Я. Тебя. Сломаю - Дашкова Ольга

Моя комната, укрытая от суеты дома, была моей крепостью от внешнего мира. Здесь пахло лавандой – я настояла, чтобы слуги ставили сушеные ветки в глиняной вазе. А еще старыми книгами, которые я привезла из Москвы.

Упала на кровать, застеленную шелковым покрывалом с вышитыми гранатами, и потянулась за телефоном. Экран засветился, отгоняя мрак, который пытался заползти в мои мысли.

Сообщения от подруг из Москвы сыпались, как дождь в апреле.

Катя прислала фото из кафе на Тверской, где мы когда-то пили латте до утра, споря о жизни.

«Софа, возвращайся, без тебя скучно!» – писала она, добавив смайлик с кофе.

Я улыбнулась, чувствуя, как теплая волна ностальгии смывает раздражение. В России я была Софией – моим вторым именем, которое звучало легче, свободнее, без груза традиций.

Следующее сообщение было от Дмитрия, моего куратора в университете. Его слова были короткими, но от них в груди потеплело: «София, место в ординатуре за тобой. Ждем тебя в сентябре. Не задерживайся в этом пекле».

Перечитала строчки, и уголки губ дрогнули. Дмитрий. Мы пока не встречались лично – только переписка и звонки по учебе, – но его вера в меня была удивительной. Закрыла глаза, представляя холодный московский воздух, запах мокрого асфальта и свободу, которую я там чувствовала.

Здесь, в Стамбуле, все это казалось сном.

Начала печатать ответ, но дверь распахнулась с такой силой, что задрожали стеклянные подвески на люстре. Мачеха ворвалась, как буря, ее глаза сверкали яростью, голос был резким, как звон медных тарелок на базаре.

– Элиф, немедленно вставай! – рявкнула она на турецком, ее слова сыпались, как камни. – Ты что, оглохла? Тебя зовут вниз! Это приказ твоего отца!

Медленно подняла голову, глядя на нее с холодным презрением. Айше, с ее идеально уложенным платком и платьем, расшитым серебряной нитью, выглядела как статуя из музея – красивая, но пустая.

– Я не твоя служанка, Айше, – ответила, намеренно растягивая слова. – И не одна из твоих дочерей. Что за спешка?

Ее лицо покраснело, как гранат. Она шагнула ближе, тыча пальцем в мою сторону.

– Не смей дерзить! Твой отец просил, и ты пойдешь. Сейчас же! – Она перешла на крик, ее турецкий был пропитан злостью. – Ты позоришь нас, сидя тут, как дикарка!

Сжала телефон так, что костяшки побелели. Хотелось швырнуть его в нее, но вместо этого я встала, отбросив волосы с лица.

– Просил отец? – переспросила, прищурившись. – Или это твой спектакль, Айше? Что там внизу? Еще один богатый покупатель для Лейлы?

Она задохнулась от возмущения, но не ответила, лишь развернулась и бросила через плечо:

– Идем. И держи свой язык за зубами. Лучше вообще молчи.

Надела сандалии, чувствуя, как ярость пульсирует в висках. Идти не хотелось – все во мне кричало, чтобы остаться, запереть дверь и забыть об этом доме. Но отец… Его просьба была цепью, которую я не могла разорвать.

Ради него я здесь. Ради него я терплю. Поправила платье – простое, льняное, без вычурных узоров, которое я выбрала назло Айше, – и пошла за ней, а мои шаги гулко отдавались по мраморному полу.

Мы спустились во внутренний дворик, где солнце уже клонилось к закату, окрашивая мозаику в цвета шафрана и индиго. Стол был накрыт, как для султанского пира: серебряные блюда с инжиром и миндалем, чай в стеклянных стаканчиках с золотыми ободками, аромат кардамона и розовой воды.

Амир сидел во главе, его фигура выделялась, как тень ястреба на фоне неба. Лейла сидела рядом с Айше, ее лицо было бледным, как лепестки магнолии, а глаза опущены. Я остановилась на пороге, чувствуя, как воздух стал густым, как сироп.

Было желание развернуться, уйти, сбежать – все равно куда, лишь бы подальше от этого мужчины, чье присутствие наполняло все вокруг угрозой. Но уйти значило показать слабость. А я, не из тех, кто бежит.

– Элиф, подойди, дочка, – голос отца хриплый, но в нем была твердость, которой я не ожидала.

Он сидел напротив Амира, его руки дрожали, но взгляд был прикован ко мне. Шагнула вперед, чувствуя, как взгляды всех – слуг, Айше, Лейлы, Амира, его охраны, что стояла вдоль стен – впиваются в меня, как иглы.

Села, не глядя на Амира, но чувствуя его присутствие, как жар от углей. Отец кашлянул, прикрыв рот платком, начал говорить, его голос дрожал, но набирал силу с каждым словом.

– Элиф, – в тоне была тяжесть, от которой у меня сжалось сердце. – Сегодня день, который изменит нашу семью. Я болен, ты знаешь. Я не могу больше нести этот груз. Наш дом, наше имя, наше будущее – все висит на волоске. Амир Ахметоглу Демир… – он сделал паузу, кашель снова разорвал его слова, – человек, который может это спасти, спасти нас всех.

Я замерла, чувствуя, как кровь стынет в венах.

Спасти? Что он несет? Я бросила взгляд на Амира, но тот молчал, его лицо было непроницаемым, как мраморная плита. Только глаза – темные, глубокие – следили за мной, как за добычей, которая уже попала в ловушку.

– Он пришел не за Лейлой, – продолжил отец, его слова упали, как камни в воду, разрывая тишину. – Он выбрал тебя, Элиф. Тебя. Амир хочет, чтобы ты стала его женой.

Мир вокруг меня сжался до точки.

Я смотрела на отца, на его усталое лицо, на его дрожащие руки, и не могла поверить. Меня? Это шутка?

Перевела взгляд на Амира, ожидая увидеть насмешку, но он был неподвижен, как статуя, только уголок рта чуть дрогнул, будто он знал, что я сейчас взорвусь.

– Элиф, послушай, – отец наклонился ближе, заговорил тише, но в голосе была уверенность. – Ты всегда была сильной. Слишком сильной. Ты думаешь, что можешь бороться с миром, но этот мир не такой, как твоя Москва. Здесь другие правила. Амир – не просто человек. Он – сила, которая держит этот город. Его слово – закон. Его защита – наше спасение. Я не прошу тебя любить его. Я прошу тебя спасти нас. Меня. Своих сестер, . Наш дом. Ты – моя дочь, моя кровь, и я знаю, что ты не подведешь. Ты никогда не подводила. Но сейчас… сейчас ты должна понять, что твоя свобода – это цена за наше будущее, за наши жизни . Амир выбрал тебя, потому что увидел в тебе то, чего нет в других. Сделай это, Элиф, не ради любви. Ради долга.

Я не могла дышать. Каждое его слово было как удар.

Долг? Спасение? Жизни? Что происходит?

Они продавали меня, как товар на Капалы Чарши, и никто не спросил, чего хочу я. Моя свобода? Моя жизнь?

Я посмотрела на Лейлу – она сидела, сжавшись, ее глаза блестели от слез. Айше смотрела на меня с холодным торжеством, как будто наконец-то поставила меня на место. Амир молчал, его взгляд был тяжелым, но в нем не было насмешки – только ожидание, как будто он ждал, что я скажу.

Открыла рот, но слова застряли.

Хотела кричать, бить посуду, выплеснуть чай ему в лицо, но вместо этого я сидела, сжимая кулаки под столом. Моя русская кровь требовала бунта, но турецкая половина сердца шептала о долге.

Отец смотрел на меня, и в его глазах была мольба. Он умирал. Я знала это. И он просил меня не ради себя, а ради Лейлы, сестер которым еще нет и 17 лет, ради дома, ради всего, что у нас осталось.

– Ты не спросил меня, – наконец выдохнула, мой голос был тихим, но в нем звенела сталь. – Никто не спросил, чего хочу я.

Отец опустил голову, его плечи поникли. Амир чуть наклонился вперед, и я почувствовала, как его взгляд снова поймал меня, как сеть. Он не сказал ни слова, но его молчание было громче любых речей.

Встала, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Дворик, с его ароматами роз и кардамона, казался теперь удушающим. Я не могла здесь оставаться. Но и уйти, как трус, я тоже не могла.

Посмотрела на Амира, прямо в его черные глаза, и сказала, тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось в него, как нож:

– Если ты думаешь, что можешь купить меня, как этот дом, ты ошибаешься. Я не твоя. И никогда не буду.

Развернулась и пошла прочь, чувствуя, как взгляды всех присутствующих жгут спину. Но внутри я знала: это не конец. Это только начало. Игра, которую начал Амир, была опасной, но я не собиралась проигрывать.