Тысяча шагов в ночи - Чи Трейси

– Объяснись, демон.

Осмелев, Миуко поклонилась, насколько позволяла хватка огромных пальцев гиганта, что, надо сказать, вышло неудачно.

– У меня есть сведения, которые, как мне кажется, будут ценными для вас, Найшолао-канай, – сказала она, задыхаясь. – И в обмен я прошу лишь вашей помощи.

Молния пронзила фигуру Сацкевайдаканай.

– Ты смеешь требовать от нас одолжения?

Миуко сглотнула.

– Я не требую, мой повелитель, но я должна просить, ибо от этого зависит жизнь моего друга.

– Друга? – Глаза-бусинки Найшолао моргнули со смесью веселья и замешательства. – С каких это пор у шаохасу есть друзья?

– Я не просто шаоха, – ответила Миуко. – И я могу объяснить почему, но у меня мало времени. Вы ведь чувствуете, что я не на своем месте? Я из будущего, которое наступит через шесть дней, но слишком быстро угасаю, чтобы вернуться туда. Если я поведаю вам о своих знаниях, вы дадите мне аудиенцию у Афайна, который сможет возвратить меня в мое время?

– Нет! – проскрипел дайгана в другом кулаке гиганта. – Лгунья! Убийца!

Не обратив на него внимания, Найшолао взглянула на своих собратьев-богов, некоторые из которых кивнули. Сацкевайдаканай проворчал, низко и угрожающе, как раскат грома.

Наконец, Богиня Января перевела взгляд на Миуко.

– Расскажи нам, что знаешь. – Взмахом руки приказала ледяному гиганту освободить Миуко и Ногадишао из своего захвата. – А после мы решим, заслуживают ли твои знания награды.

Слегка покачиваясь на ногах, Миуко кивнула, потому что на столь удачный исход она и не надеялась. Однако у сверчка-дайганы, видимо, имелись другие планы, потому что он, сердито щебеча, вылетел из ладони великана. Но, кинув взгляд на Сацкевайдаканай, остался сидеть на полу.

Миуко поморщилась, проверяя, не повреждены ли ребра, и с облегчением обнаружила, что – хоть она и была прозрачнее, чем когда-либо, – отделалась лишь сильным ушибом. Глубоко вздохнув и превозмогая легкую боль, она поведала богам о поцелуе на Старой Дороге, о Туджиязае в теле доро, путешествии с Гейки на север, противостоянии на причале, неудачном призыве, о решении проклясть себя и заклинаниях, которые она получила в Доме Ноября, о внезапном появлении Туджиязая и главном жреце, что запер разъяренного духа горы в чаше с рисом у разрушенной статуи Бога Ноября.

– Если вы освободите духа, – закончила она, – то сможете вернуть ему первоначальную форму. Гора вновь обретет жизнь. Ойю исчезнет. Храм можно будет отстроить заново, и в нем поселятся новые жрецы. Может быть, тогда Накаталоу вернется.

На мгновение боги замолчали. Глаза Цадакрикана, обрамленные перьями, распахнулись, отчего она казалась более изумленной, чем когда-либо. Цветы на коже Чеючура разом распустились, скрывая их черты в буйстве красок. Сацкевайдаканай задумчиво молчал, как надвигающийся шторм.

Затем Найшолао набросилась на Миуко, и та взвизгнула, приготовившись бежать, но ноги Богини Января, несмотря на тяжелые одежды, оказались быстрее. Она налетела на Миуко, едва не сбив ее с ног.

Ногадишао ликовал.

Но Миуко, запутавшись в складках одежды Найшолао, не была до конца уверена, что на нее действительно напали. Она бегала по полу – скорее от растерянности, – вспомнила в этот самый момент Гейки, сидящего напротив костра в Коцкисиу-мару и машущего ей здоровой рукой.

Миуко икнула от смеха.

– Ты так радуешься или обезумела? – воскликнула она. – Или счастливо-безумная?

Услышав ее слова, Найшолао с улыбкой отстранился.

– Спасибо, демон.

Она была так слаба, что ее едва ли держали ноги, но в груди вспыхнула надежда. Миуко сжала руки Богини Января, которые, на удивление, оказались теплыми, словно жизнь, крепко спящая под снежным покровом.

– Значит ли это, что ты мне поможешь? – спросила Миуко.

Но прежде чем Найшолао успела ответить, внезапная боль пронзила руку Миуко. Она согнулась пополам, схватившись за запястье.

Кровь стекала по пальцам в перчатках, окрашивая ткань в красный цвет.

Удивившись, Найшолао оттянула рукав Миуко и осмотрела порезы, которые складывались в буквы.

Другое имя.

– Тебя вызывают, – сообщила она.

Миуко кивнула, чувствуя, что исчезает так же, как исчезала в Доме Ноября.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Нужно поспешить. Вы отвезете меня к Афайну, Найшолао-канай?

Ногадишао сердито защебетал с пола:

– Нет! Ты должна заплатить! Должна быть наказана!

Миуко поморщилась. Еще один порез. Очередная буква. До завершения имени призывающего осталось немного.

Богиня Января вложила ей в руку колокольчик из чистейшего серебра.

– Позвони в него, и появится мой посланник, Отори Миуко. Он отвезет тебя куда пожелаешь.

Сверчок-дайгана с писком накинулся на Миуко, щелкая нижней челюстью.

Когда боль последний раз обожгла руку, Миуко поклонилась богам, задаваясь вопросом, где окажется в следующую секунду: Удайва, Очиирокай, какой-нибудь отдаленный уголок Авары, о котором она никогда не слышала? Она с благодарностью прижала колокольчик к груди. Это не имело значения. Внезависимости от того, куда она попадет, Миуко стала на шаг ближе к возвращению на причал… и к Гейки.

С этой мыслью она исчезла, оставив после себя несколько капель красной крови.

16

Отчаявшийся влюбленный

Где бы ни объявилась Миуко на этот раз, там было невыносимо жарко и одновременно кричали несколько человек. Громче всех вопила симпатичная девушка лет шестнадцати или семнадцати, полураздетая и нечленораздельно визжащая, прижавшись к крепкому (пусть и к невзрачному на вид) парню, тоже полураздетому. Он кричал на вторую девушку, чьи непослушные черные волосы то и дело падали на лицо, когда она замахивалась на него ножом, пока тот кричал на нее:

– УСПОКОЙСЯ, СЕНАРА! ПЕРЕСТАНЬ СЛИШКОМ ОСТРО РЕАГИРОВАТЬ!

Сенара, впрочем, не намеревалась поступать, как он хотел: она продолжала тыкать лезвием в его сторону, кровь по порезам на руке стекала на ее роскошные лепестково-розовые одежды.

– Слишком остро реагирую? Ты говорил, что любишь меня! Говорил, что женишься на мне! Обещал мне сыновей, помнишь? Розовощеких, здоровых! Я отдала тебе себя… погубила себя ради тебя… а теперь ты женишься на ней? Подаришь сыновей, которых обещал мне, ей? – Отчаянно жестикулируя, она тыкнула ножом в другую девушку, которая воспользовалась возможностью и завизжала еще громче, чем раньше. – НЕТ, ХАВИ! Что еще я должна делать?

Призрачные колени Миуко подкосились, и она рухнула на пол. Сквозь блеклые очертания бедер она разглядела ворох соломы в грязи. Она находилась в сарае? Миуко подняла голову и увидела одежду, брошенную среди мешков с зерном. Хави и крикливая девчонка, вероятно, предавались каким-то полуночным утехам, когда Сенара прервала их.

– Ты не должна пытаться убить меня! – взревел Хави. Затем, увидев Миуко, добавил: – АХ! Что это?

Миуко, сидя на земле, посмотрела на него в ответ.

Возможно, она была измотана подъемом во дворец Кулудрава и выбита из колеи призывом, но и без того стало ясно, что если Сенара переспала с этим мальчиком до брака – невзирая на те обещания, которые он ей давал, – то она, согласно обычаям аварского общества, была «испорченным товаром»; а будучи испорченным товаром, у нее теперь были весьма скромные перспективы выйти замуж и нарожать розовощеких сыновей, о которых она так мечтала. Если члены ее общины узнают о том, что она переспала с Хави, лучшее, на что она могла надеяться, это будущее в качестве обузы для своей семьи, пока она не умрет или не найдется родственник мужского пола, готовый ее содержать. Учитывая, что теперь ей предстояло либо жить в бесчестии, пока он женится на другой девушке, либо вызвать демона злобы для его убийства, Миуко не удивилась, что Сенара выбрала демона.

Обернувшись, Сенара заметила Миуко на полу.