"Я вижу тебя, и не отвожу я взора,
Чтоб веки лик твой от меня не скрыли,
И если бы я направил к тебе все взоры,
Не мог бы объять красот я твоих глазами".
И старуха сказала невольницам: "Пусть десять из вас встанут, попляшут и споют". И Ибрахим, увидев их, сказал про себя: "Я желал бы, чтобы поплясала госпожа Джамила".
И когда окончилась пляска десяти невольниц, они подошли к Джамиле, окружили ее и сказали: "О госпожа, мы хотим, чтобы ты поплясала в этом месте и довершила бы этим нашу радость, так как мы не видели дня, приятнее этого". И Ибрахим ибн аль-Хасыб сказал про себя: "Нет сомнения открылись врата неба, и внял Аллах моей молитве!" А невольницы целовали ноги Джамилы и говорили ей: "Клянемся Аллахом, мы не видели, чтобы твоя грудь расправилась так, как в сегодняшний день". И спи до тех пор соблазняли ее, пока она не сняла верхнюю одежду и не осталась в рубахе из золотой ткани, расшитой всевозможными драгоценными камнями, и она показала соски, подобные гранатам, и открыла лицо, подобное луне в ночь полнолуния".
И Ибрахим увидел движения, каких не видал всю свою жизнь, и Джамила показала в своей пляске диковинный способ и удивительные новшества, так что заставила нас забыть о пляске пузырьков в чаше и напомнила о том, что тюрбаны на головах покосились [661]. И она была такова, как сказал о ней поэт:
Как хочешь, сотворена она, соразмерная,
По форме красы самой - не меньше и не длинней.
И, кажется, создана она из жемчужины,
И каждый из ее членов равен луне красой.
Или как сказал другой:
Плясунья! Подобен иве гнущейся стан ее,
Движенья ее мой дух едва не уносят прочь.
Не сможет стоять нога, лишь только плясать начнет
Она, словно под ногой ее - пыл души моей.
"И когда я смотрел на нее, - говорил Ибрахим, - ее взгляд вдруг упал на меня, и она меня увидела, и когда она на меня взглянула, ее лицо изменилось, и она сказала невольницам: "Пойте, пока я не приду к вам", - а затем направилась к ножу, величиной в пол-локтя, и, взяв его, пошла в мою сторону. И потом она воскликнула: "Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!" И когда она подошла ко мне, я исчез из мира, И, увидев меня и столкнувшись со мной лицом к лицу, Джамила выронила из руки нож и воскликнула: "Хвала тому, кто вращает сердца!" И затем она сказала: "О юноша, успокой свою душу! Ты в безопасности от того, чего боишься". И я начал плакать, а она вытирала мне слезы рукой и говорила: "О юноша, расскажи мне, кто ты и что привело тебя в это место". И я поцеловал ей руку и схватился за ее подол, и она сказала: "Нет над тобой беды! Клянусь Аллахом, мой глаз не наполнится памятью о ком-нибудь, кроме тебя. Скажи мне, кто ты".
"И я рассказал ей свою историю от начала до конца, - говорил Ибрахим, - и она удивилась и сказала: "О господин мой, заклинаю тебя Аллахом, скажи мне, не Ибрахим ли ты, сын аль-Хасыба?" И он ответил: "Да". И она припала ко мне и сказала: "О господин мой, это ты сделал меня не охочей до мужчин. Когда я услышала, что в Каире находится мальчик, красивей которого нет на всей земле, я полюбила тебя по описанию, и к моему сердцу привязалась любовь к тебе из-за того, что до меня дошло о твоей ослепительной красоте, и я стала с тобой такова, как сказал поэт:
В любви перегнало ухо взоры очей моих
Ведь ухо скорее глаз полюбит порою.
Да будет же хвала Аллаху, который показал мне твое лицо! Клянусь Аллахом, если бы это был кто-нибудь другой, я распяла бы садовника, и привратника хана, и портного, и всех, кто с ними связан".
И затем она сказала мне: "Как бы мне ухитриться, чтобы ты что-нибудь поел без ведома невольниц?" И я сказал ей: "Со мною то, что мы будем есть и пить". И я развязал перед ней мешок, я она взяла курицу и стала класть куски мне в рот, и я тоже клал ей куски в рот, и когда я увидел, что она это делает, мне показалось, что это сон. И затем я поставил вино, и мы стали пить, и при всем этом она была подле меня, а невольницы пели. И мы делали так с утра до полудня, а затем она поднялась и сказала: "Поднимайся теперь и приготовь себе корабль и жди меня в таком-то месте, пока я к тебе не приду. У меня истощилось терпение переносить разлуку с тобой". - "О госпожа, - ответил я ей, - у меня есть корабль, и он - моя собственность, и матросы наняты мной, и они меня ожидают". "Это и есть то, чего я хочу", - сказала Джамила. И затем она пошла к невольницам..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятьсот пятьдесят восьмая ночь
Когда же настала девятьсот пятьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что госпожа Джамила пошла к невольницам и сказала им: "Поднимайтесь, мы пойдем во дворец". И они спросили: "Как же мы уйдем сейчас - ведь у нас обычай проводить здесь три дня?" - "Я чувствую на душе великую тяжесть, как будто я больна, и боюсь, что это будет для меня тягостно", - отвечала Джамила. И невольницы сказали: "Слушаем и повинуемся!" И надели свои одежды, а потом они пошли к берегу и сели в лодку. И садовник подошел к Ибрахиму (а он не знал о том, что с ним случилось) и сказал: "О Ибрахим, нет тебе удачи в том, чтобы насладиться ее видом. Она обычно остается здесь три дня, и я боюсь, что она тебя увидела". - "Она меня не видела, и я не видел ее - она не выходила из домика", - сказал Ибрахим. "Твоя правда, о дитя мое, - сказал садовник. - Если бы она тебя увидела, мы бы, наверное, погибли. Но побудь у меня, пока она не придет на следующей неделе, ты ее увидишь и насмотришься на нее досыта". - "О господин мой, - сказал Ибрахим, - у меня есть деньги, и я за них боюсь. Со мной люди, и я боюсь, что они найдут мое отсутствие слишком долгим". - "О дитя мое, - сказал садовник, - мне тяжело с тобой расстаться!"
И он обнял его и простился с ним, и Ибрахим отправился в хан, в котором он стоял, и встретился с привратником хана, и взял свои деньги. И привратник хана спросил его: "Добрые вести, если хочет того Аллах?" И Ибрахим ответил ему: "Я не нашел пути к тому, что мне нужно, и хочу возвратиться к моим родным". И привратник хана заплакал, и простился с ним, и понес его вещи, и довел его до корабля, и потом Ибрахим направился к тому месту, о котором ему говорила Джамила, и стал ее там ждать.
