Наследие души - Холмс Е. е.

– Не двигайся, милая. Думаю, ты довольно сильно ударилась головой о подоконник. Просто посиди минутку, я мигом вернусь.

Должно быть, вид у меня был испуганный, потому что она добавила:

– Не тревожься из-за деда, он уже успокоился. Просто не прикасайся к нему.

Я села на пол и закрыла глаза, пытаясь восстановить душевное равновесие. Дедушка больше никак не реагировал на мое присутствие. Единственным видимым свидетельством его недавнего припадка было вновь появившееся озабоченное выражение лица и слезы, которые все еще блестели на щеках, отражая солнечный свет.

Вскоре Карен вернулась в сопровождении медсестры из регистратуры. Прежнее веселье на лице той сменилось выражением материнской заботы, когда она склонилась над дедушкой и в ее руке, обтянутой белой перчаткой, сверкнул шприц. На мгновение она заслонила собой деда, и когда он появился в поле зрения, лицо его просветлело и снова выражало нетерпеливое ожидание, как и в момент нашей встречи.

Карен принесла мне холодный компресс, и я сидела, прижимая его к затылку, пока не почувствовала себя увереннее. Затем она помогла мне подняться на ноги и повела вниз по лестнице, даже не оглянувшись на старика в кресле. Она вывела меня на крыльцо, где усадила в кресло-качалку.

– Просто подожди здесь, пока я подпишу кое-какие бумаги, а потом мы поедем домой, – сказала Карен и направилась обратно к стойке администратора.

Я оглядела лужайку перед Винчестерским домом престарелых, гадая, что же такого видел мой дедушка из окна второго этажа, чего не дано было увидеть мне. Я пыталась отогнать мысли о том, как отчаянно он умолял меня отправить его обратно, хотя куда, конечно, понятия не имела.

Из открытого окна позади меня донесся голос.

– …еще как минимум два часа не должен был принимать очередную дозу.

– Что ж, это заставляет меня усомниться в эффективности назначенных препаратов.

– Но, миссис Хант, у него не было ни одного приступа за пять лет. Последний раз это случилось, когда приходила ваша сестра…

– Да, я знаю, когда у него был последний приступ, спасибо, – сказала Карен, и впервые ее голос прозвучал как у юриста, кем она, собственно, и была. – И я совершенно уверена, что просила вас не упоминать о визите моей сестры.

– Да, конечно.

– Просто сделайте все необходимое, чтобы этого больше не повторилось. Я не хочу, чтобы мой отец расстраивал себя или кого-то еще. Я достаточно ясно выразилась?

– Конечно, миссис Хант. Мы продолжим делать все, что в наших силах, – ответила медсестра.

– Спасибо.

Ботинки Карен выстукивали резкое стаккато, когда она направилась к выходу. На крыльце она замедлила шаг и посмотрела на меня сверху вниз.

– Ты готова ехать домой?

– Конечно.

Я пожала плечами, надеясь, что получилось непринужденно. Не хотелось, чтобы она подумала, будто я подслушала разговор. Я осторожно поднялась и последовала за ней к машине. Карен пристегнулась ремнем безопасности, вставила ключ в замок зажигания и вдруг замерла, взглянув на меня.

– С тобой точно все в порядке?

– Со мной все хорошо, правда, – заверила я, хотя, возможно, и лукавила.

– О боже, посмотри на свои руки!

Я опустила взгляд и увидела проступающие на обеих руках синяки, кровоточащие в тех местах, где нестриженые ногти деда впились мне в кожу. Тогда я не почувствовала боли, вероятно, из-за потрясения, а потом и вовсе ударилась головой, но теперь, когда мне открылось жуткое зрелище, я осознала, что обе руки мучительно ноют.

– Ой! – изумленно вскрикнула я.

Карен глубоко вздохнула и повернула ключ в замке зажигания.

– Ничего себе семейное воссоединение, а? Прости. Думаю, теперь ты понимаешь, почему я отговаривала тебя от этой поездки. Он очень редко бывает таким, и мне жаль, что вам пришлось встретиться в столь неудачный день.

– Он всегда говорит такое? Когда… возбужден?

– Нет. Я и раньше слышала от него подобный бред, но каждый раз он произносит что-то другое. Просто он уже зашел так далеко в своем слабоумии, что в его словах редко можно найти какой-то смысл.

– Он принял меня за маму. Называл меня Элизабет.

Карен окинула встревоженным взглядом мое лицо, а потом и мои руки. Она явно хотела что-то сказать, но вместо этого закусила губу. Мы возвращались домой в напряженном молчании.

Мне никогда не доводилось общаться с психически нездоровым человеком, и теперь, имея за плечами такой опыт, я могла сказать, что не хотела бы пережить его заново. Я слышала, как друзья рассказывали о бабушках и дедушках или двоюродных бабушках с болезнью Альцгеймера и деменцией, но поведение моего деда совсем не походило на то, что они описывали. В его словах и странных речах угадывалась подлинная настойчивость, подлинная целеустремленность, хотя в них было так же мало смысла, как в бреднях любого маразматика. Но я почему-то не могла убедить себя в том, что он просто теряет рассудок в естественном процессе старения. Я знала, что уже никогда не забуду, как старик смотрел мне в глаза, и чувствовала себя неуютно оттого, что не пришла ему на помощь, когда он умолял об этом.

Глава 3

Что говорят карты

Утро моего переезда в колледж Святого Матфея выдалось душным и жарким. После погрузки вещей в машину Ной выглядел так, словно пробежал марафон, и ему пришлось еще раз принять душ и переодеться, прежде чем мы смогли отправиться в путь.

– Ты уверена, что не хочешь тоже переодеться, Джессика? – спросил Ной как-то слишком небрежно.

Я изобразила самую милую улыбку.

– Нет, спасибо, Ной, мне и так комфортно.

В то утро я оделась настолько готично, насколько позволял мой гардероб. Мне нравилось видеть в этом сочетание прощального жеста и среднего пальца.

По счастью, во внедорожнике имелся кондиционер, чего не было в нашей древней машине, как и в нью-йоркской квартире. Поездка длиною всего в час пролетела незаметно, но чем ближе мы подъезжали, тем больше я нервничала. К тому времени как мы свернули с автострады и в поле зрения показался кампус, я обгрызла половину ногтей на пальцах.

Колледж Святого Матфея казался ожившей рекламной брошюрой для абитуриентов. Массивные богато украшенные ворота из кованого железа вели на огороженную территорию кампуса. Здания с увитыми плющом каменными и кирпичными фасадами выглядели внушительно. Уилтшир-Холл, самое большое и впечатляющее сооружение, по-королевски увенчанное огромной башней с часами, выходило окнами в четырехугольный двор. Лужайки и растения были идеально подстрижены, а исполинские дубы стояли вокруг как часовые, укрывая под своими лиственными навесами праздно шатающихся студентов. Те уже чувствовали себя как дома – читали, раскинувшись на подстилках, играли во фрисби [17], болтали по мобильным телефонам, прогуливаясь по мощеным тротуарам.

Мы остановились перед выстроившимися в ряд общежитиями для первокурсников. Десятки студентов в одинаковых ярко-оранжевых футболках помогали новичкам перетаскивать пожитки. Они грузили в гигантские корзины для белья на колесиках и тележки-каталки всякий скарб, от подушек и настольных ламп до диванчиков и компьютерных столиков, сновали туда и обратно, неутомимыми пчелами роились вокруг.

Мы вышли из машины, и к нам тут же устремились трое студентов в униформе грузчиков.

– Привет, добро пожаловать в колледж Святого Матфея! Как тебя зовут? – выпалила девушка, подоспевшая первой, сверяясь с блокнотом.

– О, привет. Я Джесс Баллард.

– Я Кэти. – Она без надобности указала на бейджик с именем, написанным пузырьковыми буквами. – Давайте посмотрим… – пробормотала она, пробегаясь пальцем по списку. – А, вот, вижу, Джессика Баллард. Здесь отмечено, что твоя комната номер 312, Доннелли-Холл. В твоих документах так записано?

Я проверила.

– Да.

– Отлично. А это, должно быть, твои родители?

– Вообще-то мои тетя и дядя.

– Здорово! Что ж, приятно со всеми вами познакомиться. Джесс, вот твой бейджик.