Жизнь в белых перчатках - Махер Керри

Так что она тоже взяла журнал из стопки с ее стороны и невидящим взглядом уставилась на слова и иллюстрации, составляя в голове список дел на следующий день. По крайней мере, поочередное вычеркивание пунктов такого списка принесет ей успокоение, и это лучшее, на что она, похоже, может сейчас рассчитывать.

Глава 11

Первое, что сделала Грейс в их «дамский уик-энд» в Париже, — повела Каролину и Стефи в кино.

— Только мы должны пойти инкогнито! — объявила она.

И, к изумлению дочерей, открыла сундук, набитый джемперами, юбками и брючками, оставшимися от тех дней, когда фотографы увековечивали каждый ее шаг за стенами дома. Друзья всегда подшучивали над ней за нежелание избавляться от старья и любовь к старомодной одежде.

— Сегодня мы будем ретробарышнями, — сказала Грейс.

Несмотря на восьмилетнюю разницу в возрасте (Каролине было семнадцать, а Стефи — девять), обеих девочек, похоже, одинаково взволновала игра, которую так решительно затеяла их мать, и они принялись наряжаться с тем же азартом, с каким малышками играли в переодевание. Грейс накинула на голову платок, от которого слегка пахло ее старыми духами, и завязала его под подбородком, а потом надела тонкое шерстяное пальто, которое, помнилось, купила в «Саксе» после того, как закончила Академию. От слабого запаха и ощущения легкого пальто на плечах ее захлестнули воспоминания — поцелуи Дона, Карнеги-холл промозглым нью-йоркским утром, дымящийся кофе из ближайшей сетевой кофейни… Тряхнув головой, Грейс попыталась освободиться от этих образов и вернуться в настоящее, к своим дочкам.

— Ну как? — спросила она, крутнувшись перед ними в надежде на одобрение.

— Мам, надень еще их, — попросила Стефания, пристраивая на нос Грейс собственные солнцезащитные очки в розовой пластмассовой оправе.

— Идеально! — взвизгнула Каролина, которая сейчас на все сто процентов была самой собой, для довершения образа собирая свои темные волосы в хвостик.

Дочери выглядели великолепно, хотя совсем не так, как обычно. Каролина надела розовый кашемировый джемпер, из-под которого торчал воротник рубашки поло. С круглыми солнечными очками Грейс она казалась воплощением американской опрятности. Грейс никогда бы не сказала ей этого, но дочь немного напоминала туристку, девушку из Калифорнии в Городе огней [15]. Стефи выбрала залихватский берет и черную юбку, добавив джинсовую куртку сестры, которая была великовата для ее детской фигурки, но отлично служила для маскировки.

— Отлично, первая фаза операции «Великий Гэтсби» завершена, — заключила Грейс.

Потом они хихикали в лифте, пока Стефи возбужденно болтала с лифтером мсье Дюбуа, объясняя, что они затеяли.

— Bonne chance [16], — сказал он, коснувшись шляпы, когда мать и дочери вышли из лифта, стараясь держаться спинами к мраморному вестибюлю и двум дежурившим прямо за дверью папарацци — те напоминали бессменных часовых.

Затем они служебными коридорами направились к черному ходу.

Оказавшись на широком тротуаре под свежим весенним ветерком, Стефи и Каролина дали пять вначале друг дружке, а потом и Грейс, сердце которой отчаянно трепыхалось в груди. Она радовалась, если удавалось организовать нечто подобное. Такие редкие мгновения, когда княгиня Монако могла устроить какую-нибудь веселую проделку вместе с обеими своими дочерьми. Грейс хотелось наслаждаться каждой секундой. Когда она протянула девочкам руки и почувствовала, как их пальцы сплелись, на глаза навернулись слезы. «Не дури», — велела она себе, стараясь совладать с эмоциями.

Стефи принялась насвистывать песенку из фильма «Волшебник страны Оз»: «Мы идем встретиться с волшебником…»

В кинотеатре им удалось пробраться в самый центр ряда красных бархатных кресел, где были их места. У каждой имелось по кулечку с конфетами. Только тогда Грейс сняла платок и воскликнула:

— Мы сделали это!

— А завтра можно опять так же? — спросила Стефания, которая, судя по голосу, уже сожалела, что часть их приключения осталась позади.

Грейс понимала ее чувства, но была полна решимости выжать из этого замечательного дня каждое мгновение счастья до последнего.

— Возможно, — ответила она, — но давайте не переживать насчет завтра. Будем наслаждаться этим днем.

Так они и поступили. Роберт Редфорд и Миа Фэрроу великолепно сыграли Джея Гэтсби и Дейзи Бьюкенен. Каролина недавно проходила роман Фицджеральда на уроках американской литературы в школе Святой Марии, и хотя многое из того, что происходило, было недоступно пониманию Стефи, Грейс не сомневалась, что младшая дочь получает удовольствие от атмосферы вечеринок и костюмов эпохи сухого закона, так удачно воспроизведенного в фильме.

— Это было та-ак здорово!.. — выдохнула Стефи, когда на экране замелькали титры.

— Да, просто замечательная экранизация книги, — рассудительно согласилась Каролина.

— Действительно, гораздо лучше той, которая вышла, когда я была в твоем возрасте, — отметила Грейс, вспоминая игру Алана Лэдда и Бетти Филд.

Она считала тот фильм сносным, но не более того. С кем же они ходили его смотреть? С Доном? С Мари? С Пруди? Просто не верилось, что она могла такое забыть. Сегодняшний поход с дочками она точно не забудет.

Как только пришло время обсудить учебу Каролины, чары разрушились. Грейс не поднимала эту тему до следующего дня, и приступила к ней с величайшей осторожностью.

— Правда, будет здорово, — начала она, — если мы втроем сможем чаще устраивать такие приключения?

Каролина помедлила с ответом. Они расположились в гостиной, где антикварная мебель удачно сочеталась с удобными широкими диванами. Каролина лежала на одном из них, спустив одну ногу на персидский ковер и листая «Мари Клэр». Заговорив, она даже не взглянула на Грейс:

— Мама, мы с тобой обе отлично знаем, что вчера было исключение, а не правило.

— Не понимаю, почему бы не сделать это правилом, — не смутилась Грейс.

— Я знаю, к чему ты клонишь. Осенью, когда я начну учиться в лицее, ты хочешь жить со мной. Но мне семнадцать. Столько же, сколько было тебе, когда ты уехала в Нью-Йорк.

— Когда я уехала в Нью-Йорк, то была никем, — сказала Грейс. — И фотографы не поджидали у «Бар-бизона», когда я совершу промах.

— Везло же тебе!

Страницы мелькали. Дочь просто не могла читать так быстро. Она хоть картинки-то успевает разглядеть?

— Везло, ты права. Мне очень не по себе от того, какой жизнью тебе приходится жить, Каролина. Правда. Позволь мне помочь тебе, защитив тебя.

— Мам, мне не нужна защита.

«Еще как нужна!» — подумала Грейс.

— Мне была нужна в твоем возрасте, — сказала она, надеясь помочь делу, переведя разговор на себя. — Родители постоянно присылали мне в компаньонки Пегги или Лизанну, и мне это нравилось.

Это было правдой, во всяком случае отчасти. Ей действительно нравилось общество сестер. Но ей не нравилась убежденность родителей в том, что ей нужна помощь, и поэтому занимать теперь такую же позицию по отношению к собственной дочери было особенно трудно. Она прекрасно понимала, каково это — хотеть свободы, не сомневаясь в собственной способности с этой свободой справиться. Проблема заключалась в том, что родители продолжали относиться к Грейс как к несмышленышу, когда она уже доказала, что может жить самостоятельно — зарабатывать себе на жизнь, платить за квартиру, покупать одежду и все остальное. Повторять эту ошибку со своими девочками она не собиралась, но Каролина отнюдь не была такой же самостоятельной. Глядя на нее, Грейс видела малышку, которая до сих пор сутулится за столом, хнычет, добиваясь своего, и тратит слишком много денег на Елисейских Полях. Может, это ее вина в том, что дочь стала такой избалованной, во всяком случае по отношению к деньгам, — небеса ведают, что она не была таким прижимистым родителем, как Маргарет и Джон Келли, а все потому, что шопинг был одним из немногих способов смягчить сердце дочери. Суть, однако, заключалась в том, что Грейс просто не могла допустить, чтобы Каролина жила одна, как она сама в этом возрасте.