Фукусима, или История собачьей дружбы - Самарский Михаил Александрович

– Да не цеплял я никого и не наступал. В конце концов, вы уберете свою собаку от меня или нет?

– Вы уж извините меня, молодой человек, – вежливо говорит Владимир Петрович, – я тоже слепой. Сейчас возьму на лавочке поводок и отведу ее от вас. Минуточку.

– Давай, батя, пошевеливайся, – надменно произнес прохожий, – развели тут целый зоопарк.

Владимир Петрович вернулся к лавочке и шепотом спросил у соседа:

– Милицию… тьфу, черт, как ее… эту… полицию вызвал?

– Да-да, – закивал сосед и добавил: – Объяснил ситуацию, сказали через пять минут будут. А что там, Петрович? Чего твоя Фукусима взбесилась?

– Видимо, что-то учуяла нехорошее. Сейчас ребята подъедут, узнаем…

В этот момент сзади нас раздался визг тормозов – подъехала полицейская машина, из нее выскочили трое полицейских. Мужчина резко швырнул сумку на землю и бросился убегать, но полицейские оказались проворнее. Уже через несколько минут перед нашими глазами развернулась совершенно другая картина. Беглеца заковали в наручники, кое-кто из наших соседей по лавочке выступил в качестве понятых. Ребята из полиции нахваливали Фукусиму, Владимир Петрович гладил ее и приговаривал:

– Умничка моя, собака! Молодчина! Не подвела. Спасибо, подружка.

Вы, наверное, уже и сами догадались? Да, в сумке у прохожего Фуку учуяла взрывчатку. Честное слово, я бы вовек не догадался, чего он там тащит в своей сумке. Представляете, а Фукусима среагировала мгновенно. Вот что значит спасатель-профессионал. И как она это унюхала?! Владимир Петрович рассказал соседям, что его собаку когда-то специально обучали этому ремеслу.

Закончилось это тем, что Фукусиме объявили благодарность. Приехали всякие чины из полиции, Петровичу вручили грамоту, что-то там еще подарили. И, по-моему, даже денег дали. А что, все верно – купит нам с Фуку каких-нибудь лакомств.

Эх! Не могу не рассказать и о печальной новости. Та прогулка была последней для моей подопечной, на следующий день собака-спасатель уже не смогла выйти на улицу – ослабла бедняга совсем и слегла. Не от того, конечно, что преступника поймала. Нет! Она в последнее время все чаще и чаще жаловалась на внутренние непонятные боли. Позже при обследовании врачи обнаружили у нее рак молочных желез – говорят, страшная болезнь. Бедная ты моя Фуку. Держись, родная!

Глава 19

Недавно мы были в гостях у друга Владимира Петровича. Я видел этого человека впервые. Мишка, Миша, Михаил – так называл его мой подопечный. Больше никаких данных не обнаружено. Ну и ладно. Встречал нас Михаил с радостью, сначала они долго обнимались с Владимиром Петровичем, затем наконец-то представили и меня.

– Знакомься, Миша, это мой поводырь, вернее, не только мой, а наш с Фуку, – поправился Владимир Петрович и добавил: – Можно сказать, наши глаза.

По правде говоря, такое начало очень мне понравилось. На самом деле оно ведь так и есть.

– Красавец! – громко сказал Михаил. – Люблю лабрадоров!

Ну, тут я совсем расслабился. Значит, все будет хорошо. Если человек любит нашу породу, это говорит о многом. В первую очередь человек неглупый. Никого не хочу обидеть, но любить лабрадора не каждому дано. Слышал ужасные мнения от людей, не разобравшихся, что к чему. Одна дамочка говорит: ой, они (то есть мы – лабрадоры) такие непоседы и очень балованные. Так и хочется сказать вот таким горе-кинологам: уважаемая, а зачем вам вообще живая собака? Купите себе глиняную статуэтку, поставьте на подоконник и любуйтесь ею. Это же надо такое ляпнуть? «Непоседа», «балованный». С ума сойти. А то, что мы с улицы приходим и лапы о коврик вытираем, этого вы не заметили? Другой антилабрадорец жаловался приятелю на то, что собака грядки ему попортила и вырыла на огороде, с его слов, могилу для слона. Ну… в общем… Ав! Чего греха таить, бывает, конечно, и такое. Но нам скажи два-три раза, и мы больше на огород ни ногой. Но если у вас частный дом и территория при доме имеется, выделите собаке место для копания – пусть пороет ямку. Или в лес, в поле почаще его выводите. Это мы, поводыри, приучены соблюдать человеческие порядки и не рыть где попало. А обыкновенный лабрадор откуда знает, где можно рыть, а где нельзя.

А знаете, отчего это происходит? Так люди сами же ничего не объясняют своим питомцам. Молчат как рыбы. Они ведь думают, что мы такие тупые и не поймем, чего они от нас хотят. А вы не стесняйтесь, товарищи люди, почаще с нами разговаривайте, разъясняйте свои требования, показывайте, мы все улавливаем на лету. В этом вся и проблема, что люди пытаются с нами говорить краткими такими командными словами, типа «лежать», «сидеть», «ко мне» и тому подобное. А не мешало бы и просто посидеть с нами и пооткровенничать, пообщаться по душам. Если мы не можем произносить ваши человеческие слова, это еще не значит, что мы их не понимаем. Вы имейте это в виду. Договорились? Не только собаки, но и другие животные от этого страдают. Мы очень многое понимаем. Так что учите, объясняйте, растолковывайте. Вы же сами говорите, что в ответе за тех, кого приручили.

Друзья вспоминали, как они вместе рыбачили, отдыхали на Волге, Михаил рассказывал разные смешные истории, и вдруг Владимир Петрович неожиданно спросил:

– Миш, а Лариса моя не приезжает к вам в гости?

С одной стороны, пауза как пауза. Но почему-то в этот раз повисла какая-то пауза зловещая. Вот прямо нутром почуял, что она не такая, как всегда. И не ошибся.

– Владимир, – стиснув зубы, произнес Михаил, – я тебя попрошу, друг, имя этой… этой женщины при мне не произносить.

– Да ну ладно тебе, Миш, ты что? – замахал руками Петрович. – Это наше дело, зачем тебе все это нужно?

– Ошибаешься, дружище, – хмыкнул Михаил, – это тебе только кажется, что твое дело, личное. Нет, это коснулось всех нас. Ты думаешь, моя жена ее после всего случившегося пустит на порог?

– Ты это серьезно? – раскрыл рот Петрович.

– Да куда уж серьезнее?

– Погодите-погодите, – Петрович смахнул со лба капельки пота, – я одного не могу понять, вы-то чего на нее все взъелись? Согласись, это наши семейные дела…

– Нет, не соглашусь. Никогда не соглашусь! – перебил Михаил. – И не надо сюда примешивать семейные дела. Да, в другой обстановке я бы понял. И слова бы тебе не сказал, и даже в гости ее приглашал бы. Но в данной ситуации, извини, брат…

– То есть ты примешиваешь сюда мою слепоту? – спросил Владимир Петрович.

– Да, примешиваю.

– Зря! А вот это зря! – Владимир Петрович от досады прикусил нижнюю губу.

– Вова, хочешь начистоту? – Михаил сжал кулаки.

– Разве об этом нужно спрашивать? – съязвил Владимир Петрович.

– Извини, Володь. Так вот я считаю… Впрочем, не только я, так считают все твои друзья и даже моя жена, что Лариса не имела права от тебя уходить. Ну, не имела! Понимаешь? В такие моменты не бросают родных людей. Ну, не по-людски это, – на глазах Михаила вдруг появились слезы. Он резко смахнул их тыльными сторонами ладоней и продолжил: – Предать родного человека в тот момент, когда он находится в беспомощном состоянии, – это… Володя, это как… ну… Это как изменить Родине.

В комнате снова воцарилась тишина. Первым заговорил Петрович:

– А как ты, Миша, себе представляешь, жить с человеком против своей воли, вопреки желанию?

– Есть вещи, друг, которые гораздо выше наших желаний, – возразил Михаил. – Мало ли чего мы желаем в этой жизни. Ты не хуже меня это знаешь, но в том-то и суть человеческой жизни – уметь сдерживать свои желания. Мы же не собаки, в конце концов…

«Ну, вот тебе раз. Похвалил на свою голову. Чем тебе собаки не угодили, товарищ Миша?»

– Не скажи, Мишка, – рассмеялся Владимир Петрович, показывая рукой в мою сторону, – собаки тоже умеют себя сдерживать…

Михаил достойно исправил положение. Обратившись ко мне, он сказал:

– Ты меня прости, ради бога, собака! Я имел в виду другое, не вас, ну, всяких там неблагодарных животных, пусть это будут шакалы. Хорошо? Не обижайся на меня.