Сказки Эро Салмелайнена - Салмелайнен Эро

Карельская сказка чем-то похожа на русскую, на что обратил внимание уже в первой половине XIX века финский языковед и этнограф М. А. Кастрен. Это сходство прежде всего приметил и И. А. Худяков: «Поразительное сходство финских сказок с русскими, дающее повод думать, что они, может быть, перешли к финнам от нас, и побуждает нас обратить на них внимание наших исследователей» [4]. Так можно было писать на заре сказковедения. Теперь ни один фольклорист не рискнул бы высказываться так прямолинейно, потому что вопрос о сходстве сказок разных народов — проблема чрезвычайно сложная, и мы не будем здесь в нее углубляться. Заметим только, что сходство всегда в первую очередь бросается в глаза и его легче определить, чем различия, самобытность сказки.

Наиболее характерные для карельского репертуара сюжеты — это сказки о невинных страдалицах типа «Золушки», «Безручки», «Подмененной невесты», «Чудесных детей» (сюжет пушкинской «Сказки о царе Салтане») и подобные им. Эти международные сюжеты карелы «обработали» по-своему, согласно своим условиям и укладу жизни, нравственному чувству сострадания и жалости. Карельские сказки прелестны своей наивностью и непосредственностью — они рассказаны «детьми природы», живущими среди лесов на берегах больших и малых озер. Даже в сказках, записанных в XX веке, почти полностью отсутствуют реалии городского быта. Царь в них живет в крестьянской избе и отличается от крестьянина лишь тем, что не нищенствует; царский сын ходит на деревенские «бесёды» вместе со своими работниками и т. д. В этом проявляется сила традиции.

В карельской сказке привлекают внимание два женских образа, которые встречаются в разных сюжетах. Один из них — Сюоятар, неизменно представляющая зло, другой — старушка-вдова, мудрая советчица героя, полная противоположность Сюоятар. Имя это происходит от слова syôjâ — едящий (-ая), то есть людоедка, хотя непосредственно в роли людоедки Сюоятар не выступает. Она, как злой рок, всегда стремится разрушить счастье семьи: подменяет собою мать героини и становится злой мачехой; прикидывается повитухой и похищает чудесных сыновей у роженицы; губит девушку, невесту царевича, и занимает ее место… То, что Сюоятар обладает сверхъестественной способностью превращать людей в иное состояние и принимать облик идеальных женщин, не является просто сказочным вымыслом. Корни этого образа глубоко уходят в первобытное мышление. Уже в древней мифологии карел и финнов Сюоятар представляла злое начало, она неизменно причиняет вред человеку, от нее рождается змея, иногда она изображена драконом, выходящим из моря (в сказке «Ольховая Чурка» она — мать змеев, убитых героем и его товарищами). Сцена расправы над Сюоятар в сказках как бы предупреждает: окончательно от зла не избавиться, оно многолико и обладает способностью видоизменяться. Проваливаясь в яму с горящей смолой, Сюоятар успевает выкрикнуть заклинание: «Пусть обернутся мои глаза гадюками, волосы — воронами, а пальцы — пиявками, чтобы людям досаждать, труды людские пожирать!»

Старушка-вдова в сказках не обладает волшебной силой, это глубоко человечный образ. Она — мудрая, всезнающая женщина, к которой герой обращается за советом в самый критический момент. Она одна знает тайну, которая приводит действие к быстрой развязке. Без помощи этой мудрой женщины герой не смог бы наказать зло и восстановить справедливость.

Несомненно, карельские сказки ближе к русским, чем финские. Это и естественно. Карельская народность сформировалась в атмосфере новгородского влияния, финны же испытывали влияние шведской культуры, и не только шведской — известны давние связи Финляндии с государствами континентальной Европы. Отличие чисто внешнее между финской и карельской сказкой заключается в различных названиях «сановных» героев: в финских сказках это короли и королевы, принцы и принцессы (чаще все же просто королевские сыновья и дочери), а в карельских — царь, царева жена, царев сын, царева дочь. Салмелайнен, в целях стилистического единообразия, заменил царей королями, по традиции финской сказки и литературного языка. Финские сказки обнаруживают больше осведомленности в особенностях городского быта, что объясняется вековыми связями финских крестьян с торговыми городами страны. В разработке одних и тех же сюжетов финская традиция часто придерживается западно-европейской версии, а карельская — русской.

Но в сказках карел и финнов имеется и много общего. Общность их происхождения сказывается, например, в том, что сказки о животных — этот наиболее древний пласт сказочного эпоса — у них общие. Общими являются и многие своеобразные мотивы волшебных сказок. Карельские сказки не являются однородными, они отличаются в деталях в зависимости от того, в какой области Карелии были записаны. Историческая судьба карельского народа сложилась так, что в многовековой борьбе между Россией и Швецией его подчиняла своей власти то одна, то другая из воюющих сторон, и в конце концов Карелия была разделена на две части. Западные карелы, попавшие под длительное господство шведов, были насильственно обращены в католичество, позднее замененное лютеранством, и в конечном счете оказались в экономическом и культурном отношении связанными с финским народом. Это не могло не наложить отпечаток на их фольклор. Среди финских фольклористов и этнографов существует мнение, что Карелия была своего рода мостом между востоком и западом: она осваивала русскую народную культуру и передавала ее финнам, в то же время воспринимая подходящие для своих условий жизни черты финской культуры. Это взаимовлияние особенно заметно в области традиционной материальной культуры и фольклора.

Но несмотря на внешние воздействия, даже на коренные социально-исторические изменения в жизни народа, волшебная сказка в своей идейной сути не поддается трансформации, как более поздняя разновидность сказки — бытовая и сатирическая. Волшебная сказка, зародившись в эпоху разложения родового строя, донесла до нас неизменным свое основное содержание через тысячелетия и разные общественные формации. Такая устойчивость объясняется тем, что сказка с ее идеей равенства и верой в справедливость всегда отвечала чаяниям трудового народа, хранителя сказки. В народе сказка всегда воспринималась как вымысел, и никто не верил, что события, рассказанные в ней, происходили на самом деле (этим сказка отличается от эпоса, исторической песни и предания), но в то же время традиция ревностно охраняет сказку от неоправданных новшеств. Они, если даже вводятся кем-то, далеко не всегда закрепляются.

Те, кто наблюдал восприятие сказки детьми, хорошо знает, как зорко следят они за каждым словом. Если рассказчик хоть чуточку отступит от привычного хода повествования или что-то пропустит, пусть мелкую деталь, маленькие слушатели тут же его поправят. В узнавании и повторении прекрасного заключается эстетическое наслаждение.

Но в то же время сказки не заучиваются слово в слово. Это из песни, как говорят, слова не выкинешь, хотя и песенные тексты подвергаются изменениям. Сказку каждый расскажет по-своему, своими словами, с большей или меньшей точностью по отношению к услышанному. Талантливый рассказчик придаст повествованию свои индивидуальные штрихи и нюансы, менее одаренный постарается по возможности точно передать фабулу. Возникает множество вариантов одного и того же устного произведения.

Вариантность — форма существования фольклора. В народной поэзии нет «канонических» текстов. В вариантах проявляется художественная одаренность народа. Это понимал и Салмелайнен. Многие сюжеты волшебных сказок он дает в двух-трех вариантах, иногда ограничиваясь кратким пересказом. Но в данной публикации избранных текстов из вариантов выбран один, наиболее характерный для карельской и финской традиции, а также в художественном отношении более интересный. В нашем сборнике приводятся иногда не варианты, а различные версии некоторых сказочных сюжетов. Так, например, сказка типа «Золушка» известна в Карелии в двух версиях: наиболее распространена версия «Мачеха — падчерица», в которой в роли мачехи выступает колдунья Сюоятар (в данном сборнике сказка «Чудесная береза»), и версия «Младшая сестра», которая больше характерна для финской традиции (здесь — под названием «Три сестры»). То же можно сказать о сказке типа «Чудесная невеста»: версия «Царевна-лягушка» бытует у восточных карел, а версия «Невеста-мышь» — у западных карел и финнов.