Роковое решение - Данилова Анна

Короче, ехать было еще далеко, в сумках были такие закуски и выпивка, что просто захотелось с кем-то поделиться. И я сама, сама лично подсела к этой девице в синих колготках, чтобы предложить ей выпить. А она дремала. Увидев меня, сбросила ноги с сиденья, уставилась на меня сонным взглядом.

– Ты чего? – спросила она.

– У меня икра, красная рыба в сумке, коньяк. Может, выпьем за Новый год, за Рождество? Мы в вагоне одни. Предлагаю.

– Ну ладно…

Девица поежилась, подвигала плечами, повертела головой, как если бы у нее все тело затекло.

– Оля, – назвалась она.

– Вера, – ответила я.

– Ты откуда такая богатая, с икрой и коньяком?

– От тетки. Она на даче живет, в Жаворонках. Вот нагулялись, теперь мне пора возвращаться в Москву, на учебу.

– Понятно.

– А ты откуда? – Я спросила ее из вежливости. На самом деле мне было до фонаря, кто она такая и откуда едет.

– Тоже с дачи. Три дня расплачивалась с хозяином за комнату, которую снимаю.

Вот так, с ходу, она призналась мне в том, в каком аду ей приходится жить. Причем со всеми подробностями, от которых меня чуть не стошнило.

Эх, мне бы тогда сразу же засунуть всю закуску с бутылкой обратно в сумку да и выйти из электрички, в снег, в метель, раствориться в январском холоде! Но…

Ясно же было, что девица прошла огонь и воду, что на ее пути никогда уже не попадется дверь в другую жизнь, что все двери, которые ей уготовано было открыть судьбой, она уже открыла, возможно осталась только одна – в могилу. Вот так я подумала, когда рассмотрела ее запущенное, с прыщиками, лицо, потрескавшиеся губы, темные круги от расплывшейся туши под глазами, свалявшиеся волосы… Она забросила себя и уже не видела смысла хотя бы что-то сделать со своей внешностью. Главным для нее было на тот момент – чтобы ее не выгнали из дома. Из той самой комнатки неподалеку от Павелецкого вокзала, которую она снимала у какого-то мерзавца, продержавшего ее на своей даче целых три дня. Я даже боялась представить себе, что он там с ней делал.

Словом, мы выпили, закусили, и я так расслабилась, так разомлела, и мне было так хорошо от сознания того, что у меня-то все в полном порядке, что я сейчас приеду в Москву, и там меня будет ждать большая уютная квартира с теплой мягкой постелью, а утром я отправлюсь к Эмме Карловне, где мы будем с ней шить какие-то невероятные вещи, и она будет кормить меня бутербродами с икрой, что мне захотелось сделать счастливой и эту девчонку, Олю. А что, подумала я, моя тетка Елена теперь прочно обосновалась на своей даче в Жаворонках. У нее там огромный дом, где не то что тепло, а даже жарко в любые морозы. Но и это не главное. Сосед! Сосед, Виктор Петрович, давно подбивает к ней клинья. И моя тетка, которая постоянно твердит мне о вреде мужчин, о том, что только они и приносят проблемы и беды, вроде как сдалась или даже, может, влюбилась. Словом, Виктор Петрович теперь частый гость в ее доме. И если поначалу моя Елена как-то смущалась в моем присутствии, когда он заходил, то потом перестала, и все новогодние праздники мы проводили втроем. Пока до меня не дошло, что пора бы оставить их одних. Не понимаю, и как мне раньше не приходило это в голову? Должно быть, я поверила во все то, что тетка говорила мне про мужчин.

Как бы то ни было, но я решила вернуться домой. И тетка с трудом уже скрывала свою радость по этому поводу. Набила сумки едой и выпивкой, как если бы я была большая любительница шампанского и коньяка, дала мне с собой еще и денег и отправила, мол, поезжай, Верочка, праздники-то закончились, пора возвращаться к учебе. А у самой глаза сверкают! Ей пятьдесят пять, по мне так старуха, а все туда же. Не знаю, как буду чувствовать себя я в ее возрасте. Если доживу, конечно.

Мы вышли с Олей из электрички, пьяненькие и веселые. Помнится, я тоже ей успела рассказать, ну, чтобы как-то уравновесить ее горе с моим, о своих трудностях и душевных переживаниях. Рассказала, что давно уже сирота, что родители мои умерли рано, и меня определили в интернат, где я провела довольно много времени, пока не нарисовалась тетка. Богатая, бездетная и одинокая. Но добрая, однозначно. Что после смерти мужа, который оставил ей целое состояние, она потерялась, не знала, для чего и, главное, для кого живет. Вот и решила взять меня к себе. Да только я к тому времени уже оканчивала школу. Могла бы и пораньше меня взять, когда еще и муж был живой. Глядишь, получилась бы семья.

И тут мы с Олей с опозданием (из-за коньяка, который затуманил наши головы) поняли, что обе интернатские. Что за плечами тяжкое сиротское детство со всеми вытекающими. Словом, нашли друг друга. Подружки по несчастью. Да только мне повезло, и меня забрала тетка Елена, а вот Оля хлебнула интернат по полной. Отравилась на всю жизнь. Кто не жил в интернате, все равно не поймет. Может, конечно, и у нее со временем наладилась бы жизнь, если бы сразу после окончания парикмахерских курсов она устроилась в настоящий салон красоты, поучилась бы еще у хорошего мастера, а не попала бы в грязненькую парикмахерскую с хозяйкой-пьяницей. Все сложилось бы по-другому, если бы ей, сироте, дали бы не развалюху-квартирку, непригодную для жилья, в старом доме на окраине Москвы, а просто нормальное жилье. Но все сложилось так, как сложилось.

…Думаете, мы сразу отправились тогда, сойдя с электрички, ко мне домой? Нет. Мы на такси доехали до «Павелецкой», поднялись в комнату Оли, собрали ее вещи и, просто не сумев придумать, как насолить хозяину, что бы такого сделать, чтобы отомстить ему за то зло, которое он причинил Оле (наши фантазии крутились почему-то вокруг холодильника, который мы хотели вывести из строя), поехали ко мне. Потом, когда протрезвеем, мы поздравим себя с этим решением: если бы мы попортили его имущество, подожгли квартиру или что-то там сломали, он накатал бы заявление на Олю в полицию. Он такой, он может. И это счастье, что в своих желаниях сделать свою квартирантку заложницей, рабыней этот упырь не догадался забрать у нее паспорт.

Дома, устроившись на кухне, мы с Олей продолжили наше пиршество. Время от времени она вдруг задавала мне один и тот же вопрос, словно у нее были серьезные проблемы с памятью:

– Ты серьезно разрешила мне пожить у тебя?

– Да-да! – весело отвечала я, гордясь своим решением заделаться хоть раз в жизни благотворительницей. – Живи, пока не встанешь на ноги и не начнешь зарабатывать столько, чтобы снять себе приличное жилье.

– А как же твоя тетка?

– Я же говорила тебе, что она теперь постоянно проживает на даче. А если увидит тебя здесь, то я скажу ей, что ты моя подружка и просто у меня гостишь. Делов-то! Она не будет против. Говорю же – она добрая.

Выйдя с пожитками Оли на мороз, мы снова сели в такси, которое я вызвала заранее, и помчались уже по ночной Москве в центр. Надо было видеть выражение лица водителя, когда он, заталкивая огромную клетчатую китайскую рыхлую сумку в багажник его автомобиля премиум-класса, переспросил нас:

– На Арбат?

– Да-да, на Арбат, – подтвердила я, не переставая радоваться тому, что вот уже второй год я называю адрес теткиной квартиры с нескрываемой гордостью.

Мы расположились с Олей на заднем сиденье, и она, как только машина тронулась с места, тоже переспросила меня:

– Ты живешь на Арбате?

– Ну да, – шепотом ответила я. – А я тебе разве не говорила?

То ли еще будет, думала я, представляя себе лицо Оли, когда мы войдем в наш дом, когда сонная консьержка вежливо поздоровается со мной «здравствуйте, Верочка!», когда мы поднимемся на третий этаж и Оля увидит нашу пятикомнатную квартиру. Да ее Кондратий хватит, когда я запущу ее в ванную комнату с ванной на золотых лапах. А я это обязательно сделаю!

Дома она словно протрезвела. Ходила с открытым ртом и рассматривала комнаты, ванную, кухню. Можно только догадываться, о чем она думала и как мне завидовала. Но я-то пригласила ее совсем для другого, я же хотела ей просто помочь, а не задавить роскошью. И разве могла я тогда предположить, как ее переклинит…