Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
Я улыбнулся ему.
— А я в Адрюшкином сарае старую самоварную трубу нашел, — сказал Юрос. — Теперь, когда крепость построим, можно из нее главный калибр сделать.
— Что за крепость? — спросил я.
— Да мы за гаражами ее делаем, вроде бастиона. Такая игра будет, штурм. Одни нападают с мечами и щитами, а другие отбиваются. И бомбы из песка. Если они наш флажок собьют, значит, их победа. Если мы их всех повышибаем, тогда наша…
— Надо каски сделать, — вдруг сказал Санька. — А то я вчера целый вечер песок из волос вытряхивал.
— У Альки есть одна железная! — вспомнил Юрос. — Наша, военная. А в кладовке где-то пластмассовая была папина, он в ней в порту работал… Тебе какую дать?
— Да хоть какую! — весело сказал Санька.
Они обменялись быстрым взглядом. И я снова подумал, что они похожи! У них одно на двоих дело, одинаковые мысли об этом деле, одинаковое понимание. Когда успели? Всего-то несколько дней назад завязался между ними первый узелок…
Может быть, случилось наконец то, о чем мечтал Сандалик? Может, встретился ему непридуманный Одиссей? А Юрос теперь меньше будет печалиться о давнем друге Андрюшке, который уехал с родителями в далекий Мурманск? Хотя нет, новый друг старого не заменит. Но ведь может стать таким же настоящим!
Все-таки хорошо, что так получилось и есть у Сандалика и Юроса теперь общий бастион.
— Значит, девятый бастион строите в этой линии… — сказал я.
Санька вскинул выгоревшие ресницы:
— Почему девятый? Их же здесь раньше семь было. Восьмая батарея не считается, она уже для морской обороны…
— Семь — это те, что с номерами. А еще Корниловский, на Малаховом. Забыл?
— Ой… — Санька даже остановился и крепко треснул себя ладонью по лбу. — Вот голова дырявая! Самое-то главное…
— Значит, все же наш — Девятый, — полувопросительно заметил Юрос. Он сказал это уже как название, с большой буквы.
— Вы его не забудьте на карте отметить, — напомнил я Саньке. — Цела у тебя карта штабс-капитана Моткова-второго?
— Да ну его, этого Второго, — хмуро сказал Санька. — Там одна путаница… Нарисовано, будто французские траншеи даже за Артбухту продвинулись. И будто Восьмую батарею и Седьмой бастион французы захватили. А их там сроду не было. Наши сами все там взорвали, когда отошли на Северную… Французы только Курган заняли.
Видимо, вспомнив о Малаховом кургане, Санька подумал и о памятнике Корнилову. И о злополучных твердых знаках, которых не хватало в надписях, и о той старинной букве, которая «о» с палочкой поперек. По крайней мере, я подумал именно об этом. И Санька мою мысль моментально учуял.
— Я уж про это скольким людям говорил, — тихо сказал он.
— Ну и что? — спросил я.
— Ну… по-всякому. Некоторые не понимают. Некоторые соглашаются. Один экскурсовод хотел даже в газету написать… А вы?
— Что я? — спросил я неловко.
— Говорили кому-нибудь?
— Да…
"Ну и что?" — глазами спросил Сандалик.
Я виновато вздохнул:
— Как-то странно. Вроде бы все считают, что старинная грамотность не так уж важна.
— А может, и правда? — глядя под ноги, спросил Сандалик.
— Н-не знаю, — сказал я.
— Нет, по-моему, надо, чтобы всегда было правильно, — вздохнул Сандалик. — Наверно, надо было, как я сперва хотел…
— А что ты хотел?
— Я думал, с кем-нибудь заберемся и краской исправим… Но я не знал с кем. А одному не забраться…
— Давай! — молниеносно зажегся Юрос.
— Такие дела уже случались, — сказал я. — Не так уж давно. С баркентиной.
— С какой? — разом спросили Сандалик и Юрос.
— Ну, с «Кропоткиным». Из которого ресторан у Артбухты сделали… Когда его только открыли, в Севастополь как раз приехал один молодой поэт. Димой его звали… Купил он банку масляной краски и ранним утром во-от такими буквами написал на борту: "Севастопольцы! Зачем превращать корабли в кабаки?" Или что-то в этом роде.
— А дальше? — сказали Сандалик и Юрос опять вместе.
— А дальше была милиция, скандал. Выставили из города. Потом грандиозный штраф… Но не в скандале дело.
— Дело в том, что ресторан там по-прежнему, шашлыками воняет, — с отвращением сказал Юрос. — Мы тогда хотели поиграть на палубе, а какой-то дядька как заорет…
— Самое обидно вот что, — сказал я и как бы увидел перед собой живого Диму — черного, худого, веселого, с непримиримыми и бесстрашными глазами (в детстве он был, наверно, похож на Юроса). — Получилось, будто он сделал вред городу. А на самом деле он любил Севастополь отчаянно. Он про него даже повесть писал. Повесть-сказку про будущий Севастополь.
— Ее напечатали? — быстро спросил Санька.
— Не успел он дописать, умер. Совсем неожиданно… Будто сгорел. Сердце больное…
Мы пошли медленнее. Мальчишки молчали. Я тоже. Я вспоминал, как летом семьдесят седьмого года здесь, в Севастополе, Дима выхаживал моего двенадцатилетнего сына Пашку, схватившего какую-то стремительную лихорадку. Дима перестал яростно спорить о стихах и международной жизни, сделался ласковым, рассказывал Пашке смешные истории, кормил таблетками и уверял, что уже завтра от болезни не останется и следа. То ли Димина уверенность помогла, то ли медицинские познания (у Димы за плечами были три курса мединститута), но Павлик действительно поднялся на следующий день. Мы поехали в Херсонес, и Дима рассказывал об удивительных свойствах ящериц-гекконов, которые водятся в здешних развалинах.
Потом он сказал, что здесь, в Херсонесе, развернется начало его повести-сказки о мальчишках будущего, которые живут в замечательном городе у моря. Сейчас я вспомнил про это и подумал: об истории Севастополя написано много, о нынешних его днях тоже кое-что есть, а в будущее, кажется, никто еще не заглядывал. Только Дима попробовал, да еще Сандалик в те минуты, когда приходили мысли о мальчике из нового тысячелетия…
По Катерной, где ветер толкал нас в спину, мы вышли опять на Шестую Бастионную и у маленькой оборонительной башни свернули налево, к лестнице Крепостного переулка.
— А все-таки правильно он написал, — вдруг сказал Санька.
Юрос встряхнул головой:
— Что?
— Там, на борту…
— А-а, — понимающе отозвался Юрос.
"Правильно, — подумал я, потому что в глубине души всегда верил в правоту таких яростных и бескорыстных поступков. — Но сам я не решился бы…"
Санька словно опять угадал мои мысли:
— Вы ведь сами про такую баркентину писали в своей книжке. Что нельзя так с кораблями поступать…
— Да. Но в книжке проще. Все можно свалить на ее героев: это, мол, не я, а они…
— А вы и про памятник напишите в книжке, — вроде бы шутя, но с настойчивой ноткой предложил Санька.
Я усмехнулся:
— Ладно. Вот буду про тебя писать, и тогда…
— А что про меня писать? — искренне испугался Сандалик.
— Что-нибудь. Рассказ или повесть.
— Зачем? Я же… обыкновенный.
— Я тоже обыкновенный, — сообщил Юрос. — А про меня есть рассказ. "Вечерние игры" называется, в «Пионере» печатали… Только там все перепутано.
— Во-первых, не все, — уязвленно произнес я. — Во-вторых, не перепутано, а творчески переработано. Рассказ — это тебе не заметка в стенгазете. В нем главное — художественный образ. А из тебя, если без переработки, какой образ? Одна дурь да царапины…
— А в рассказе что? — выдал критическую мысль Юрос. — То же самое. Мама говорит, что надо было еще про двойку по математике написать.
— Еще не поздно…
— Поздно уже, — проницательно заметил Юрос. — Теперь у Сандалика очередь в это самое… в образ влезать.
Я пообещал Юросу, что сейчас надеру ему уши. Он захихикал, обормот. А Сандалик по-прежнему был серьезный. Видимо, он оставался мыслями на бастионах, потому что вдруг сказал мне:
— А я раньше думал, что вы про старину пишете, про Нахимова и Корнилова… Это когда мы еще не совсем познакомились.
— Нет, — вздохнул я. — Пытался только про фрегат «Везул», да и то не вышло.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
