Лев, колдунья и платяной шкаф - Льюис Клайв Стейплз

В тот день дождь лил до полудня и не видно было никакого просвета. Тогда они решили играть в прятки. Сьюзен выпало водить, и, когда все рассыпались прятаться, Люси побежала в комнату с платяным шкафом. Она не собиралась прятаться в шкафу, зная, что все опять примутся обсуждать то, что с ней произошло. Но ей всё-таки очень хотелось ещё раз заглянуть в него.

Прошло время, и она уже сама начинала сомневаться, не приснилась ли ей Нарния и фавн. Дом был таким большим и полным укромных уголков, что Люси решила, что успеет заглянуть в платяной шкаф, а потом спрятаться где-нибудь ещё. Однако, подойдя к шкафу, она вдруг услышала шаги в коридоре, и ей ничего не оставалось, как только прыгнуть в шкаф и закрыть за собой дверцу. Она не закрыла её плотно, потому что знала, что захлопнуть себя в шкафу, пусть даже он не волшебный, было бы очень глупо.

Тот, чьи шаги она услышала, оказался Эдмундом. Он вошёл в комнату как раз в тот момент, когда Люси прыгала в шкаф. Он тотчас решил последовать за ней, и вовсе не потому, что считал это место хорошим укрытием, а потому, что захотел подразнить сестру насчёт выдуманных стран. Эдмунд открыл дверцу. Внутри, как и раньше, висели пальто, пахло нафталином, было темно и тихо – и никаких следов Люси.

– Она думает, что это Сьюзен пришла искать её, – сказал себе Эдмунд, – поэтому сидит тихонечко в глубине. – Он прыгнул в шкаф и захлопнул дверцу, забыв, что это очень глупо. Затем мальчик принялся искать Люси в темноте. Он был уверен, что обнаружит её через несколько секунд, и очень удивился, когда этого не случилось. Тогда Эдмунд решил приоткрыть дверцу, чтобы было посветлее. Однако дверцу он тоже не мог найти. Это ему совсем не понравилось, и Эдмунд принялся шарить руками во всех направлениях. Он даже закричал:

– Люси! Лю! Ты где? Я знаю, что ты здесь.

Ответа не последовало, и Эдмунд заметил, что его собственный голос звучит как-то странно: словно он находился не в закрытом шкафу, а где-нибудь на улице. Вдруг ему стало очень холодно, а затем он увидел свет.

– Как хорошо, – воскликнул Эдмунд, – что дверца, видимо, открылась сама собой.

Он напрочь забыл о Люси и устремился к свету, который принял за открытую дверцу шкафа. Он вышел наружу, но совсем не из шкафа в пустую комнату, а из-под тени больших тёмных елей – в лесную чащу.

Под ногами лежал свежий сухой снег, и такой же снег укрывал ветви деревьев. Над головой Эдмунда простиралось бледно голубое небо, такое, какое бывает погожим зимним утром. Сквозь деревья проглядывало встающее ярко-красное солнце. Стояла мёртвая тишина, словно он был единственным живым существом на земле. На деревьях не было видно ни малиновки, ни белки. Вокруг на все четыре стороны простирался лес. Эдмунд задрожал.

Он вспомнил, что искал Люси, и то, как нехорошо он с ней обходился из-за «выдуманной» страны, которая оказалась самой настоящей. Эдмунду пришло в голову, что Люси должна быть где-то рядом, и он принялся звать:

– Люси! Люси! Я тоже здесь. Это я, Эдмунд.

Никто ему не ответил.

– Она всё ещё злится на мои слова, – решил Эдмунд.

Хотя он и не любил признавать то, что был неправ, но ему совсем не нравилось остаться одному в этом странном, холодном и безмолвном месте, и мальчик опять закричал:

– Эй, Лю! Прости, что я не верил тебе. Теперь я вижу, что ты была права. Выходи. Давай помиримся.

Ему опять никто не ответил.

«Девчонка и есть девчонка, – подумал Эдмунд. – Надулась и сидит где-нибудь и не хочет принимать извинения».

Он оглянулся вокруг, решил, что это место ему совсем не по вкусу, и уже было собрался домой, как вдруг услышал где-то далеко в лесу звон колокольчиков. Звук слышался всё ближе и ближе, и вот показались сани, запряжённые двумя оленями.

Олени были размером с шетландских пони и такого белого цвета, что по сравнению с ним даже снег не казался чисто белым. Их ветвистые рога были позолочены и горели огнём в свете восходящего солнца. Их сбруя из красной кожи была украшена колокольчиками. Оленями правил сидевший в санях толстый гном ростом около трёх футов. Одет он был в шубу из меха белого медведя, а на голове носил красный колпак, с которого свисала длинная золотая кисточка. Огромная борода доходила гному до колен и служила вместо пледа. За ним, дальше в санях на приподнятом сиденье, возвышалась совсем другая персона – огромная дама, ростом выше всех женщин, которых Эдмунду доводилось видеть в жизни. До самого горла она была укрыта белой меховой мантией, в руках дама держала длинную золотую волшебную палочку, а голову её венчала золотая корона. Лицо её было белым, не бледным, а именно белым, как снег, бумага или сахарная пудра. На белом лице алели губы. Лицо дамы могло бы показаться прекрасным, если бы не было таким гордым, холодным и суровым.

Можно было залюбоваться тем, как сани неслись к Эдмунду, звеня колокольчиками, вздымая тучи снега, и как гном в них щёлкал кнутом.

– Стой! – закричала дама, и гном осадил оленей так резко, что они почти сели на снег. Затем они выпрямились и стояли, грызя удила и раздувая ноздри. В морозном воздухе их дыхание походило на дым.

– И кто, скажи на милость, ты такой? – спросила дама, в упор глядя на Эдмунда.

– Я… меня зовут Эдмунд, – смущённо ответил мальчик. Ему совсем не нравилось то, как она на него смотрит.

Дама нахмурилась.

– Ты так обращаешься к Королеве? – спросила она ещё более сурово.

– Простите, ваше величество, я не знал, – произнёс Эдмунд.

– Не знаешь Королеву Нарнии? – воскликнула она. – Ха! Тогда ещё узнаешь. Но повторяю – кто ты такой?

– Пожалуйста, ваше величество, – лепетал Эдмунд, – я не понимаю вас. Я хожу в школу, по крайней мере, раньше ходил, а сейчас каникулы.

Глава четвёртая

Рахат-лукум

– Но кто ты? – настаивала Королева. – Ты гном-переросток, который отрезал себе бороду?

– Нет, ваше величество, – ответил Эдмунд. – У меня никогда не было бороды. Я мальчик.

– Мальчик! – воскликнула она. – Значит, ты Сын Адама?

Эдмунд застыл, ничего не говоря. Он смутился настолько, что не понимал, о чём его спрашивают.

– Я вижу, что ты идиот, кем бы ты ни был, – заявила Королева. – Отвечай немедленно, или я выйду из себя. Ты человек?

– Да, ваше величество, – произнёс Эдмунд.

– И как, скажи на милость, ты попал в мои владения?

– Пожалуйста, ваше величество. Я прошёл сквозь платяной шкаф.

– Платяной шкаф? О чём ты?

– Я… я открыл дверцу и оказался здесь, ваше величество, – ответил Эдмунд.

– Ха! – воскликнула Королева, обращаясь больше к себе самой, чем к мальчику. – Дверцу. Дверцу из мира людей! Я слышала о таких вещах. Это может всё разрушить. Но он один, и с ним легко иметь дело. – С этими словами она поднялась со своего места и горящими глазами уставилась Эдмунду прямо в лицо. В то же время она подняла свою волшебную палочку. Мальчик был уверен, что сейчас произойдёт что-то ужасное, но не в силах был пошевелиться. Когда он уже приготовился к худшему, Королева внезапно передумала.

– Бедное дитя, – произнесла она совсем другим голосом, – как ты замёрз! Садись ко мне в сани, я согрею тебя своей мантией, и мы сможем поговорить.

Эдмонду всё это пришлось совсем не по вкусу, но он не осмелился ослушаться. Он шагнул в сани и уселся у ног Королевы. Она укрыла его своей меховой мантией и подоткнула её со всех сторон.

– Хочешь выпить что-нибудь горячее? – спросила Королева.

– Да, пожалуйста, ваше величество, – ответил Эдмунд, зубы которого стучали.

Королева достала откуда-то очень маленькую, словно сделанную из меди бутылочку. Затем, вытянув руку, она капнула из бутылочки одну каплю на снег возле саней. Эдмунд заметил, как на долю секунды в воздухе капля сверкнула, словно бриллиант. Едва коснувшись снега, она зашипела, и тотчас появилась украшенная драгоценными камнями чаша, в которой что-то дымилось. Гном немедленно поднял её и протянул Эдмунду с поклоном и улыбкой, впрочем, совсем не доброй. Мальчик отпил из чаши и почувствовал себя гораздо лучше. Он никогда не пробовал ничего подобного: что-то очень сладкое, пенистое и тягучее, отчего он сразу согрелся до кончиков пальцев.