Кандинский и я - Кандинская Нина Николаевна

Настоящая одиссея, без цели и пристанища. Что на самом деле занимало его в те годы, что, вероятно, даже мучило его — он никому не рассказывал, а я никогда не спрашивала. После долгих скитаний Кандинский вернулся домой, привезя с собой множество картин, написанных во время путешествий. Привели они его к желанной творческой цели или нет — неизвестно. Кандинский понимал, что еще не проник «сквозь оболочку» и не добрался до «сердцевины» в своих творческих исканиях.

«Только со временем и в постепенности уяснилось мне, — признавался он, — что „истина“ как вообще, так и в искусстве в частности, не есть какой-то X, т. е. не есть вечно не полно познаваемая, но все же недвижно стоящая величина, но что эта величина способна к движению и находится в постоянном медленном движении. Мне она вдруг представилась похожей на медленно двигающуюся улитку, по видимости будто бы едва сползающую с прежнего места и оставляющую за собой клейкую полосу, к которой прилипают близорукие души. И здесь я заметил это важное обстоятельство сначала в искусстве, и лишь позже я увидел, что и в этом случае тот же закон управляет и другими областями жизни. Это движение истины чрезвычайно сложно: ложное становится истинным, истинное ложным, некоторые части отпадают, как скорлупа спадает с ореха, время шлифует эту скорлупу, почему эта скорлупа принимается некоторыми за орех, почему эту скорлупу одаряют жизнью ореха, и, пока дерутся из-за этой скорлупы, орех катится дальше, новая истина падает как с неба и кажется в своей бесконечной высоте такой точной, крепкой и твердой, что некоторые влезают по ней, как по деревянному шесту, неограниченно веря, что на этот раз они достигнут самого неба… пока она не сломится и вместе с тем все лезшие по ней верующие не посыпятся с нее, как лягушки в болото, в безнадежную муть. Человек часто подобен жучку, которого за спинку держишь в пальцах: в немой тоске двигает он своими лапками, хватается за каждую подставленную ему соломинку и верит непрерывно, что в этой соломинке его спасение. Во время моего „неверия“ я спрашивал себя: кто держит меня за спину? чья рука подставляет мне соломинку и снова ее отдергивает? или я лежу на спине в пыли равнодушной земли и сам хватаюсь за соломинки, „сами собою“ выросшие вокруг меня? Как часто чувствовал я все же эту руку у моей спины, а потом еще и другую, ложившуюся на мои глаза и погружавшую меня таким образом в черную ночь в тот час, когда светит солнце» ^{29}.

Не надо поспешно приклеивать Кандинскому ярлык скептика. Я точно знаю: скептиком он никогда не был. Хотя очевидно, что в этот период жизни его многое угнетало. Однажды я спросила его, действительно ли Габриэла Мюнтер была причиной его тогдашней депрессии, и он, помедлив, ответил: «Она была поводом. Внезапно я увидел, что все вокруг меня рушится. Новую надежду я выпестовал себе лишь в своем искусстве». Он боролся с заблуждениями и разочарованиями, пагубными и разрушительными влияниями, с предрассудками и неверными советами и, несмотря на разлад со спутницей жизни, искал мир внутри себя. За его терпение, искания и убежденность ему воздалось открытиями в искусстве, которых до него еще не делал никто.

Новое мюнхенское объединение художников

Мюнхенский художественный авангард, как это случается с авангардом во всем мире и по сей день, подло игнорировался официальным искусством. Поэтому в начале 1909 года в Швабинге несколько художников и ценителей искусства в целях самосохранения организовали выставочную группу под названием Новое мюнхенское объединение художников. 22 марта оно было официально зарегистрировано. Идея принадлежала Явленскому и тотчас встретила поддержку в среде единомышленников. Вспоминая об этом, Франц Марк писал в «Синем всаднике» ^{30}: «В Мюнхене первыми и единственными сторонниками новых идей были двое русских, много лет проживших здесь и работавших вдали от суеты, пока к ним не присоединились несколько немцев. После основания объединения состоялся ряд прекрасных и необычных выставок, которые привели критиков в ярость» ^{31}.

Председательствовать в организации поручили Кандинскому, который к тому времени уже играл ведущую роль в художественной жизни Германии. В манифесте Нового объединения он пояснял эстетические воззрения, которые несколько лет формировались в среде мюнхенского авангарда. «Мы исходим из той мысли, что художник кроме впечатлений, получаемых от внешних явлений, непрерывно собирает в своем внутреннем мире переживания, что он хочет художественных форм, которые способны выразить взаимное действие и проникновение всех этих элементов, причем стремится освободить эти формы от всего случайного, чтобы сказать со всей силой только необходимое, т. е. он ищет того, что кратко называется художественным синтезом… Целью Общества является объединение художеств во имя этой задачи!» ^{32}

В числе основателей объединения был ряд известных художников. Со стороны Кандинского и Явленского единым авангардным фронтом выступали Габриэла Мюнтер и Марианна Веревкина, а также художники Адольф Эрбслё, Александр Канольдт и Альфред Кубин. Позднее к ним присоединились Пауль Баум, Карл Хофер, Владимир Бехтеев, Эрма Баррера-Босси, Моисей Коган. Последними вступили Пьер Жирио и Анри Ле Фоконье. Все вместе они представляли довольно пеструю смесь талантов и почерков. В списке участников значились имена художников из Германии, Франции, Австрии, России и Италии. Помимо художников и скульпторов членами общества были избраны также музыканты, поэты, танцовщики и художественные критики.

Если бы в нужный момент не нашелся человек, организовавший все выставки объединения, из этих восторженных идей ничего бы не вышло. Этим человеком стал тайный советник Хуго фон Чуди, назначенный тогда генеральным директором всех баварских музеев ^{33}. Когда Чуди попросили помочь, он обратился к Генриху Таннхаузеру, у которого в Мюнхене были лучшие выставочные помещения. Таннхаузер согласился, и первая выставка Нового объединения состоялась в его мюнхенской галерее 1–15 декабря 1909 года ^{34}. Публике было представлено искусство, которое теперь считается классикой. Тогда же оно вызвало бурную реакцию. Публика ругалась, грозилась и плевалась в картины. «Город искусств» Мюнхен смотрел на художников неприязненно, если не сказать враждебно. Исключением был фон Чуди.

Вторая выставка Нового мюнхенского объединения художников, прошедшая с 1 по 14 сентября 1910 года, также вызвала волну общественного гнева. В этот раз участников прибавилось, круг экспонатов расширился ^{35}, стал стилистически разнообразнее — на любой вкус. Но, как и после первой выставки, публика в ярости отвергла произведения как своих, так и приглашенных художников.

Важно назвать хотя бы некоторых гостей, чтобы подчеркнуть интернациональное значение этого художественного объединения: братья Давид и Владимир Бурлюки, Василий Денисов, Александр Могилевский, Жорж Брак, Андре Дерен, Жорж Руо, Морис Вламинк, Кеес ван Донген, Пабло Пикассо.

Франц Марк был так потрясен выставкой, что незамедлительно обратился к Кандинскому и Явленскому с просьбой принять его в члены объединения. Между Марком и Кандинским завязалась тесная дружба. Она легла в основу их сотрудничества, итогом которого чуть позже стал «Синий всадник».

Пресса захлебывалась ненавистью к художественному авангарду, который был широко представлен на выставке. Корреспондент газеты Münchener Neuesten Nachrichten [5] писал: «Либо следует предположить, что большинство участников и гостей объединения спятили, либо мы имеем дело с бессовестной профанацией на потребу сенсационности, свойственной нашему времени». Если бы автор этих слов был сейчас жив, он бы сгорел от стыда. Но благодаря этим строкам мы, на мой взгляд, имеем бесценный документ эпохи. Он свидетельствует о культурном климате, в котором приходилось работать художникам авангарда, боровшимся за выживание в угрожающем потоке ненависти. Я думаю, что нынешние молодые художники, если сравнивать их с коллегами начала нашего века, живут в настоящем раю, что, кстати, совершенно не на пользу искусству. Как показывает исторический опыт, искусство, развивающееся вопреки общественному мнению, зачастую сильнее искусства, сформировавшегося в эпоху неограниченных возможностей.