Взглянул на нее я раз, и впали в смущение
Тончайшие мысли от чудесных красот ее.
Внушила ей мысль ее, что я ее полюбил,
И мысль эта отразилась вмиг на щеках ее
И я приветствовал девушку, и она сказала" "Приют и уют, добро тебе пожаловать!" И взяла меня за руку, о повелитель правоверных, и посадила с собой рядом, и от крайней тоски я заплакал, боясь разлуки, и пролил слезы из глаз, и произнес такое двустишье:
"Люблю я разлуки ночи - я им не радуюсь,
Но, может быть, им вослед придет единенье.
Дней близости не люблю я очень - ведь знаю я,
Что будет исходом всех вещей прекращенье".
И девушка стала развлекать меня ласковыми речами, а я утопал в море страсти и боялся, хоть был вблизи, мучений разлуки из-за крайней любви и тоски. И я вспомнил горечь разлуки и отдаления и произнес такое двустишье:
"В час сближенья с нею подумал я о разлуке с ней,
И из глаз моих заструились слезы-дракона кровь.
И глаза я стал вытирать о шею красавицы
Ведь сдерживает камфара обычно кровь".
И девушка приказала принести кушанья, и пришли четыре невольницы, высокогрудые девы, и поставили перед нами кушанья, плоды, сладости, цветы и вино, подходящие для царей. И мы поели, о повелитель правоверных, и сидели за вином, и вокруг нас были цветы, в помещении, подходящем только для царя. А затем, о повелитель правоверных, невольница принесла ей парчовый чехол, и она взяла его, и вынула из него лютню, и, положив лютню на колени, прошлась по струнам, и струны жалобно позвали, как ребенок зовет мать, а девушка произнесла такое двустишье:
"Вино пей всегда из рук газели изнеженной
По нежности свойств они друг другу подобны.
Поистине, пьющему усладу дает вино
Тогда лишь, когда блестят ланиты у кравчих".
И я пробыл у нее, о повелитель правоверных, в таких обстоятельствах некоторое время, пока не вышли все мои деньги, и я подумал, сидя с нею, о разлуке, и слезы полились у меня по щекам, как потоки, и я перестал отличать ночь от дня.
"Почему ты плачешь?" - спросила девушка. И я сказал ей: "О госпожа, с тех пор как я к тебе пришел, твой отец берет с меня каждый вечер пятьсот динаров, и у меня не осталось нисколько денег, а правду сказал поэт, когда сказал:
Коль беден ты, на родине ты чужак,
С деньгами ж - всем родной на чужбине".
"Знай, - сказала девушка, - что у моего отца в обычае, когда у него находится купец и он разорится, держать его как гостя три дня, а потом его выгоняют, и он никогда к нам не возвращается. Но скрывай свою тайну и таи свое дело, а я устрою хитрость, чтобы быть с тобой, до каких пор захочет Аллах, - в моем сердце великая любовь к тебе. Знай, что все деньги отца под моей рукой, и он не знает их количества. Я буду давать тебе каждый день мешок с пятью сотнями динаров, а ты будешь отдавать его моему отцу и скажешь: "Я не стану тебе давать деньги иначе как день за днем". И всякий раз, как ты отдашь ему деньги, он будет давать их мне, а я буду давать их тебе, и мы будем продолжать так, до каких пор захочет Аллах".
И я поблагодарил девушку за это и поцеловал ей руку, и я провел у нее, о повелитель правоверных, таким образом целый год.
И в какой-то день случилось, что она побила свою невольницу болезненным боем, и невольница сказала ей: "Клянусь Аллахом, я сделаю больно твоему сердцу, как ты сделала больно мне". И эта невольница пошла к ее отцу и осведомила его о нашем деле с начала до конца. И Тахир ибн аль-Ала, услышав слова невольницы, тотчас же поднялся и вошел ко мне, когда я сидел с его дочерью, и сказал: "О такой-то!" - "К твоим услугам!" - ответил я. И он сказал: "У нас такой обычай: когда с нами купец и он разорился, мы держим его как гостя три дня, а ты у нас уже год ешь, пьешь и делаешь, что хочешь".
И он обернулся к своим слугам и сказал: "Снимите с него одежду!" И они сделали это и дали мне скверную одежду ценой в пять дирхемов, и дали мне десять дирхемов, и старик сказал: "Уходи! Я не буду тебя ни бить, ни ругать, ступай своей дорогой, но если ты останешься в этом доме, за твою кровь не будет дано платы".
И я вышел, о повелитель правоверных, не зная, куда идти, и опустилась в мое сердце вся забота в мире, и охватило меня беспокойство. И я сказал себе: "Как это я приехал морем с тысячей тысяч динаров, часть которых цена тридцати кораблей, и все это остается в доме зловредного старика, и после этого я выхожу от него голый, с разбитым сердцем. Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!"
И я провел в Багдаде три дня, не вкушая ни еды, ни питья, а на четвертый день я увидел корабль, направлявшийся в Басру, и сошел на этот корабль, и нанял место у его хозяина, и доехал до Басры. И я пришел на рынок, сильно голодный, и меня увидел один зеленщик, и подошел ко мне, и обнял меня, так как он был моим другом и другом моего отца. Он спросил меня о моем положении, и я рассказал ему обо всем, что со мной случилось, и зеленщик сказал: "Клянусь Аллахом, это не дела разумного! После того, что с тобой случилось, что же ты задумал делать?" - "Не знаю, что делать", - сказал я. И зеленщик спросил: "Хочешь ли ты сидеть у меня и записывать мой расход и доход? Тебе будет каждый день два дирхема, сверх еды и питья".
И я согласился на это и провел у него, о повелитель правоверных, целый год, продавая и покупая, пока у меня не оказалось сто динаров, и тогда я нанял комнату на берегу реки, надеясь, что, может быть, придет корабль с товаром, и я куплю на мои динары товару и отправлюсь с ним в Багдад. И случилось в какой-то день, что пришли корабли, и все купцы пошли покупать, и я пошел с ними. И вдруг два человека вышли из трюма корабля и, поставив себе две скамеечки, сели. И купцы подошли к ним, чтобы покупать, и прибывшие сказали своим слугам: "Подайте ковер". И ковер принесли. И один из слуг принес суму, и, вынув из нее мешок, раскрыл его, и опорожнил на ковер, и вдруг я увидел, что ковер похищает взоры, так много было на нем драгоценных камней, жемчуга, коралла, яхонтов и карнеола всевозможных цветов..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
