Хороший, плохой, неуловимый - Макеев Алексей Викторович

Тот грустно улыбнулся:

– Юля не приносила работу домой. Все, что я знаю, – она знакома с героем много лет. И, кажется, опасалась его.

– Почему?

Чешев пожал плечами:

– Юля ненавидела жару. И только под страхом смертной казни… – Он осекся, осознав буквальность этого выражения. – Без весомых причин… никогда бы не решилась приехать ко мне.

Прощаясь с Лизой в зале «Нейротраура», Глеб Озеркин вспоминал, как одиннадцатого мая подарил ей помолвочное кольцо, будто наколдованное специально для нее мастерами итальянского ювелирного дома Giampiero Bodino. Неоновый южноамериканский турмалин параиба сиял среди белого золота и искрящейся россыпи бриллиантов. Его выпуклая огранка кабошон заставила восхищенную девушку замереть, долго любуясь мистической глубиной самоцвета.

– Никогда не думала, что мне понравится подобный предмет, – смущенно улыбнулась она.

– Символ устаревших обязательств? Института брака, который изживает себя? – Глеб хорошо знал Папку и ее отношение к свадьбе как началу конца любви.

– Да. Прости…

– Я выбирал не символ «в богатстве и бедности», а украшение под цвет твоих мягких волос. – Он прикоснулся к одной из синих прядей, заправленных Лизой за ухо. После тугой прически ее волосы были волнистыми и пушистыми, как у ребенка.

– Как у героини «Бесконечного сияния чистого разума». Я твоя взбалмошная Клементина?

– Ты девушка, с которой я готов делать снежных ангелов, когда Волга замерзнет. Хоть это и полный идиотизм. И я хочу жениться на тебе, потому что без тебя это буду не я.

Она рассмеялась:

– Озеркин, так уговаривать можешь только ты!

– Колтова! На такое предложение согласишься только ты! Возьми меня в мужья, пожалуйста! Я обещаю шутить поменьше и хорошо себя вести.

Она прижалась к нему:

– Не верю ни единому слову! Но давай так. Найдем убийцу Соляйникова – и пойдем в ЗАГС.

– Кто свидетели?

– Гуров и Крячко.

– Оригинально. Особенно свидетельница. И ты уверена, что важняки‐оперативники снизойдут до свадьбы каких‐то там провинциальных экспертов? – с легкой ехидцей добавил он. Впрочем, Глеб понимал, что и Гуров, и Крячко симпатизировали их команде и они со столичными сыскарями неплохо сработались. Только где им взять время, чтобы приехать на свадьбу – не друзей, не родственников, просто знакомых и коллег – за семь с лишним сотен километров?

– Тогда Паша и Ангелина? – согласилась с его доводами Лиза.

– Договорились. Лишь бы твоя подруга не превратила нашу свадьбу в похороны.

– А что? Отличная идея! Двойняшки Береговы ей помогут!

– Боже! На ком я женюсь? Колтова, отдай кольцо!

– Жадина!

– Передам это качество детям. Родишь мне футбольную команду жадин?

– Возьми кольцо!

Холод руки словно выгнал его из прошлого. Кольца на руке любимой уже не было. Преступник обокрал ее перед смертью, отнял символ будущей жизни Лизы и Глеба, отобрал все, о чем те мечтали. Словно сотворил таинственную связь между ними тремя. И Озеркин верил, что она приведет его к убийце, как три дня назад к мертвой Лизе. Нужно было только снова начинать думать не как жертва, а как охотник. Ученик легендарного Льва Гурова. Сыщик.

Зачем убийца забрал кольцо и серьги Лизы? Ради наживы? Скорее как трофей. Значит, где‐то должны быть еще жертвы, ограбленные и убитые таким способом.

Зачем он унес одежду жертвы? Уничтожил ли он, например, ее любимую толстовку с героиней «Метода», чтобы избавиться от следов своей крови? Лиза наверняка ранила его, когда сопротивлялась. Или он из тех, кто читает книги по криминалистике и боится, что мы найдем его сперму, сделаем анализ потожировых следов? Возможно. Но дорогое кольцо у него рука не поднимется выкинуть. Наверняка это трофей, который будет напоминать об убийстве – моменте, ради которого он живет.

Скорее всего, кольцо станет реликвией его семьи, будет торжественно подарено жене. Его в виде исключения разрешат примерить восхищенной дочке. И, глядя на них в этой обновке или исполняя супружеский долг, маньяк будет с новой остротой переживать мгновения своего всевластия, утверждения себя в вожделенной роли мучителя, чтобы изменить пережитый много лет в роли жертвы аналогичный ритуал насилия. Так кольцо Папки станет для ее убийцы символом триумфа, артефактом, вызывающим воспоминание о наивысшем наслаждении сексуального садиста – оргазме на фоне мучительного угасания покоренной жертвы. «Что ж, – зло решил Глеб, – полюбуйся красивыми вещами напоследок. Благодаря моим подаркам, серьгам и помолвочному кольцу я тебя найду. И убью».

Дверь в квартиру на седьмом этаже жилого дома издательства «Известия» на Кутузовском проспекте Гурову открыл хозяин. В жизни Станислав Стулов выглядел даже лучше, чем на фото. Комплект в стиле «старые деньги»: белая рубашка поло, бежевые льняные брюки и молочно‐серые мокасины – дополнял его внешность молодого Печорина.

– Вы легендарный Лев Гуров? – хмыкнул он, оглядев гостя. – И что стало поводом для вашего визита?

– Так и есть. Хочу побеседовать с вами об убийстве психолога Юлии Юнг, которую вы посещали на протяжении года.

– Разочаровали. Я уж обрадовался, что убили отца. И подозревают меня. – Он прошел в гостиную и налил себе виски. – Догоняйте!

Вскоре он плюхнулся в клетчатое кресло напротив Гурова:

– Прошу меня извинить. Уже утро, а я еще не пьян. Так что вы хотели? А! Юлия… Как психолог она была хороша.

– Говорят, у вас большой опыт в терапии.

– Достаточный, чтобы всех этих паразитов оценить.

Гуров поднял бровь.

– Да все просто! – с готовностью заявил Стулов. – Они – психологи, я имею в виду – делятся на три группы. Честные трудяги. Эти имеют базовое образование и нарабатывают опыт вечностью консультаций. Устают, эмоционально выгорают, сами сидят на антидепрессантах и выносят мозг своему супервайзеру в стиле: «Как же меня достали клиенты! Они считают меня помойным ведром для слива негативных эмоций. Я им говорю духовно расти, а они все варятся в своем болоте, все с теми же абьюзерами, все в той же роли жертвы… И весь этот бла‐бла‐бла‐бред». Вторые – выскочки из trust-fund baby. Посмотрели когда‐то «Окончательный анализ» с Ричардом Гиром и возомнили себя профи в поиске сексапильного краша из той социальной среды. У таких вся стена увешана сертификатами оклахомских вузов, в руках – записная книжка и перьевая ручка от Parker, на ногах – дорогие туфли. А в целом они дешевки. Готовы обои с клиентами выбирать, лишь бы подсадить на себя. – От сыщика не укрылась проступившая в этих словах брезгливость. – Дети нарциссов – их вечный хлеб. Такие за малейшее проявление ласки на все готовы. – Стулов сделал большой глоток. – Ну, и, наконец, глыбы.

– Как Толстой?

– Не меньше. Ими движет чутье. Они продолжают учиться, а клиентов исследуют. У них своя жизненная философия, в том числе это касается отношений с пациентами. Могут и отказаться от встреч, – молодой человек хмыкнул, – если начнешь хаметь.

– Юлия была из таких?

– Так точно, товарищ капитан!

– Полковник.

– Не важно.

– Еще как важно. Особенно когда мы обсуждаем, не реализовали ли вы, убивая понравившегося вам психолога, свои сексуальные и садистские фантазии относительно женщин постарше, Станислав Родионович. Как поживает коллекция сумочек вашей покойной бабушки на антресолях? Не пополнилась ли она сумкой Чешевой?

Ни один мускул не дрогнул на лице Стулова. Из чего Гуров сделал вывод, что тот не раз вступал в конфронтацию со своим всесильным отцом. Пенсионеры МВД помнили, как Родиона Брониславовича подозревали в расправе над любовницей старшего отпрыска. Смазливая фаворитка была найдена в одной из бурных рек в горах Сочи. Романтическую поездку молодых людей в отель неподалеку, как выяснилось накануне, Стулов‐старший неожиданно для себя оплатил.

– Мои фантазии вас касаются только как аргумент в пользу невиновности. Будь я убийцей, виктимология была бы другая. – Юноша мечтательно закатил глаза. – Сколько бы старух, похожих на воспитавшую моего отца, полегло! И потом, у Юлии, насколько я знаю от Жанны, сумка на месте. Никогда не привлекавший меня, кстати, банальный Louis Vuitton. Похититель забрал на память серьгу, так?