Семьсот девяносто четвертая ночь
Когда же настала семьсот девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Хасан захотел поехать к девушкам, он наказал своей матери беречь его жену, как мы упоминали, и его жена, по предопределенному велению, слышала, что он говорил матери, а они этого не знали.
И потом Хасан поднялся и вышел за город и постучал в барабан, и явились к нему верблюды, и он погрузил двадцать тюков редкостей из Ирака и простился со своей матерью и женой и детьми, и одному из его детей было жизни год, а другому - два года. И Хасан снова обратился к своей матери и еще раз дал ей наставление, а потом он сел и поехал к своим сестрам и непрестанно, ночью и днем, ехал по долинам, горам, гладям и кручам в течение десяти дней. А на одиннадцатый день он приехал ко дворцу и вошел к своим сестрам, неся с собою то, что он им привез. И, увидав его, девушки обрадовались и поздравили его со спасением, а что касается его маленькой сестры, то она украсила дворец и снаружи и внутри. И затем они взяли подарки и сложили их в комнате, как обычно, и спросили Хасана про его мать и жену, и он рассказал им, что жена родила от него двоих сыновей. И когда его маленькая сестра увидала, что Хасан здоров и благополучен, она сильно обрадовалась и произнесла такой стих:
"И спрашиваю я ветр про вас, как проходит он.
И в сердце моем другой, чем вы, не является".
И Хасан провел у них в гостях, пользуясь почетом, три месяца, и он радовался, веселился, блаженствовал и наслаждался, занимаясь охотой и ловлей, и вот какова была его история.
Что же касается истории его матери и жены, то, когда Хасан уехал, жена его провела с его матерью один день и другой, а на третий день она сказала ей: "Слава Аллаху! Неужели я живу с ним три года, не ходя в баню", - и заплакала. И мать Хасана пожалела ее и сказала: "О дочка, мы здесь чужеземцы, и твоего мужа нет в городе. Будь он здесь, он бы позаботился услужить тебе, а что до меня, то я никого не знаю. Но я погрею тебе воды, о дочка, и вымою тебе голову в домашней бане". - "О госпожа! - воскликнула жена Хасана, - если бы ты сказала эти слова какой-нибудь из невольниц, она бы потребовала, чтобы ты продала ее на рынке, и не стала бы жить у вас. Но мужчинам, о госпожа, простительно, так как они ревнивы и их ум говорит им, что, если женщина выйдет из дома, она, может быть, сделает мерзость. А женщины, о госпожа, не все одинаковы, и ты знаешь, что, если у женщины есть какое-нибудь желание, ее никто не осилит и не убережет и не охранит и не удержит ее ни от бани, ни от чего другого, и она сделает все, что изберет".
И потом она стала плакать и проклинать себя и причитать о себе и о своем изгнании, и мать ее мужа сжалилась над ее положением и поняла, что все, что она говорила, неизбежно случится. И она поднялась и приготовила вещи для бани, которые были им нужны, и, взяв с собою жену Хасана, пошла в баню. И когда они пришли в баню и сняли одежду, все женщины стали смотреть на жену Хасана и прославлять Аллаха - велик он и славен! - и рассматривать созданный им прекрасный образ. И каждая женщина, которая проходила мимо бани, стала заходить в нее и смотреть на жену Хасана. И распространилась по городу молва о ней, и столпились вокруг нее женщины, так что в бане нельзя было пройти из-за множества бывших там женщин.
И случилось по дивному делу, что пришла в этот день в баню невольница из невольниц повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, по имени Тухфа-лютнистка. И увидела она, что женщины столпились и что в бане не пройдешь из-за множества женщин и девушек, и спросила в чем дело, и ей рассказали про ту женщину. И невольница подошла к ней и взглянула на нее и всмотрелась в нее, и ее ум смутился от ее красоты и прелести, и она прославила Аллаха - да возвысится величие его! - за созданные им прекрасные образы. И она не вошла в парильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела, ошеломленная, на ту женщину, пока она не кончила мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она прибавила красоты к своей красоте. И, выйдя из парильни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и женщины стали смотреть на нее, и она взглянула на них и вышла.
И Тухфа-лютнистка, невольница халифа, поднялась и шла за нею, пока не узнала, где ее дом. И тогда она простилась с нею и пошла обратно во дворец халифа. И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-Зубейде. И тогда она поцеловала перед нею землю, и Ситт-Зубейда спросила: "О Тухфа, почему ты замешкалась в бане?" - "О госпожа, - ответила девушка, - я видела чудо, подобного которому не видала ни среди мужчин, ни среди женщин, и это оно отвлекло меня и ошеломило мне разум и так смутило меня, что я не вымыла себе головы". - "А что это за чудо, о Тухфа?" - спросила Ситт-Зубейда. И невольница ответила: "О госпожа, я видела в бане женщину, с которой было два маленьких мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной ни до нее, ни после нее, и нет подобного ее образу во всем мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа, если бы ты осведомила о ней повелителя правоверных, он бы убил ее мужа и отнял бы ее у него, так как не найдется среди женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто ее муж, и мне сказали, что ее муж - купец по имени Хасан басрийский. И я провожала эту женщину от выхода из бани до тех пор, пока она не вошла в свой дом, и увидела, что это дом везиря, у которого двое ворот, - ворота со стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь, о госпожа, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее мужа и женится на ней..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Семьсот девяносто пятая ночь
Когда же настала семьсот девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница повелителя правоверных, увидав жену Хасана басрийского, описала ее красоту СиттЗубейде и сказала: "О госпожа, я боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и нарушит закон и убьет ее мужа и женится на ней". И СиттЗубейда воскликнула: "Горе тебе, о Тухфа! Разве дошли красоты и прелести этой девушки до того, что повелитель правоверных продаст свою веру за земные блага и нарушит из-за нее закон? Клянусь Аллахом, я непременно должна посмотреть на эту женщину, и если она не такова, как ты говорила, я велю отрубить тебе голову. О распутница, во дворце повелителя правоверных триста шестьдесят невольниц, по числу дней в году, и нет ни у одной из них тех качеств, о которых ты упоминаешь!" - "О госпожа, - ответила Тухфа, - клянусь Аллахом, нет, и нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше - нет такой женщины среди неарабов и среди арабов, и не создал Аллах - велик он и славен! - такой, как она!"
