Хрустальная сказка - Рейн Макс

Теперь она слушала его внимательно. Лицо ее преобразилось – в глазах появился живой интерес, на бледных щеках выступил слабый румянец.

– А можно и мне попробовать? – тихо спросила она. – Хуже все равно уже не будет.

Антуан замялся.

– К сожалению, у меня нет лицензии проводить подобные эксперименты на людях. Это незаконно…

– А я никому не скажу, – перебила она. Теперь в ее глазах стояла мольба. – Понимаете, если меня прооперируют, то превратят в… – голос её дрогнул. Тень снова упала на её лицо. – Да вы, кажется, и сами все знаете. Вы поэтому здесь? – прошептала она.

Антуан не ответил. Возможность опробовать свой метод на настоящем пациенте взволновала его до озноба.

– Я буду приходить к вам по вечерам, – после недолгой паузы сказал он. – Только с одним условием. – Он снова машинально поправил свои очки. – Вы должны верить в свое исцеление.

Она пристально посмотрела на него, и в этом взгляде Антуан прочитал согласие. Он понимал, что для этой отчаявшейся женщины он олицетворяет надежду, тогда как от ее лечащего врача веяло печалью безнадежности.

– Я верю, – пересохшим ртом прошептала она, глаза ее загорелись необыкновенным светом…

Снизу загромыхала музыка, грубо возвращая Антуана в настоящее. «Только не это», – вскипел он, вскакивая с дивана. Отыскав в кладовке старую деревянную швабру, он вернулся в комнату и резко постучал по полу. Звук немного уменьшился, но продолжал упрямо пульсировать внизу.

– Ну, хоть так, – пробурчал Антуан себе под нос, тяжело вздыхая.

Швабру он не убрал – положил рядом, угрюмо подумав: «Еще пригодится», и снова погрузился в воспоминания.

***

Полумрак комнаты размывал очертания мебели. Лексус в возбуждении мерил пространство шагами, нервно потирая влажные ладони. Тени плясали по стенам в такт его движениям. Очередной резкий поворот – и острый угол стола впился в бедро.

– Чёрт! – Лексус зашипел от боли, потирая ушибленное место. – Что за хренотень такая, вот не прёт и всё!

Усталость навалилась внезапно, будто выключили рубильник. Лексус тяжело опустился в кресло, и оно отозвалось тихим скрипом. Он снова пробежал глазами комментарии на мониторе: «И пощупаешь – мокро, и понюхаешь – дерьмо», «Лексус – это даже не дерьмо, а куда хуже», «Эй, парень, не можешь, не мучай…»

Каждое слово впивалось иглой. Лексус достал пачку, щелкнул зажигалкой. Кончик сигареты оранжево вспыхнул, и сизый дым медленно поплыл по комнате, смешиваясь с горечью разочарования. За окном моросил дождь, отбивая ритм на подоконнике, словно насмехаясь над неудачной мелодией Лексуса.

«Даже первый сингл не получил столько критики. А ведь он был гораздо хуже», —думал Лексус, глядя на экран сквозь завесу дыма. Этот же ему самому нравился. Зажигалка. Настоящий хит. Тот, что должен был зацепить, взорвать, покорить. «Но почему он не зажег их? Причем, всех… Здесь что-то не так».

Пальцы забегали по клавиатуре, судорожно ища хоть один положительный отзыв среди моря яда. Таковых оказалось несколько: два от приятелей, один от Фрейи и пять, написанных самим Лексусом с фейковых аккаунтов. По сути – ни одного настоящего. Осознание будто ударило под дых, вызвав тошноту.

«Мюзикнациональ» – крупнейшая платформа для начинающих музыкантов. Трамплин на большую сцену. Миллионы подписчиков, крутая музыка. Покорить эту вершину – таков был план. Но что-то пошло не так. Лексуса будто гнали оттуда, безжалостно и с презрением.

Под потолком плавал дым уже второй сигареты, когда Лексус решился снова перечитать комментарии. Закономерность проступила отчетливо – одни и те же пользователи, одни и те же ядовитые фразы. И самый коварный из них – некий «Тор». Внезапная догадка вспыхнула в сознании, яркая и беспощадная: «Эта кучка сговорилась. Они хотят, чтобы я не случился».

Лексус встал и подошел к окну, за которым чернела темнота. Стекло отразило его силуэт – сутулые плечи, растрепанные волосы.

«Почему я?» – Лексус машинально потёр виски, пытаясь унять пульсирующую боль. В голове всплыла статья из школьного учебника психологии: жертвами травли обычно становятся те, кто не уверен в себе, кто слишком остро реагирует на происходящее, кто носит в себе страхи и комплексы. Тор и его компания выбрали именно его. Осознание ударило, словно пощёчина: «Неужели они каким-то образом разглядели мою неуверенность? Заметили, как я цепенею перед выходом на сцену в баре? Как теряюсь под взглядами посетителей, как иногда срывается голос на первых нотах?» Эта мысль оказалась больнее любых насмешек.

Дрожащими пальцами Лексус вытащил новую сигарету. Огонёк зажигалки на мгновение ослепил его. Затяжка. Горький дым заполнил лёгкие. Закрыв глаза, Лексус тут же, как на экране, увидел лица – усмешки, высокомерные взгляды, бурное, пьянящее наслаждение, с которым они раздирали его на части. Холодный пот выступил на лбу. Волны ненависти накрыли Лексуса с головой. Хотелось орать, крушить всё вокруг, выплеснуть весь свой гнев и разочарование. Он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Злость клокотала внутри, нарастая с каждым ударом сердца. Он ненавидел их всех вместе и каждого по отдельности, и желал им смерти.

***

С тех пор Антуан стал частым гостем в палате фру Юзефсон. Его визиты длились всего несколько минут, но они будто приносили с собой дыхание жизни – глаза пациентки начинали светиться, излучая радость. Присаживаясь на краешек её постели, он и сам не мог сдержать улыбку – терапия творила чудеса. Пациентка постепенно выздоравливала, становясь его личным триумфом.

Результаты превзошли все ожидания – после трёх месяцев химиотерапии опухоль уменьшилась вдвое. Состояние настолько улучшилось, что фру Юзефсон отпустили домой. Лечащий врач всё более настойчиво рекомендовал операцию, но его слова разбивались о невидимую стену. Теперь для фру Юзефсон существовал только один доктор – Антуан.

А тот размышлял, разглядывая свежие снимки: «Ещё рано. Опухоль всё ещё слишком велика. Нужно дождаться следующего курса химиотерапии в сентябре, и только тогда можно будет всерьёз говорить об операции». Его глаза возбуждённо блестели в предвкушении успеха.

Появление Антуана в палате фру Юзефсон в тот первый день их знакомства не было случайностью. Накануне он краем уха уловил разговор двух врачей о критическом состоянии этой пациентки. Улучив момент, Антуан проскользнул в ординаторскую и, убедившись, что в комнате никого нет, сфотографировал историю болезни. Молодым учёным разрешалось изучать медицинские карты в научных целях, и он часто этим пользовался, обсуждая пациентов с врачами, но на этот раз у него был совершенно иной замысел.

Всю ночь Антуан провёл над историей болезни, а к рассвету уже подготовил специальную подборку музыки и звуков для лечения. Уверенность в успехе подкреплялась безупречными результатами экспериментов на грызунах. Оставалось самое сложное – убедить саму пациентку, причём так, чтобы она не выдала его руководству.

Фру Юзефсон шла на поправку. Теперь музыка стала неотъемлемой частью жизни этой женщины. Антуан ликовал. Он неустанно подбирал и тестировал новые композиции на крысах, опасаясь возможного эффекта привыкания.

Действовал он с предельной осторожностью, выверяя каждый шаг. Распределил визиты между пациентами, чтобы не вызывать подозрений. Никаких звонков, сообщений или контактов в социальных сетях – только личные встречи. Единственной уликой оставались материалы на флешке: записанные на телефон короткие разговоры, фотографии анализов, заключения врачей и его собственные наблюдения.

И только теперь, после публичных обвинений Ингерман, Антуана внезапно посетила тревожная мысль: «Что, если фру Юзефсон рассказала кому-то обо мне? Может быть, в порыве радости она поделилась информацией о чудо-методе и упомянула моё имя?»

Нервно расхаживая по комнате, он вспоминал её посетителей. «Нет, она почти всегда была одна. Замкнутая женщина, которую, казалось, ничто не интересовало, кроме лечения… и дочери!» Антуан застыл посреди комнаты. Конечно! Именно дочери она могла всё рассказать – о странном молодом человеке, о необычном лечении, о музыке… При этой догадке Антуан похолодел. Если дочь знает, значит, она может его выдать руководству больницы, и тогда его судьба окажется в их руках. Сердце тревожно заколотилось, отдаваясь гулким звоном в ушах.