Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
И хоть Дон Кихоту приходилось то и дело поджимать свои ноги, чтобы невзначай не шаркнуть ими по земле, он не терял гордой рыцарской осанки.
Серый с Пансой на спине, навьюченный бурдюком, корзиной с продовольствием да ещё обширным щитом Дон Кихота так, что его самого за этой поклажей почти не было видно, торопливо семенил за Росинантом. И ноги его от усердия сливались в одну непрерывную линию.
При виде необычного всадника в латах, с воздетым копьём и тазиком на голове, все встречные с весёлым изумлением шарахались в стороны.
А впереди Дон Кихота и Санчо катилась вроде бы луковица.
Ну кто обращает внимание на испанских дорогах на катящуюся луковицу? В Испании ни одно блюдо не обходится без лука или луковой подливки! Так что какая-нибудь луковичка и могла выпасть из любой тележки, выскочить на дорогу из любой харчевни.
Но это была не простая луковица, уж поверьте мне, мои юные сеньоры и сеньорины!
Перед Дон Кихотом и Санчо, стремительно перебирая зелёными ножками-ворсинками, катился Луковичный Шут с головой, похожей на большую золотистую луковицу.
Уж он-то совершенно точно таился между строк в повествовании Мигеля де Сервантеса!
И вот теперь он мчался впереди Росинанта и Серого и во всю свою горько-сладкую луковичную глотку орал путеводную песенку, и даже сам под неё на бегу приплясывал.
Вполне возможно, что наши путники этой песенки и не слышали, но мысленно ей подпевали, потому что думали о том же, о чём пел Луковичный Шут, и думали точно так же, как он об этом пел:
Что впереди? Дорога!
Что позади? Дорога!
Что не сбылось, то сбудется,
Пускай через года!
И мы не будем строги
К тому, кто по дороге
Идёт ли, едет, скачет ли
«Зачем», а не «куда».
Что впереди? Дорога!
Что позади? Дорога!
Что минуло, то кануло,
А дальше – новый счёт…
Но если будем строги,
То дело не в дороге,
А в тех, которым хочется
Чего-Нибудь-Ещё!
Сказка вторая
Которая и должна следовать за первой
Возможно, «путеводную песню» Луковичного Шута все так и не услышали, но Росинант её определённо услышал. Он перестал хромать и скакал, явно пытаясь соразмерить свой шаг с песенкой. То есть, подобно Луковичному Шуту, теперь просто приплясывал.
Это было странно для необученной никаким хитростям деревенской лошади. Но привыкший при чтении рыцарских романов к более крупным чудесам, Дон Кихот не обратил на такую мелочь никакого внимания.
Он вертел головой, озираясь по сторонам, иногда даже приставлял к глазам ладонь козырьком и пристально куда-то всматривался.
– Ваша милость, наверное, пытается углядеть какой-нибудь придорожный трактир? – с надеждой поинтересовался Санчо. – Но насколько я знаю эти места, ближайший будет только на окраине Тобо?сы. И этот ближайший вовсе от нас не близко! – И Санчо тяжело вздохнул.
– Нет, друг мой, – печально ответил Дон Кихот. – Мы уже порядочно отъехали от своих домашних очагов – и никаких приключений! А ведь мы на большой дороге. Уж на ней-то должна прятаться в засаде хотя бы шайка разбойников. Так нет же! И мой меч пока что мирно покоится в ножнах.
– И пусть покоится, ваша милость. И чем дольше, тем лучше.
– Не трусь, Санчо! – прикрикнул на него Дон Кихот. – Не забывай, ради чего мы покинули наши дома.
– Что вы, ваша милость! – хмыкнул Санчо. – Просто я думаю, что ваш вид покажется любому разбойнику пострашнее вашего рыцарского меча с копьём вместе.
– Мой вид и должен устрашать негодяев! – кивнул Дон Кихот.
Но, разумеется, Санчо имел в виду вовсе не это.
При виде Дон Кихота верхом на Росинанте всем встречным могло показаться, что одна башня оседлала другую, которая свалилась на дорогу и обрела лошадиные копыта. И показаться такое могло вполне закономерно, потому что длина Росинанта ничуть не уступала вышине Дон Кихота.
Сам же себе Дон Кихот представлялся статным и грозным рыцарем, скачущим на не менее статном и не менее грозном коне.
Разумеется, представление Дон Кихота о себе самом тоже осталось между строк повествования Мигеля де Сервантеса, настолько оно смахивало на сказку. Но мы-то с вами, мои юные сеньоры и сеньорины, между строк и путешествуем! Поэтому пусть странствующий рыцарь будет для нас таким, каким он сам себя и хотел бы видеть. Что поделаешь, в сказках главенствует своя справедливость!
И вдруг откуда-то донеслись жалобные стенания…
У Росинанта навострились уши, и он даже стал как будто чуть-чуть повыше. Серый, наоборот, испуганно прижал свои стоячие уши и стал как будто чуть-чуть поменьше.
Дон Кихот же, прислушиваясь, поднялся во весь рост на стременах.
– Ваша милость! – поспешно забормотал Санчо. – Это просто какой-нибудь комар вьётся вокруг нас.
И он принялся старательно хлопать в воздухе ладонями, словно ловя невидимую мошку.
– Нет, Санчо, – решительно заявил Дон Кихот. – He подлежит сомнению, что это стонет какой-нибудь беззащитный, нуждающийся в моей помощи. Хвала Небесам за ту милость, какую они мне, наконец, оказали. Вперёд!
Он пустил Росинанта в такой галоп, что Серый едва за ним поспевал. И наши всадники на всём скаку оказались в находящейся поблизости дубовой роще.
Здесь богато одетый сельчанин охаживал плетью привязанного к дереву мальчишку. Его-то жалобные стенания и услышал Дон Кихот,
У резко затормозившего ослика из-под передних копыт поднялись два столбика пыли, а Росинант перед таким изуверством встал на дыбы и гневно заржал. Его ио-го-го! прозвучало, как человеческое ого-го, и в нём явственно можно было услышать возмущённые интонации.
Это не преминул подметить Санчо, воскликнув:
– Ваша милость! Да что же это такое здесь творится? Вон даже наш Росинант возмутился!
– И-я! И-я! И-я! – вдруг заорал под ним Серый и злым взглядом уставился на истязающего мальчишку сельчанина.
– Вот, и мой туда же! – одобрительно почесал своего осла за ухом Санчо.
Взяв копьё наперевес, Дон Кихот кинулся на истязателя.
Сельчанин же, обнаружив у себя над головой увешенную доспехами фигуру, а под носом замершее острие копья, сорвал шапку и рухнул на колени.
– Сеньор кабальеро! – завопил он. – Я наказываю мальчишку, который пасёт отару моих овец. И, видит Бог, я каждый день не досчитываюсь овцы. Вот я…
– Нет, хозяин! – всхлипывая, перебил его мальчишка. – Вы так говорите, чтобы не платить мне жалованья. А все ваши овцы, видит Бог, целы и невредимы.
– Сколько он тебе должен? – осведомился Дон Кихот у пастушка.
– По семи реалов за месяц, – всхлипнул тот. – А всего за девять месяцев.
– Значит, шестьдесят три реала, – подытожил Дон Кихот.
– Почему это шестьдесят три? – набычился хозяин, понимая, что ему сейчас придётся раскошелиться. – А сколько за это время он пар обуви износил, что я ему покупал?
– Если он и рвал кожу на башмаках, которые вы ему покупали, – сурово заметил Дон Кихот, – то вы только что занимались тем, что рвали его собственную кожу. А она почувствительней, чем на башмаках, и подороже стоит! Таким образом, вы должны ему не шестьдесят три, а семьдесят реалов. Немедленно отвяжите несчастного и расплатитесь в ним, не то я насквозь проткну вас копьём!
– Конечно, сеньор, конечно! – забормотал сельчанин, поспешно распутывая верёвки на своей жертве. – Семьдесят, так семьдесят! Да беда в том, что я денег не прихватил с собой.
Отвязав мальчишку и перекинув верёвку через плечо, он расплылся в улыбке и крепко ухватил пастушка за руку.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 119
