Жизнь в белых перчатках - Махер Керри

О, как бы ей хотелось, чтобы в Париже все было как в «Барбизоне»: строгие правила относительно визитов джентльменов и комендантский час! В школе Святой Марии идеальными козлами отпущения были монахини и строгие учителя. Грейс трусливо пряталась от возмущения дочери за школьными правилами, втайне им радуясь. Когда она предложила Ренье найти в Париже пансион вроде «Барбизона», тот фыркнул:

— Каролина не какая-нибудь девица из семьи среднего класса, которая учится на секретаршу, Грейс.

— Как и я! — огрызнулась в ответ Грейс.

Во время этой ссоры, особенно неприятной, забылось все их единение, возникшее во время серебряного юбилея.

— Я предупреждал тебя снова и снова, — сказал тогда Ренье, — но ты никогда ко мне не прислушивалась, Если Каролина сорвется с цепи, тебе будет некого винить, кроме себя. Ты должна вести себя с ней так же, как я с Альбером. Оставайся твердой и последовательной, и все будет хорошо.

Грейс почувствовала, как в груди вспыхнул гнев, горячий и мятежный, не смогла сдержаться и ляпнула:

— Спасибо, доктор Спок!

— Ну вот, как всегда, — буркнул Ренье, тон которого стал резким и раздраженным. — Ты вообще не способна переносить критику и бросаешься на каждого, чье мнение не совпадает с твоим.

Она едва не закатила глаза. Ей всю жизнь приходилось выслушивать наставления и критику: от учителей актерского мастерства, режиссеров, даже от коллег по цеху. Ей даже нравилась обратная связь — в тех случаях, когда она бывала полезной. А не нравилось ей, когда муж, который должен быть равноправным партнером, обращается с ней, словно… с кем-то менее значительным. Хотя, конечно, в сравнении с ним она таковой и была. Ей не довелось родиться принцессой, герцогиней или графиней. Она была дочерью каменщика из Филадельфии. «Лучше подумать об этом в другой раз, — сказала себе Грейс. — Сейчас перед тобой твоя дочь».

— Я готова, мама, — заявила Каролина, роняя журнал на пол и садясь прямо. Она подалась вперед, уперлась локтями в колени и добавила: — Папа считает, что я уже достаточно взрослая. Он в меня верит.

У Грейс перехватило дыхание. Это было очень похоже на Ренье — подбадривать Каролину словами о том, как он ее любит и верит в нее. Он всегда использовал при этом первое лицо единственного числа. Слишком много времени ушло у Грейс на то, чтобы осознать разницу и оценить эффект одного-единственного малюсенького местоимения. J’adore, je te fais confiance [17], и никогда Nous adorons, on te fais confiance [18]. Как будто только он любит детей! Грейс же всегда старалась выступать с мужем единым фронтом и говорить «мы», «нам», «наш». Она пришла в ярость оттого, что Ренье переложил на нее этот неприятный разговор, потому что, как он сказал: «Это ты этого хочешь».

— Мы с твоим отцом довольно долго обсуждали данный вопрос и сошлись на том, что совсем одна жить ты не можешь, — ровным тоном сказала Грейс Каролине, потому что так оно и было. — Вопрос в том, с кем тебе жить. Со мной и Стефи, тут, в этом доме, или… в другом месте.

С «другим местом» все обстояло непросто. Что это за место? Ренье предложил, чтобы Каролина жила с друзьями семьи — Корветтами, у которых был славный дом совсем неподалеку от лицея. Грейс подозревала, что Ренье не хочет, чтобы его жена вместе с дочерями жила в Париже, в первую очередь из-за жены, а не из-за Каролины.

— Как это будет выглядеть? — спросил он. — Моя супруга удирает от своих подданных и мужа в Париж?

Грейс заверила, что они с девочками будут приезжать во дворец каждые выходные. Ренье сказал, что подумает, а она все никак не могла поверить, что ждет разрешения мужа на то, чтобы что-то сделать. Сразу всколыхнулись удушающие воспоминания юности обо всех ситуациях, когда ей нужно было разрешение сделать что-то для себя важное. Например, начать работу в ресторане «Чаттербокс» в Оушен-Сити, поехать учиться в Академию, вернуться в Нью-Йорк после расставания с Доном. А когда разрешений от родителей уже не требовалось, их место заняла компания «Эм Джи Эм». Да наступит ли хоть когда-нибудь время, когда ей не нужно будет ни у кого просить разрешения на то, что ей нравится?! Этот вопрос ошеломил ее.

— Только больше никаких монастырей! — взмолилась Каролина.

— Хорошо, — кивнула Грейс. В голосе дочери ей слышалось собственное отчаяние, и на миг она даже позавидовала подростку-Каролине, которой разрешено выражать свою досаду способами, недозволенными взрослой женщине вроде нее самой. — Хотя тебе, похоже, нравилось в школе Святой Марии, пусть она и при монастыре, — с ободряющей улыбкой рискнула сказать она. — У тебя появились там хорошие подруги, ты стала отличной наездницей. И кто бы мог подумать, что Лондон сделает из тебя такую модницу!

Грейс понадеялась, что напоминание о беззаботном соперничестве с дочерью на почве парижских и лондонских нарядов поможет разрядить обстановку.

Каролина печально улыбнулась, будто вспоминала о событиях, произошедших годы, а не от силы несколько месяцев назад.

— Пожалуйста, мама, я просто хочу ощущать себя свободной.

Грейс преодолела короткое расстояние между их диванами, села рядом с дочерью и накрыла ее руку своей.

— Я знаю, дорогая. Я прекрасно знаю, что именно ты чувствуешь. И обещаю помочь.

Ей нужно было всего лишь придумать, как помочь Каролине, чтобы стать к ней ближе, при этом не вызвав враждебности Ренье. Непростая задача. Но Грейс чувствовала себя способной решить ее и пойти еще дальше. В конце концов, была весна, а когда-то прежде весной в ее жизни часто происходили перемены к лучшему.

Глава 12

1952 год

— Вы правда сделали заказ на суахили? — спросил Кларк Гейбл.

Грейс покраснела и хихикнула. Голос Кларка звучал в точности как во всех его фильмах, покровительственно и немного гнусаво. С такими особенностями речи мало кому удастся оставаться сексапильным, но ведь это же Кларк Гейбл: темные волосы, загорелое лицо, аккуратно подстриженные усы и так далее. И плечи у него широченные, как с удовольствием заметила Грейс. Роскошный типаж, даром что по возрасту годится ей в отцы.

— У меня было довольно много времени в самолете, чтобы поучить этот язык, — ответила она, расстилая на коленях салфетку.

— Грейс мастерица по части подражания, так что меня не удивляет, что у нее и к языкам талант, — добавила Ава Гарднер, с которой Грейс пару раз встречалась на вечеринках в Голливуде. Приятно было вновь ее увидеть, да еще в таком прекрасном настроении, да еще с мужем, Фрэнком Синатрой.

— Не мог же я упустить шанс совершенно бесплатно повалять дурака в Африке, — сказал Фрэнк Кларку, когда тот удивленно приветствовал его в холле их отеля.

— Я должен это увидеть! — заявил Кларк, не сводя с Грейс своих знаменитых глаз.

Та, смутившись, снова покраснела и уткнулась взглядом в салфетку. Неужели она действительно здесь, в Африке, снимается в фильме Джона Форда с Кларком Гейблом, ужинает в обществе Авы Гарднер и Фрэнка Синатры?

— Ой, нет, — затрясла головой она, глядя в тарелку и чувствуя, как пылают щеки, — мне нужно выпить гораздо больше, чтобы начать кого-нибудь изображать.

— Ну так, ребята, тогда давайте нальем ей еще! — воскликнул Кларк, схватил со стола бутылку вина и наполнил до краев и без того почти полный бокал Грейс.

— Мистер Гейбл, в городе, откуда я родом, для мужчин вроде вас, которые пытаются споить дам, есть специальное название, — приняв вид благовоспитанной леди, жеманно проговорила Грейс.

— Дорогуша, вы сможете называть меня, как вам угодно, если сегодня вечером изобразите нам Гэри Купера.

Грейс сглотнула:

— Там видно будет.

Фрэнк поднял свою бутылку с пивом:

— Отлично сработано, Кларк!

Их вечер продолжился в том же веселом ритме под самым звездным небом, которое когда-либо видела Грейс, — в раскинувшейся над головами черноте теснились мириады крошечных белых огоньков. Компания расположилась в плетеных тростниковых креслах патио, наслаждаясь знойной ноябрьской ночью. Невозможно было поверить, что вдень отъезда Грейс из Нью-Йорка там шел снег, и вот она уже сидит здесь, одетая в льняное платье. Еще сложнее было поверить в то, что через несколько дней ей исполнится двадцать три года. В каком-то отношении она чувствовала себя совсем девчонкой, жаждущей одобрения Кларка Гейбла и переживающей из-за того, что может и не получить его, и при этом одновременно казалась себе древним существом с единственным желанием уйти и хорошенько выспаться перед предстоящей работой. Сейчас она предпочла дать волю девчонке, а потому выпила ровно столько вина, сколько нужно, чтобы расслабиться, и зевала, прикрывая рот рукой.