Чащоба - Лорен Нина

Я никогда не встречалась с Мари Фортье. К тому времени, когда я стала достаточно взрослой, чтобы помнить лица окружающих, она уже жила затворницей в своем доме у реки и редко покидала его. Я знаю мать Мишель Фортье лишь по старым фотографиям из интернета, которые удалось отыскать в ходе журналистского расследования, поэтому не жду, что смогу заметить, насколько она переменилась за прошедшие годы. И все же вид хрупкой старушки в инвалидной коляске пугает меня. Я делаю пару робких шагов ей навстречу. Поначалу Мари как будто не замечает меня, а затем неожиданно поднимает глаза. Глубоко посаженные от природы, сейчас они и вовсе утонули в черепе. Глазные яблоки медленно движутся под тонкими бумажными веками. Ей перевалило за восемьдесят, напоминаю я себе.

Старушка неторопливо помаргивает, продолжая смотреть на меня. Я начинаю нервничать: в любой момент она может указать на меня пальцем и закричать: «Самозванка!» И медсестра вышвырнет обманщицу за порог. Но затем я вспоминаю, что Мари не узнала бы меня, даже если бы выдумка о нашем знакомстве оказалась чистой правдой. И успокаиваюсь: бояться нечего.

Однако, когда Мари фиксирует на мне рассеянный взгляд, выражение ее лица внезапно меняется. Она вскидывает подбородок. Когда-то в молодости эта женщина была невероятно красива – миниатюрная брюнетка с осиной талией, которую особенно подчеркивали модные платья пятидесятых, которые она носила в то время. В короткий миг, когда лицо Мари Фортье приобретает осмысленное выражение, я отчетливо вижу ту молодую женщину из прошлого, что пугает ничуть не меньше, чем отсутствующее выражение на лице старухи.

– Мари, – прерывает мои наблюдения медсестра.

Я невольно вздрагиваю, почти позабыв о ее присутствии. Вероятно, оживление, промелькнувшее на лице пациентки, внушило ей надежду.

– Посмотрите-ка, кто к вам пришел! Это… – Сестра неловко замолкает, понимая, что я так и не представилась.

– Я знаю, кто это, – перебивает Мари. Голос у нее звучит на удивление молодо и мелодично, никакого старушечьего хриплого карканья. – Лора! Это же юная Лора. Надо же, как ты выросла!

Мы с медсестрой переглядываемся.

Мари взмахивает рукой, подзывая меня поближе. Пальцы у нее костлявые и узловатые, но ногти аккуратно подстрижены до красивой миндалевидной формы и покрыты лаком цвета розового зефира. На руках сверкают золотые кольца.

Я нерешительно делаю еще несколько шагов вперед.

– Тебе гораздо больше идет твой натуральный каштановый оттенок, – властным тоном объявляет Мари. – Лора, я так рада видеть тебя! Передавай от меня привет родителям.

Великолепно. Все складывается просто великолепно.

– Мари, – начинаю я, сама не зная, что скажу дальше.

«Мари, я не моя мама. Мои дедушка с бабушкой умерли больше тридцати лет назад. А юная Лора превратилась в алкоголичку средних лет. Скажите, пожалуйста, что на самом деле случилось с Мишель?»

Вряд ли такой разговор возможен, поэтому я просто замолкаю.

– Чудесно, что ты заглянула ко мне, – медленно произносит Мари. Ее взор вновь затуманивается, улыбка гаснет, и она уплывает в свой неведомый мир. – Чудесно. Я хотела сказать, что мне очень жаль. Надеюсь, ты простишь меня.

Едва не поперхнувшись, я чувствую устремленный на меня озадаченный взгляд медсестры.

– Конечно, – наконец выдавливаю я, кося уголком глаза на стоящую рядом женщину в медицинской форме. Та сияет и одобрительно покачивает головой. Но Мари, кажется, больше не слышит меня. Ее подбородок падает на грудь, тонкие веки с голубыми прожилками опускаются, и она окончательно тонет в тумане собственного разума.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – раздается у меня над ухом голос медсестры.

Я согласно киваю.

– Похоже, она была рада вашему визиту, – добавляет женщина, когда мы проходим через автоматические двери и направляемся обратно в вестибюль.

Меня бросает в пот. Я вся взмокла под толстовкой и курткой, будто только что пробежала марафон.

– Я ведь говорила, такая милая пожилая леди, – не унимается медицинская сестра.

– Да-да, – эхом отвечаю я. – Очень милая.

– Могу еще чем-то помочь?

Я стряхиваю оцепенение, заставляя себя вернуться к реальности.

– Возможно. Я знаю, что Пьер Бергман тоже находится у вас. Во всяком случае, мне так сказали. Когда-то мы были дружны с его внуком…

К моему величайшему удивлению, приветливое выражение на лице женщины сменяется непроницаемой маской, словно кто-то повернул невидимый тумблер. В воздухе повисает напряженная пауза.

– Извините, – подчеркнуто холодным тоном произносит она, и я вновь вижу направленный в пространство остекленевший взгляд, точь-в-точь как у дежурной в вестибюле, – но семья мистера Бергмана просила не пускать к нему посетителей.

Глава 9

Мари и Гаэтан Фортье были уважаемыми жителями города.

Сама по себе фраза выглядит клише, но если вы спросите любого обитателя Марли, что они думают о семействе Фортье, то услышите именно эти слова. В 1979 году столь почетный статус означал, что Фортье – крупные землевладельцы и держат большую молочную ферму, приносящую солидный доход. Для работы в своем обширном хозяйстве Гаэтан нанимал людей в Марли и окрестных городках. Он построил дом, который по сегодняшним меркам кажется довольно скромным, но в те времена считался роскошным и вычурным – модный двухэтажный особняк с видом на реку и лес. Но что в гораздо большей степени способствовало закреплению звания «уважаемый житель города», так это небывалая щедрость четы Фортье, когда дело касалось пожертвований в фонд местной церкви, школы и городского культурного центра. Также они с гордостью спонсировали ежегодный выпускной бал старшеклассников.

Однако следует помнить и об одной негласной традиции, распространенной у нас в Квебеке: обитатели провинции с подозрением относятся к богатым и успешным. Фортье, возможно, и сумели купить уважение сограждан или некое его подобие, но им так и не удалось завоевать их подлинную любовь. Поместье на окраине города, вдали от всех, и наряды, в которых Мари щеголяла в церкви по воскресным дням, и новейшая модель автомобиля, на котором разъезжало семейство, – все эти вещи превращали супругов в чужаков, а проявление невиданной щедрости лишь подогревало недоверие и подстегивало слухи. Поэтому, хотя чета Фортье и оказывалась в центре внимания на любом городском собрании или празднике, мало кого в Марли они могли бы назвать друзьями.

Несомненно, для Мари, уроженки Квебек-Сити, вышедшей замуж за Гаэтана Фортье, когда ей было уже далеко за двадцать, жизнь в провинции оказалась непростым испытанием. На нескольких сохранившихся фотографиях тех времен мы видим сияющую молодую женщину с очаровательной улыбкой, всегда одетую с иголочки; красивые темные волосы уложены в изящную прическу с обязательным для модниц пятидесятых годов высоким начесом. Мари была светской пташкой, жаждущей если не признания, то, по крайней мере, дружеского общения. А все, что она получала в Марли, – холодно-вежливые улыбки в лицо и перешептывания за спиной.

С рождением Мишель, когда Мари было чуть больше тридцати, ситуация как будто наладилась. Молодая женщина, всегда мечтавшая иметь детей, получила наконец возможность прикоснуться к той части общественной жизни, которая раньше была ей недоступна: Мари с головой погрузилась в организацию бесконечных школьных мероприятий и пожертвовала крупную сумму на строительство нового спортзала для городской школы. Мишель стала маленьким лучиком света для всех: сверстники тянулись к ней, а заодно и их родители стали с большей симпатией относиться к Мари и Гаэтану Фортье. Роскошный дом, одиноко стоявший в излучине реки, наполнился жизнью и смехом.

По крайней мере, так было первые несколько лет. Когда же Мишель исполнилось восемь, Фортье внезапно охладели к участию в жизни города. Пожертвования также заметно сократились. Наиболее вероятной причиной стали проблемы, с которыми столкнулся глава семейства: некогда процветающее хозяйство оказалось на грани банкротства. Звезда Фортье начала клониться к закату. Дела шли все хуже и хуже, а после исчезновения Мишель покатились под гору с головокружительной скоростью. Неудачные финансовые вложения, неурожай, плохая погода, болезнь, поразившая скот в самый неподходящий момент, – все вместе эти напасти превратились в подлинную катастрофу. В настоящее время бо́льшая часть угодий, некогда принадлежавших Фортье, распродана. Молочной фермы уже не существует, а поля, где прежде выращивали различные сорта пшеницы, засеяны в основном соей и кукурузой – менее капризными и приносящими больший доход культурами. И лишь особняк по-прежнему принадлежит вдове Гаэтана Фортье. У Мари, насколько мне известно, нет ни родственников, ни иных потенциальных наследников. Кому отойдет просторный, похожий на призрак дом с его толстыми стенами из красно-коричневого кирпича и причудливыми линиями фасада, остается только гадать.