Полётов - Небоходов Алексей

Когда Лёнька, дрожа, попытался коснуться её талии, пальцы наткнулись на плотную ткань юбки. Он замешкался, не зная, как правильно держать взрослую женщину, чтобы не быть навязчивым, и в этот момент Елена сама взяла его ладонь, провела вниз, к колену, и оставила там. Кожа гладкая, чуть тёплая. Запах духов снова стал сильнее – лавандовый, с чем-то резким, наверно, сандалом.

– Расслабься, – сказала, не открывая глаз. – Это не собеседование.

Взяла его руку и медленно, терпеливо показала, как надо проводить по ноге, потом по бедру, потом чуть выше, когда подол юбки мягко поддался. Лёнька не знал, можно ли дальше, и опять замер, но Елена мягко сжала его запястье и подтолкнула дальше.

Он на секунду оторвался и посмотрел на неё. На лице Елены не было ни малейшего смущения, ни капли страха – только усталость, чуть-чуть иронии и полное согласие с происходящим. Сидела она прямо, не сутулилась, и даже в этот момент продолжала держать осанку.

Девушка взяла его за подбородок, повернула к себе, и снова поцеловала. Теперь всё было иначе: язык острый, быстрый, прикусывала губу, и делала это так, что захотелось закричать от желания. Её рука скользнула под его рубашку, не спеша, почти лениво, ладонью легла ему на грудь и медленно опустилась вниз, к животу, потом – под резинку спортивных штанов.

Лёнька не ожидал, что всё начнётся так быстро, но тело уже жило отдельно от головы. У него стыдливо дрожали пальцы, и хотелось либо спрятать лицо, либо сделать что-то геройское, но он не знал, как.

Елена рассмеялась, глухо и тепло, потом сама потянула с него рубашку. Делала это не торопясь, аккуратно. Когда с головы стянулся ворот, провела пальцами по ключице, а потом чётко и твёрдо сказала:

– Смотри внимательно. Это не кино. Я не растворюсь в дымке – я настоящая, у меня есть шрамы, родинки и следы от белья.

Медленно, с нарочитой медлительностью, расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки. Под ней не было ничего, кроме тонкого чёрного бюстгальтера. Грудь не идеально округлая, а чуть опущенная, настоящая, с большими тёмными сосками, которые проступали через тонкую ткань. Лёнька не знал, куда смотреть, поэтому старался смотреть сразу везде.

– Можно? – спросил еле слышно, не зная, можно ли так говорить с женщиной, которая на обложках журналов.

– Конечно, – ответила она, и в голосе не было ни тени стеснения.

Лёнька попробовал провести пальцем по ремешку бюстгальтера, и она не возражала, только чуть сжала плечи, как будто замёрзла. Потом сама расстегнула застёжку, сняла одну бретель, вторую, и аккуратно, без театрализованной страсти, сняла бельё и положила на спинку дивана.

У неё было стройное тело, без излишеств, но с мягкими линиями: не идеальное, а живое, с небольшими складками под грудью, с родинками, с тонким белым шрамом на животе. Лёнька был уверен, что навсегда запомнит каждую деталь: изгиб подмышки, жёсткие волоски, трещинки на локтях, цепочку шрамов на коленях, – всё было новым, невероятным, настоящим.

Елена не спешила его раздевать, просто смотрела, как он медленно, неуклюже пытается расстегнуть ей юбку. У него не сразу получилось, и она рассмеялась, потом помогла, слегка приподняв бёдра. Юбка сползла к стопам, и Лёнька увидел кружевные трусики, чуть натянутые по линии бедра. Замер, не зная, что дальше, и только тогда понял: она ждёт от него инициативы.

Осторожно провёл пальцем по линии белья, потом чуть-чуть потянул вниз, как бы пробуя, можно ли снять их. Елена не протестовала – наоборот, приподняла таз, чтобы ему было удобнее. Когда трусы оказались у неё на коленях, скинула их ногой на пол, потом улыбнулась ему своей взрослой, чуть ироничной улыбкой и спросила:

– Ты когда-нибудь это делал?

Лёнька покраснел, потом выдавил:

– Нет. Только читал и… ну…

– Смотреть не считается, – сказала и мягко, но твёрдо взяла его за руку, направила себе между ног. – Пробуй. Не спеши.

Лёнька почувствовал, как тепло её тела накрывает его пальцы. Там было не как он ожидал: не сухо, не жёстко, а скользко, горячо, и между складками пульсировала мягкая, влажная кожа, которую он боялся даже тронуть. Но Елена не отстранилась, наоборот – сама показала, как нужно двигаться, где можно надавить, где чуть погладить, а где просто подержать руку, чтобы она согрелась.

Потом легла на спину, не стесняясь, и потянула его на себя. Вся её поза была настолько естественной, что у Лёньки исчезли последние остатки страха. Он попробовал поцеловать её грудь, вспомнив, что где-то читал, будто это нравится женщинам. Елена слегка втянула воздух сквозь зубы, но не остановила его – наоборот, положила ему ладонь на затылок и погладила по волосам.

– Дальше сам, – сказала шепотом. – Я тебя не укушу.

Руки у Лёньки тряслись, и он долго не мог разобраться, как правильно снять с себя штаны. В какой-то момент Елена села, и сама помогла – в этом не было ничего смешного, просто забота и, может быть, немножко жалости.

Они лежали бок о бок, её кожа казалась ледяной на фоне жары его тела. Но потом, когда Лёнька оказался внутри, всё стало наоборот: ей будто сразу стало жарко, а у него от волнения и страха немедленно всё пошло наперекосяк. Попробовал двигаться, как видел в фильмах, но ничего не получалось – слишком быстро, слишком неловко, слишком смешно. Подумал, что всё испортил, что сейчас она рассмеётся, скажет что-то обидное, уйдёт, а он навсегда останется неудачником.

Но Елена ничего не сказала. Только обняла его крепко за шею и долго не отпускала. Потом сама перевернулась, оказалась сверху, и начала двигаться так медленно, будто хотела растянуть этот миг на всю ночь. Гладила его плечи, шептала ему в ухо слова, которых он не мог разобрать, и каждый раз, когда у него почти ничего не получалось, мягко возвращала всё в исходную точку.

В какой-то момент Лёнька заметил, что по её щеке течёт пот, а по телу пошли мурашки – сначала думал, что ей не нравится, но потом понял: наоборот, она получает от этого удовольствие. Впервые почувствовал себя нужным, нужным по-настоящему – не как друг или собеседник, а как мужчина.

Волна наслаждения накрыла их почти в один и тот же миг, и в первые секунды после этого Лёнька даже не понял, что случилось. Гудела голова, в ушах шумело, а по всему телу расползалось ощущение жара и лёгкости. Елена не спешила вставать, просто лежала на спине, глядя в потолок, и дышала медленно, шумно.

Потом повернулась к нему, провела рукой по его щеке, и сказала очень тихо:

– Ты молодец. Всё было хорошо.

Лёнька не знал, можно ли сказать спасибо в такой ситуации, поэтому просто взял её за руку, чуть-чуть погладил по пальцам, и прижал к себе.

Они лежали молча, слушая, как часы тикают на стене, как за окном шумят листья, как через батарею просачивается воздух из соседней квартиры. Прошло пять минут, десять, может быть, больше – а он так и не смог заснуть, слишком сильно билось сердце, слишком ярко горели образы в голове. Лёнька боялся, что если закроет глаза, всё исчезнет, окажется сном или обманом.

В какой-то момент Елена повернулась к нему, погладила по волосам и спросила:

– О чём ты сейчас думаешь?

Он не нашёлся, что ответить, поэтому сказал честно:

– Боюсь, что завтра этого не вспомню. Что ты исчезнешь, а я опять останусь один.

Усмехнулась, обняла его за плечи и сказала:

– Я тебя не брошу. Как минимум два дня.

И снова засмеялась, на этот раз по-настоящему, громко.

Ночь прошла быстро. Утром Елена проснулась первой, оделась и ушла на кухню – готовить яичницу, как будто всю жизнь жила здесь. Лёнька долго не решался выйти из комнаты, стеснялся смотреть ей в глаза, но, когда вышел, увидел, что она снова курит, сидит у открытого окна и задумчиво смотрит на двор.

– У тебя сигарета есть? – спросил он, и она протянула ему пачку без лишних слов.

В тот момент Лёнька понял, что больше не боится. Что теперь может всё – и учиться, и любить, и даже стать писателем, если захочет.

Писатель Леонид Полётов поднял взгляд. Лицо его было отстранённым, на лбу залегли две параллельные морщины, глаза были сухими, без намёка на слёзы. Провёл ладонью по лицу, потом вздохнул – не тяжело, скорее, как человек, только что выбравшийся из воды на берег.