Тысяча шагов в ночи - Чи Трейси

– Что тебе известно о Гейки?

– Я знаю, что ты полагаешься на него.

– Он мой друг.

Доро ягра усмехнулся.

– Ты правда так думаешь? Является ли дружба достаточной причиной для того, чтобы кто-то вез тебя через половину Авары?

Миуко задумалась. Ей и в голову это не приходило, зато теперь, когда Туджиязай сказал об этом вслух, мысль о том, что Гейки зашел так далеко только по доброте душевной, казалась довольно неправдоподобной.

– Я не знаю, как у людей, – лениво продолжил принц-демон, – но в мире духов некоторые сделки заключаются без необходимости торговаться с какой-либо стороной… Желание может исполняться за освобождение духа от проклятия или жизнь причитается за другую спасенную жизнь…

– Что? – Миуко остановилась. Она думала, что Гейки согласился отправиться с ней в это невероятное путешествие, потому что она ему нравилась. Потому что он принял ее. Как он там говорил? Потому что у него было хорошее предчувствие на ее счет. Зачем ему понадобилось лгать о чем-то подобном? – Хочешь сказать, он в долгу передо мной за то, что я спасла его от лисов…

Но закончить предложение помешал вид обнесенного стеной поместья. Построенное на изгибе холма здание было трехэтажным, с черепичными крышами и балками, на которых были выгравированы лица огров, отпугивающие злобных насу. Здесь царил лютый холод, пронизывающий, как ледяной покров.

Что бы ни тревожило Коэву, здесь находился его источник.

Опустившись на колени, Туджиязай поманил Миуко к себе и жестом пригласил ее взобраться на стену, как сделал это Гейки в Кейвовейча.

В этот раз она не колебалась. Перемахнула через стену и, слегка пошатнувшись, приземлилась среди тщательно подстриженных кленов на другой стороне.

Удивленная собственной силой, Миуко прижала руку к бедру, как будто чувствовала, как проклятие овладевает талией. В том, чтобы быть демоном, несомненно, имелись свои преимущества.

Приземлившись рядом с ней, доро ягра указал в сторону большого особняка. Свет лился из открытых окон, сквозь которые доносились громкие голоса.

– Откуда она взялась? – прорычал Лаову. Теперь, находясь вдали от публики, он, казалось, дал волю своему едва контролируемому гневу, и тот вырвался в ночь, ненасытный и необузданный, как огонь. – Как долго она здесь пробудет?

– Почему ты позволяешь этому волновать тебя? – спросила Алейла. – Она всего лишь девчонка.

– Девчонка верхом на лошади! Как думаешь, для чего еще она раздвигает ноги?

Подавив вздох, Миуко спрятала лицо в рукавах. Они говорили о ней.

– Зачем ты привел меня сюда? – пробормотала она, обратившись к Туджиязаю. – Я бы сама рассказала тебе, как ужасно эти двое себя вели, но в этом городе творится что-то неладное…

– Мы здесь не ради них. – Подняв палец, доро ягра указал на дверь в нижней части дома.

Дверь была идеально квадратного размера: слишком невысокая, чтобы попасть в нее можно было только на четвереньках, и едва ли достаточно широкая, чтобы протиснулся человек. Должно быть, она вела в подпольное помещение, построенное для поддержания фундамента поместья.

Если верить словам матери Миуко, подполья, как и все ограниченные пространства, являлись границами между Адой и Аной, не принадлежащими полностью ни человеческому миру, ни миру духов. Там люди соединялись с лисьими духами, а имимису  [25] – крошечные существа высотой не больше разделочного ножа – разъезжали на крысах по городам, построенным из объедков.

Добрая, здравомыслящая часть Миуко, почуявшая опасность, ничего так сильно не хотела, кроме как с криком умчаться из сада. Пять дней назад она поступила бы именно так.

И все же она осталась, словно землеройка, загипнотизированная змеей. Что бы ни находилось под половицами, оно звало ее, пульсировало в самых костях так сильно и настойчиво, что у нее сводило зубы.

Они с Туджиязаем прокрались через затененный двор. Схватившись за дверь, Туджиязай без единого звука открыл замок.

В открывшемся дверном проеме зиял длинный мрачный, как пасть чудовища, проход.

На четвереньках Миуко пролезла в проем. Внутри было прохладно, пахло лаком для полировки пола, землей и чем-то одновременно сладким и гнилостным: тушкой мыши, сгнивающей в грязи, или грибами, прорастающими между половицами, куда проникал свет.

– Шлюха! – прокричал Лаову снаружи.

Раздался грохот. Треск разбивающейся керамики.

Миуко рефлекторно пригнулась, почувствовав себя глупо, когда с потолка подполья посыпалась только пыль.

– Она опасна! Ты же видела ее сегодня, во всей красе! Девушки ее возраста всегда пренебрегают своими…

– Умерь свой пыл, сын мой, – отозвалась Алейла успокаивающим голосом. – Вспомни, что случилось в прошлый раз.

– Не указывай мне, что я должен чувствовать! Ты вечно так поступаешь!

Пока Миуко вслушивалась в их спор, гудение в мозгу все нарастало.

И она поняла, что это было.

Жужжание.

Один за другим призраки появлялись из каждого уголка подвального помещения: сгорбленные, стоящие на четвереньках, скрюченные практически пополам, без ног и рук, истекающие кровью из отсеченных конечностей.

Девушки.

Все до единой.

Девушки в ночных рубашках.

Девушки в свадебных нарядах, изодранных в лохмотья разложением.

Девушки в походной одежде с соломенными шляпами, лениво болтающимися на их отсеченных головах.

Позади Миуко принц-демон прошептал:

– Отмщение.

Над головой Лаову громыхнул по половицам.

– Кем она себя возомнила? Ей нужен тот, кто покажет ей место женщины. Это неправильно, мама. Ты бы никогда не сделала ничего подобного. Почему она должна?

Что-то еще пролетело через всю комнату.

Скамейка для ног. Деревянная миска.

– Пожалуйста, сын мой, еще слишком рано! Люди начнут подозревать! После прошлого раза… я не могу… они такие тяжелые. Ты не представляешь, насколько тяжелые. И из них течет так много крови. Даже после того, как ты убил их, они продолжают истекать кровью.

В темноте под полом Миуко похолодела. Алейла помогла ему. Вместо того чтобы сообщить о его деяниях, вместо того чтобы остановить его, она избавлялась от трупов, тем самым позволяя ему убивать все больше и больше.

Словно почувствовав настроение Миуко, гул призраков усилился. Парящая в воздухе пара рук нетерпеливо захлопала в ладоши. Голова девушки перевернулась вверх тормашками, превращая улыбку в гротескную гримасу. Миуко уперлась в землю.

Она ковыряла грязь, в то время как Лаову продолжал кричать:

– Не надо уклоняться от этого сейчас, мама! Не отворачивайся! Посмотри на меня! Ты сделала это. Ты заставила меня!

– Я защищала тебя! – Алейла рыдала. – Все, что я когда-либо делала, я делала, чтобы защитить тебя!

– Защитить меня? Ты защищаешь себя. Куда ты отправишься, если они меня схватят, мама? У тебя больше никого нет…

Миуко продолжала копать, а призраки наблюдали за ней – или, по крайней мере, дожидались ее, потому что не у всех имелись глаза. Она рыла дальше, пока не обнаружила груду костей, скрепленных нитями сухожилий.

Человеческие кости.

Кости девушек.

Призраки жужжали.

Миуко знала, что найдет именно их, но сильно надеялась, что этого не случится.

Скольких же девушек убил этот мужчина? Миуко задумалась. Скольких из них расчленила и закопала его мать, чтобы скрыть следы преступления? Сколько останков найдет Миуко, если продолжит искать?

Она резко оттолкнула от себя кости. Они упали, ударившись о выставленную вперед грудную клетку.

– Что это было? – спросила Алейла.

– Ничего. Ты выдумываешь, мама.

По всему подпольному пространству парящие в воздухе руки начали превращаться в кулаки. Отсеченная голова воззрилась на Миуко. Одно из тел, словно побуждая ее к действиям, попыталось врезаться в нее (хотя, поскольку это был призрак, а Миуко по-прежнему была человеком – или, по крайней мере, большая ее часть оставалась таковой, – то оно прошло сквозь нее, оставив после себя озноб).