько зарабатывает, что может себе позволить недвижимость неподалеку от самых дорогих мексиканских пляжей? – удивился полковник.

Гуров вспомнил, как был там на годовщину свадьбы с Марией. Каждый день они ходили на уединенный пляж с белым песком в живописной бухте, укрытый густым тропическим лесом от пульсировавшего в двух шагах душного центра города. Это жена придумала сбежать из Москвы в начале мая, когда волны, поднятые хищными ветрами у острых скал Пуэрто-Эскондидо, так высоки, что встать на доску решаются только опытные серфингисты.