Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

4 января 1947 года в «Литературной газете» вышла статья Владимира Ермилова «Клеветнический рассказ Андрея Платонова». К тому времени Ермилов уже год был редактором «Литературной газеты» и являлся, пожалуй, ведущим литературным критиком Союза.

Ермилов в этой статье припомнил Платонову всё:

«Давно известен читателю… как литератор уже выступавший с клеветническими произведениями о нашей действительности. Мы не забыли… <…> Советский народ дышит чистым воздухом героического ударного труда и созидания во имя великой цели – коммунизма. Советским людям противен и враждебен нечистый мирок героев А. Платонова». В том же номере Ермилову подпел ещё и Фадеев, высказавшись помягче, но в том же духе.

Жена, Мария Александровна, пыталась спрятать от Платонова газету, но не вышло. Её воспоминания записал Исаак Крамов: «…когда пришла из магазина, увидела его сидящим на диване, и газету, торчащую из-под подушки. Кто-то забежал, занёс. Платонов был бледен. Горлом пошла кровь. Вечером к Платонову зашёл Шолохов…»

Они давно не виделись, но, прочитав тогда же ермиловско-фадеевский разнос, Шолохов тут же поспешил к товарищу, предчувствуя недоброе.

Предчувствия оправдались.

На другой день утром Шолохов был у Фадеева:

– Саша, ты с ума сошёл? У него кровь горлом. А если он умрёт?

Из того же рассказа Марии Платоновой: «Фадеев заплакал, схватился за голову и – выписал Платонову безвозмездно пособие через Литфонд – десять тысяч рублей».

Сталин ждал шолоховского романа о войне.

Минул 1946 год. Настал 1947-й. Шолохов всё молчал.

Вождь следил за литературной работой строго – так же как и за деятельностью любого производства. Раздражение Сталина на Фадеева, которым он в последнюю, военную ещё встречу делился с Шолоховым – было связано именно с этим. Медленно работает, ничего не пишет. Партия, быть может, готова простить загулы и запои – но дайте результат: иначе за что вы получаете ордена, квартиры, неслыханные в мире тиражи, огромные гонорары?

Маяковский просил ещё в 1925 году: «Я хочу, чтоб к штыку / приравняли перо./ С чугуном чтоб и с выделкой стали / О работе стихов, от Политбюро, / Чтобы делал доклады Сталин». Докладов о поэзии Сталин не делал, но, в сущности, именно так и получилось.

Товарищ Шолохов просил себе построить дом – мы строим ему дом.

А работа где?

У Сталина вызревали планы об очередной перетряске Союза писателей. Он всё чаще задумывался о необходимости более активного участия литераторов в назревшем идеологическом противостоянии.

13 мая 1947 года после одной из официальных встреч с писателями Сталин задержал Фадеева, Симонова, Бориса Горбатова и вдруг заговорил о том, чего они, кажется, менее всего ожидали.

– Есть тема, которая очень важна, – сказал Сталин. – Тема нашего советского патриотизма. Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров, врачей – у них недостаточно воспитано чувство советского патриотизма. У них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя ещё несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников. Простой крестьянин не пойдёт из-за пустяков кланяться, не станет ломать шапку, а вот у таких людей не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия. Почему это мы хуже? В эту точку надо долбить, эту тему надо вдалбливать. Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает! Эта болезнь прививалась очень долго, со времён Петра, и сидит в людях до сих пор.

Симонов, записавший речь Сталина на следующий же день, отметил, что у генсека было совершенно неожиданное волнение в голосе. Невиданная война только что прошла, и во время этой войны никто его волнения не замечал, а теперь – волновался: интеллигенция не в состоянии оценить значения России!

Всё чаще вызывали недоумение украинские и грузинские литераторы, в чьей позиции Сталин уже различал оголтелые националистические ноты. Не менее проблемными становились разросшиеся международные связи Еврейского антифашистского комитета.

Сталину были нужны в управлении Союзом писателей люди, готовые жёстко отстаивать правоту своей страны.

Его майский разговор с Фадеевым, Горбатовым и Симоновым происходил на фоне огромных международных событий. Президент США Гарри Трумэн объявил, что соперничество США и СССР – это конфликт демократии и тоталитаризма. В Греции шла гражданская война между правительственной армией, поддерживаемой Великобританией и США, и Демократической армией Греции, в которой сражались коммунисты. Истощённый войной, Советский Союз не мог оказать Греции соразмерную помощь: это грозило дальнейшим ухудшением отношений с Америкой и прямым военным столкновением.

Не менее сложная ситуация сложилась с Турцией. Ещё в мае 1945-го Советский Союз потребовал от Турции совместного контроля над черноморскими проливами и размещения в зоне проливов советских военных баз. Но в августе 1946-го правительство США заявило, что Турция должна единолично отвечать за защиту проливов. В своём выступлении Трумэн объявил о намерении предоставить Греции и Турции военную и экономическую помощь в размере 400 млн долларов.

Американцы провоцировали Советский Союз на конфликт, полагаясь на свою не нарушенную ещё ядерную монополию. В Пентагоне строили планы атомных ударов по городам СССР, территорию нашей страны окружали американские военные базы. Набирала мощь антисоветская пропаганда. Наличие в этих обстоятельствах части интеллигенции, тайно или явно симпатизирующей потенциальному противнику, безусловно волновало Сталина. Справится ли возвращённый на должность руководителя Союза писателей Фадеев с задачами, которые поставит перед ним партия, пусть даже при помощи своего заместителя Тихонова, а также Симонова и других?

Сталин не был вполне в этом уверен.

В мае 1947-го по сталинскому поручению Жданов вызвал Шолохова в ЦК на беседу. Как член Политбюро и Секретариата ЦК, Жданов отвечал, во-первых, за идеологию, а во-вторых, за внешнюю политику, – так что суть предложения была совершенно прозрачна.

Шолохов был уже травленый волк и понимал, к чему идёт дело.

Жданов поинтересовался, как здоровье, как движется работе над романом. Шолохов ни на что жаловаться не стал, хотя было на что, и тут же услышал предложение:

– Не смогли бы вы, хотя бы ненадолго, возглавить писательский союз?

Шолохов отреагировал сразу и легко:

– За предложение спасибо. Но дело вот в чем: через три часа поезд на Ростов, и я уже взял билет…

Жданов несколько секунд пристально смотрел на Шолохова, ничего не говоря. Шолохов чуть улыбался: да, я играю в казацкого дурачка, вы об этом знаете, но ничего за это мне не сделаете.

– Хорошо, товарищ Шолохов, – сказал Жданов. – Но всё-таки подумайте.

Они попрощались.

Шолохов любил Родину всем существом и готов был встать в строй в любую минуту. Но то, чем предстояло бы ему заниматься, секретом для него тоже не было: нещадно бить собратьев по ремеслу за их реальные и мнимые ошибки. Из Платонова выбили дух. Критическим постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград» растоптали публиковавшихся там Ахматову и Зощенко. Этим прикажете заниматься? Нет, увольте, ненаглядные вожди мои.

29 июля Шолохов пишет Сталину: «Последний раз, с Вашего разрешения, я был за границей в 1935 г. (если не считать пребывания в Восточной Пруссии на фронте в марте 1945). Мои товарищи – писатели – Фадеев, Симонов, Эренбург, Горбатов, Сурков, Кожевников и другие – после войны побывали во многих странах. В прошлые годы мне было не до поездок, так как я много и трудно работал над романом “Они сражались за родину”. Сейчас, накануне завершения работы над книгой, мне хотелось бы, если это можно, поехать с женой в Швецию, на непродолжительный срок, используя для поездки причитающиеся мне за переводы деньги.

Прошу Вас разрешить мне эту поездку.