Проклятое искусство - Козин Вадим Алексеевич

Сегодня надобно обязательно сходить в дом-музей нашего великого русского художника Сурикова. Я совершенно случайно набрел на его домик, во дворе разбит цветник, посередине которого помещается бюст художника. Домик одноэтажный, около входа прикреплена мемориальная доска.

Вчера вечером ко мне зашел мужчина с усами, средних лет, среднего роста, с татуировкой на руках, в сером поношенном костюме. Назвался Аркадием Васильевичем Корнетским. Рассказал, что он меня знает с самого моего появления в Москве. Попутно прибавил, что он принадлежит к числу знакомых известной в свое время исполнением песен народностей Нонны Васильевны (Александровны) Полевой-Мансфельд и еще каких-то акробатов. Он сказал, что я с ним всегда здоровался, будучи в Московской эстраде, но я все ж его совершенно не помню. Я сделал вид, что все, что он говорит, это истинная правда. А может, так и есть. Из дальнейшей беседы я понял, что он тоже был в заключении, где, очевидно, познакомился со своей настоящей женой, полькой по национальности, Ядвигой Владиславовной, получившей полную реабилитацию. Беседа закончилась просьбой достать, на мой концерт пару пропусков, чего я, конечно, не сделаю, потому что теперь пропусков не существует, а потому могу только оставить им билеты, хотят послушать — пусть платят.

12—15. Узнал из сообщения газеты «Правда» о скоропостижной смерти Исаака Дунаевского. Его, конечно, жаль, все ж это был один из лучших композиторов так называемого «легкого жанра». Я считаю, что оперетта «Вольный ветер» — лучшая из советских оперетт. Его запоминающиеся мелодии к кинофильмам также относятся к лучшим образцам советской музыки малых форм. Его песни распевались по всей стране. Покойник, правда, умел очень ловко красть, так, что его было трудно уличить в краже. Так и не осуществилась его давнишняя мечта написать оперу. Может быть, смерть была к лучшему. Но все равно жаль, ушел один из зачинателей советской песни. Покрассов^[24] считать уже нечего. Со смертью Даниила Покрасса одновременно с ним «скончался» и Дмитрий Покрасс, ибо он без брата ничего из себя не представляет и ничего своего, оригинального, не опубликовал.

Нана (имя администратора местной филармонии. — Б.С.) сообщил, что здесь проживает Марадудина^[25] — еле передвигающаяся старуха, которая, несмотря на свою болезнь, хочет во что бы то ни стало увидеть меня и страшно боится, что я ее не узнаю. Ей сейчас лет семьдесят, но, по словам Наны, она очень бодро держится.

Корнетская позвонила, и я ей сообщил, что в кассе до 5 ч. вечера лежат два билета. Она поблагодарила меня, но, видимо, была не очень довольна таким поворотом дела, супруги ожидали бесплатного пропуска.

29.07.55. 7.45

Пел отвратительно, но всю вину отношу на счет Тернера. Я лишь в одном виноват, старый дурак, что начинаю злиться на этого топорного аккомпаниатора. Почему он так нечуток и груб? Вот что значит игра в джазе. Вчера в его аккомпанементе не было ничего живого. А я принужден все это скрывать, человек же этого не понимает. В результате я без голоса и сегодня весь день буду ходить как будто обверзанный (от жаргонного словечка «верзо» — то, что находится ниже спины. — Б.С.). Какие-то неожиданные гармонизации, заставляющие меня петь совершенно по-другому («Песня о матери»). В «Нищей» — излишний аккомпанемент, вопреки установленному. А если ему сразу сказать, становится на дыбы. Какое счастье не петь! Скорее бы кончилась поездка. После вчерашнего концерта (№45) просто стыдно ходить по городу, стыдно показаться на улицу. После «Чудо-чудеса» я пел уже хриплым голосом. «Одывэс» и «Осень» — это черт знает что! Так позорно я еще не пел за всю поездку. Я показываю всем своим исполнением, что надобно играть тише, в ритме, который мне требуется в данном моменте, так нет, он упорно играет в том ритме, который был когда-то установлен. У меня просто не хватает нервов перевоспитать его и сделать приличным аккомпаниатором. Он может им быть. Ашкенази^[26] вначале также барабанил, но потом он все понял. Этот же в силу каких-то причин не хочет или не желает понять, не знаю.

Вчера Нана привел меня к Марадудиной, бывшей ленинградской эстрадной певице. Впервые я с ней познакомился у Над. Петр, и Викт. Алекс., она тогда вернулась из-за границы, вернее, вернулись из-за границы Гзовская и Гайдаров^[27]. И вот в это время Мария Семеновна, будучи в бальзаковском возрасте, воспылала к Гайдарову запоздалой вспышкой страсти. Гайдаров в то время был в полном порядке: высокий, стройный, со сросшимися бровями, с гривой черных волос. Сейчас Марадудина — седовласая развалина, не скрывающая свои лета. Вчера Мария Семеновна пыталась сыграть, что она очарована моим пением. Мне от этого стало не по себе, ибо я пел так отвратно, что надо быть просто подлым человеком, чтобы так притворяться. Ну, бог с ней, со старухой. После концерта раздался звонок, якобы из квартиры председателя горисполкома, говорила его супруга, назвалась Ниной Викторовной. Она пригласила на воскресенье покататься по Енисею на глиссере. Она говорила, что глиссер делает до 60 километров в час и можно будет попробовать у какого-нибудь бакенщика отменной стерляди. В общем, уговорились, что она будет звонить завтра с 3 до 4, чтобы определить часы воскресной прогулки. Но завтра я, конечно, откажусь, потому что вечером мне трудно будет петь. Посердится, обойдется. Как-то я сегодня спою? И будет ли вдохновение? Я чувствую, что не будет.

30.07.55. 18.55

Погода к вечеру разошлась, появилось солнышко, но на нашем бригадном горизонте опять появились тучки. Иными словами, пришла телеграмма от Горшечникова (и.о. директора Магаданского театра. — Б.С.), который предлагает выполнить приказ Слюзко об увольнении Кабалова из театра. Это означает также, что Пименовы театру тоже не нужны, а последние еще держатся. Откровенно говоря, я о них не стал бы и минуты задумываться, моментально уволил бы.

Сегодня в магазине купил «Русский лес» Леонова и «Антологию японской поэзии». Мне страшно понравилось стихотворение неизвестного автора:

Когда увидишь — лунный свет пробьется

Сквозь гущу сада, где царила мгла

Ветвей и листьев, —

Вдруг сожмется сердце,

И скажешь: Осень! — Вот она пришла.

Как тонко и поэтично подразумевается приближение и наступление старости. А если подойти к этому стихотворению еще обыденнее, то завуалировано наступление облысения: когда увидишь, как лунный свет пробивается сквозь гущу сада, где царила мгла ветвей и листьев. Да, лысина — это уже старость.

31.07.55. 6.52

Вчера был день неожиданностей. Первая — возобновление инцидента с Кабаловым. Я отчасти рад телеграмме Горшечникова, предлагающего уволить его. Необходимо очистить театр от ненужных людей: Пименовых, Кабалова, Жуховицкого, Мозгина (последние двое тоже артисты Магаданского театра. — Б.С.) и другого барахла. Горшечников совершенно прав, стараясь найти малейшую лазейку для предлога увольнения.

Крыса — одно из отвратительнейших животных, которых когда-либо создавала природа. Крысы прожорливы и плодовиты. Если крыс не истреблять, они уничтожат весь мир. В каждом моем сне-кошмаре всегда фигурируют крысы. Помимо брезгливости и отвращения, я питаю к ним ничем не преодолимые страх и ненависть. Вот бы где применить какие-нибудь атомные средства. Уничтожайте крыс или они уничтожат вас! Человечество!

Погода испортилась, пошел дождь. Пасмурно. Заходил молодой человек с просьбой написать ему текст «Нищей». Дежурная сообщила, что приходил какой-то мужчина, плохо одетый, который назвался Костей, в нетрезвом состоянии. Этот Костя сказал, что он с Колымы и что я, Козин, его знаю. Дежурная его не пустила, и очень хорошо сделала.