Annotation
Вадим Козин, один из грандов российской эстрады, был знаком с Вертинским и Руслановой, Есениным и Маяковским, Сталиным и Берией, Черчиллем и Рузвельтом. Но после пика своей предвоенной славы он оказался колымским узником. Трагедия артиста заключалась в его нетрадиционной сексуальной ориентации.
Певец вел дневник. Его скрупулезные, почти повседневные записи — это не только интимные тайны страдающей души. Это еще и поразительная по своей нелицеприятной правде хроника эпохи. Дневник был изъят у Вадима Козина «компетентными» органами во время его второго ареста в 1959 году и возвращен артисту лишь в начале девяностых годов.
Теперь читатель имеет возможность познакомиться с этим ярким и поистине уникальным документом.
В дневниках В.А. Козина сохранена авторская орфография и пунктуация
Вадим Козин
ПРЕДИСЛОВИЕ
Дневники
Часть I
1 июня 1955 — 30 марта 1956
ДНЕВНИКИ
Часть II
5 апреля 1956— 31 декабря 1956
ПОСЛЕСЛОВИЕ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
comments
Вадим Козин
ПРОКЛЯТОЕ ИСКУССТВО
ПРЕДИСЛОВИЕ
Вадима Алексеевича Козина я знал почти четверть века.
Так сложилось, что последние пятьдесят лет своей многострадальной жизни великий певец провел на берегу студеного Охотского моря, в Магадане. Там же прошла моя бесшабашная молодость, начиналась моя литературная деятельность. С детства я интересовался живописью, театром, музыкой, но в конце концов получил юридическое образование. Почему, не знаю. Может быть, просто ради «корочек». Диплом «правоведа», однако, не изменил вектора моей судьбы и не помешал мне стать профессиональным литератором, автором почти двух десятков книг по искусству («Авторская песня», «Александр Вертинский», «Колымские мизансцены», «Эстрада ретро», «Опальный Орфей», «Московская эстрада в лицах», «Лариса Мондрус» и др.).
В 60-х же годах прошлого столетия (ох, как давно это было!) я публиковал в «Магаданском комсомольце» статьи, бичующие абстракционизм и недостатки в книжной торговле, рецензии на спектакли, интервью с заезжими знаменитостями, обзоры художественных выставок. К этому времени относится и мое знакомство с Вадимом Алексеевичем.
Дело происходило в читальном зале областной библиотеки. Я набрал целую кипу книг по русской живописи начала века, и, пока девушка-библиотекарь записывала их в формуляр, за мной образовалась очередь. И первым стоял невысокий лысоватый человек, на которого я сначала не обратил внимания.
— Ого! Не много ли? — мягко произнес он.
Я обернулся и обмер: Вадим Козин — живая легенда советской эстрады! Я сразу узнал его. А он продолжал спрашивать:
— Искусством интересуетесь?
Я растерялся, проговорил что-то насчет того, что хочу написать рассказ об одном эпизоде из жизни Репина, когда полоумный фанатик порезал картину художника «Иван Грозный и сын его Иван», и что, мол, для этого мне надо понять и ощутить атмосферу того времени... Хотя как можно уловить дух эпохи, листая лишь книги об искусстве в далеком провинциальном городе?! Но Козин, мне показалось, отнесся к сказанному вполне серьезно.
— Интересно, интересно... Знаете что, у меня есть несколько журналов тех лет — «Столица и усадьба». Приходите ко мне. Может быть, они вам пригодятся. — И он написал на клочке бумаги свой адрес. — В любой день вечером, после семи, милости прошу.
Я возликовал от мысли, что попаду в гости к знаменитому артисту, но вдруг моя радость померкла, все было перечеркнуто неожиданным чувством странной неловкости. Придя домой, я уже сильно сомневался, стоит ли мне вообще появляться в квартире Козина. Наверняка за ней наблюдают, ведь о хозяине квартиры идет такая «слава» (много лет спустя я узнал, что в смежной квартире жил кагэбэшник, так что делайте выводы)! И меня мучил вопрос: «А почему он пригласил к себе меня? Почему именно меня? Может быть, я приглянулся ему, как тот подставной «любитель марок», из-за которого его арестовали в 1959 году?» Я был молод, симпатичен, нравился девушкам. Наверное, понравился и ему... Потом я спохватился.
Моему кумиру было уже шестьдесят пять — какая уж тут физиология, какие чувства...
Беспокоило и другое. Что подумают люди, друзья, мое начальство. Словом, «что станет говорить княгиня Марья Алексевна». «Он ходит к Козину?! Он — «голубой»?!» Преодолев и этот психологический барьер, я все-таки отправился к певцу.
Сразу утолю законное читательское любопытство: а было ли?.. Отвечаю: нет, не было. Во времена оны я принадлежал к классу «заслуженных мастеров» постельной борьбы с противоположным полом, как бы выспренно это ни звучало, был неутомимым «ходоком», угомонился поздно, и всякие там проявления мужеского неравнодушия претили мне до тошноты. Правда, в одну из первых наших встреч, за партией в шахматы, из уст маэстро все-таки прозвучал завуалированный деликатный намек на... Я так же интеллигентно, но твердо отверг его «игру» (в стиле современного американского клише: «даже и не думай»), и дальнейшие наши — сначала спорадические, потом более частые — беседы носили сугубо деловой характер, с моим дальним прицелом на статью, очерк или книгу о забытом певце.
В конечном итоге в начале 1982 года в журнале «Советская эстрада и цирк» я опубликовал свой первый материал о Козине «Еще не спето столько песен...», вызвавший громадный резонанс, а спустя еще десять лет вышло несколько моих книг об «опальном Орфее». Так, помимо иных литературных пристрастий, я стал еще и «козиноведом». Сам виновник моей «специализации» отнесся к публикациям и к своей вновь вспыхнувшей славе весьма сдержанно, но где-то в глубине души он, конечно, был доволен, я это чувствовал.
Не могу сказать, что в те годы наши встречи отличались теплотой и сердечностью. Иногда хозяин соглашался принять меня, но за столом был крайне раздражителен и замкнут. То был изнурительный процесс «выдавливания» из Козина каких-то фактов личной жизни. В редкие минуты Вадим Алексеевич как бы забывался и приоткрывал створки своей души. Эти мгновения дорогого стоили. Информация отпускалась дозированно. До конца, я думаю, он не раскрылся даже в своих дневниках, хотя по уровню откровенности они на порядок превосходят любой опус исповедального жанра.
Несмотря на то, что я написал о Вадиме Алексеевиче Козине несколько книг, «узкие места» его биографии все же остались. В частности, до сих пор мне задают вопросы:«когда же он родился?» и «за что все-таки сидел?».
В паспорте певца в графе «дата рождения» записано:
21 марта 1906 года. Сам же Козин упорно настаивал на том, что в действительности он появился на свет тремя годами раньше. Возраст, дескать, ему потом убавила мать, чтобы получать на него в голодные годы революции добавочный продуктовый паек. Отсюда, то бишь с 1903 года, мы и вели отсчет его юбилеям, эта дата попала и во все справочники и энциклопедии.
Однако недавно удалось наконец установить истину. В метрической книге петербургской церкви Св. Матфея указано, что Вадим Алексеевич родился 21 марта 1905 года, крещен 10 апреля 1905 года (актовая запись №108 за 1905 год). Родители: купец 2-й гильдии Алексей Гаврилович Козин и мещанка Вера Владимировна Ильинская. Но их ребенок считался незаконнорожденным, поскольку в то время Алексей Гаврилович официально находился в браке с другой женщиной — Натальей Никитичной Козиной (умерла 14 января 1916 года).
