Тысяча шагов в ночи - Чи Трейси

Кобыла, которую Гейки решил назвать Роройшо, что означало «грязный снег», перенесла эти тяготы вполне спокойно, поскольку была хорошо обучена и обладала хорошим нравом для людей, не знающих, что делают. А таковыми, по ее опыту, были большинство из них.

Разместившись выбранным способом, троица успешно продвигалась вперед в течение всего утра, хотя их настроение было несколько подпорчено столкновениями с другими путниками, которые реагировали на девушку в мужской одежде, сидящую верхом на лошади, с предсказуемым презрением.

Дети таращились. Мужчины кричали: «Безобразие!», «Позор!» и другие подобные возгласы. Пожилая женщина, сгорбившаяся под тяжестью своей сумки, даже плюнула под ноги Роройшо.

Хотя Миуко способна была заглушить их парочкой метко подобранных ругательств, она прикусила язык и не отрывала взгляда от дороги. В конце концов, она была одинокой девушкой и не могла допустить, чтобы они побежали за ней. К тому же, если таких оскорблений заслуживала девушка верхом на лошади, то Миуко и думать не хотела, как они отреагировали бы, узнав, что она на самом деле наполовину демон.

Возможно, они будут не так сильно оскорблены, с горечью подумала она. Впрочем, в королевстве Авары демоны встречались чаще, нежели девушка верхом на лошади.

– Надо было выторговать не только одежду, но и шляпу, – пробормотала она. – Тогда я смогла бы спрятать свое лицо и разыграть этот спектакль более убедительно.

Пусть Гейки и не мог разговаривать в птичьем обличье, он пронзительно пищал и дергал Миуко за волосы, что, по ее мнению, означало либо то, что она ему нравится такой, какая есть, либо то, что он голоден и нуждается в лакомствах, спрятанных в седельных сумках Роройшо.

Они остановились перекусить в березовой роще, которая обеспечивала некоторую защиту от палящего солнца. В человеческом обличье Гейки наблюдал за серой кобылой, изящно пасущейся в тени. Ацкаякинасу обычно не держат домашних животных, размышлял он вслух, но по возвращении к своей стае, он был уверен, они сделают исключение для Роройшо.

– Не обращай внимания на тот факт, что лошади не живут на деревьях, – заметила Миуко, закатив глаза.

– Неважно! – заявил Гейки, вытаскивая из кармана сверкающий кусок золота. – Боги отыщут способ!

Роройшо словно в подтверждение кивнула, хотя она, вероятно, всего лишь отмахивала насекомых.

Миуко, однако, отвела от нее свой взгляд.

– Где ты это взял? – Она указала на позолоченный куб с геометрическими узорами, отпечатанными на каждой из его сторон, который идеально помещался в его ладони.

– Нашел.

Миуко сузила глаза.

– В чьем-то кармане?

– Нет, я нашел его. Он лежал на обочине дороги этим утром.

– Ты же был птицей! Когда ты успел подобрать его?

– Когда ты переодевалась!

Миуко протянула руку.

Ацкаякина нехотя передал ей куб.

– Ты ведь не заставишь меня возвращать его, правда? Он валялся на земле, как какой-то мусор! Кроме того, думаю, внутри что-то есть!

У куба не было ни шарниров, ни крышки. На самом деле, за исключением орнаментов, его грани были идеально гладкими.

– С чего ты взял, что она открывается? – спросила Миуко.

– Он не настолько тяжелый, чтобы быть цельным.

– Может, это не настоящее золото.

Принюхавшись, Гейки выхватил куб из ее рук.

– Ты бы почувствовала разницу, если бы была ацкаякина.

Миуко вздохнула.

– Ладно. Можешь оставить его себе. Полагаю, мы всегда можем продать его, если нам понадобятся средства.

Гейки просиял.

Как только они снова двинулись в путь – птица, девочка и лошадь, – Миуко приготовилась было к непристойным высказываниям, но, к ее удивлению, Очиирокай опустел даже быстрее, чем накануне. В блаженном затишье прошел час, другой – в жуткой тишине.

Волны жара вздымались от грунтовой дороги, заставляя воздух колыхаться подобно воде.

Пот стекал по шее Миуко. Ей не хватало болтовни Гейки, но тот дремал у нее на плече и к тому же в таком виде говорить не мог.

Все казалось спокойным – мерцающие рисовые поля, бескрайнее синее небо, – но Миуко ощущала беспокойство, как и когда ее окружали другие люди. Она даже не понимала, в чем причина, пока не услышала жужжание, похожее на гудение из осиного гнезда.

Однако больше тревожило то, что она не помнила, когда началось это жужжание. Казалось, оно не умолкает уже несколько часов.

Волоски на тыльной стороне рук Миуко встали дыбом.

– Гейки, – прошептала она. – Проснись. Что-то не так.

Ацкаякина пошевелился и зевнул.

Впереди них, посреди дороги, в воздухе что-то колебалось. Для Миуко оно выглядело как решето из надрезов, оставленных топором лесоруба, как будто что-то пыталось пробиться сквозь саму ткань материального мира.

– Ты это видишь? – спросила она шепотом.

Затем все исчезло. Там, где раньше что-то висело, воздух остался ровным и нетронутым.

Гейки издал тихий щебет. Роройшо встревоженно вскинула голову.

Жужжание усилилось. В поле, по правую сторону от них, показалось очередное пятно – на этот раз в человеческом обличье – так близко, что Миуко могла разглядеть отметины там, где должны были находиться лицо и конечности.

– Призраки, – прошептала она.

Гейки каркнул.

– Быстрее, Роройшо! – Миуко ударила лошадь пятками, как делали это всадники, которых она встречала раньше, и не желая задерживаться дольше, чем это делала Миуко, пестрая кобыла рванула вперед.

Они мчались по дороге, пока призраки жужжали вокруг них, то появляясь, то исчезая из поля зрения Миуко: лицо девушки, окровавленная ладонь, чей-то крик, рука, обнаженный торс, другая девушка.

Так много девушек, каждая из которых не намного старше Миуко.

Роройшо заржала, должно быть, от страха, и пустилась галопом, в то время как Миуко изо всех сил цеплялась за спину лошади и пыталась не свалиться с седла, а Гейки ухватился за одежду Миуко, хлопая здоровым крылом для поддержания равновесия.

К счастью для всех, они находились в нескольких минутах езды от Коэвы, следующего города на их пути, потому они не сбавляли темпа, пока не промчались под вратами духов, а жужжание не затихло. Лошадь перешла на рысь, затем на шаг, ее бока вздымались от напряжения и облегчения.

Миуко соскользнула со спины Роройшо, с возгласом осознав, что все ее тело затекло за время поездки: мышцы бедер, рук и живота напряглись и пульсировали в знак протеста. Гейки спрыгнул с ее плеча на руку, плюхнувшись в грязь. Отряхнувшись, он многозначительно посмотрел на нее.

– О, – выдохнула она, отводя глаза. – Прости.

Он защебетал.

Но не перевоплотился. Горожане останавливались, чтобы поглазеть на них, но не с оскорбленными взглядами, как у путников на дороге (или, по крайней мере, не только с такими); на их лицах тоже был написан страх, и Миуко не сразу поняла почему.

Вокруг нее, перешептываясь и прикрываясь руками, стояли мальчики и мужчины, старухи с морщинистыми лицами и женщины средних лет с супружескими узлами в волосах – достаточное количество людей, чтобы показать, что в Коэве проживает довольно много населения.

Но, кроме Миуко, среди них не было ни одной девушки.

19

Вереница плохих первых впечатлений

С каждой секундой толпа росла все больше, прохожие останавливались, чтобы поглазеть и пошептаться о девушке в мужском наряде. Миуко чувствовала себя созданием, выставленным на всеобщее обозрение в императорском саду, с многокрасочными перьями и серебряным ошейником – кем-то, на кого будут показывать пальцем и высмеивать за ее странность. Ей хотелось убежать, зарыться лицом в подушку и надеяться, что все забудут, что когда-либо встречали ее.

Но ее окружили. Позади нее тревожно топталась Роройшо.

– Что ты делаешь? – Изящная женщина выскочила из собравшейся толпы. На ней была роскошная одежда, подобающая матриарху из местной зажиточной семьи – не такая величественная, как у знати, но более высокого качества, чем что-либо существовавшее в Нихаой. С силой, которая противоречила ее хрупкому телосложению, она схватила Миуко за локоть и встряхнула ее, отчего несколько прядей тонких белых волос выбились из вдовьего узла на макушке. – Ты не можешь заявляться сюда в мужской одежде!