Йоко Оно. Полная биография - Sheff David

Семья Эйсукэ Оно, отца Йоко, ведет свое происхождение от обедневшего самурая, чей сын, получивший образование в Соединенных Штатах, добился успеха и в конце концов занял пост президента Промышленного банка Японии.

С юных лет Эйсукэ был одаренным пианистом и надеялся построить карьеру музыканта. В подростковом возрасте он активно выступал с концертами и сольными программами, завоевав популярность среди молодых людей, которые проводили лето со своими семьями в Каруидзава. Там, на одной из вечеринок в загородном поместье семьи Ясуда, Эйсукэ встретил Исоко.

В то время большинство браков в Японии устраивались свахами, но Исоко и Эйсукэ полюбили друг друга. «Бабушка много раз говорила мне, что предпочла дедушку бесчисленному множеству мужчин, которые просили у нее и ее семьи ее руки», – вспоминает Акико Оно, племянница Йоко. Но семья не одобряла этого. Хотя Оно не были бедными – отец Эйсукэ также занимал высокую должность в банке, – состояние семьи Ясуда значительно превосходило состояние семьи Оно. Также семья Исоко исповедовала буддизм, а семья Эйсукэ – христианство. Кроме того, музыкант был неприемлем в качестве зятя. Но это перестало быть препятствием, когда Эйсукэ согласился с желанием отца заняться банковским делом, неохотно отказавшись от мечты стать музыкантом. Он поступил в Токийский императорский университет, где изучал экономику и математику. После окончания университета в 1927 году в возрасте 25 лет Эйсукэ начал работать клерком в токийском отделении Yokohama Specie Bank и быстро продвигался по карьерной лестнице.

3 ноября 1931 года в Токио состоялась пышная свадьба Оно и Ясуда, на которой присутствовало все высшее общество города.

Молодожены переехали в особняк, который находился в одном из самых престижных районов Токио, где также располагалось множество иностранных посольств. По словам Йоко, Эйсукэ, строивший карьеру в банковском деле, был огорчен тем, что под давлением ему пришлось отказаться от музыкальной карьеры. Исоко же вела домашнее хозяйство, в основном присматривая за более чем 30 слугами, и продолжала брать уроки рисования и музыки. Они с Эйсукэ устраивали роскошные приемы. Будучи членом престижного загородного клуба Сагами, Эйсукэ играл в гольф три раза в неделю.

В начале февраля 1933 года Эйсукэ переехал в Соединенные Штаты, чтобы руководить банком в Сан-Франциско. Исоко осталась в Токио, будучи на 34‐й неделе беременности.

Дочь Исоко и Эйсукэ появилась на свет через две недели после его отъезда, 18 февраля 1933 года в половине девятого вечера. Девочку назвали Йоко, что в переводе означает «дитя океана».

Пока Эйсукэ был за границей, Исоко жила со своими родителями в поместье Ясуда в Токио. Йоко видела своего отца только на фотографии. Каждый вечер перед сном мать показывала ей снимок Эйсукэ и просила «пожелать папе „спокойной”».

Сохранились семейные фотографии и домашние видеозаписи, на которых запечатлены первые годы жизни Йоко. На одной из фотографий она сидит, держа в руках плюшевого мишку, в комбинезоне с капюшоном. На видео она подползает к спящей матери, и Исоко, проснувшись, нежно обнимает и покачивает ее, убаюкивая.

Этот образ заботливой и внимательной матери резко отличался от той Исоко, которую Йоко знала в более взрослом возрасте, холодной и отстраненной. Исоко была красивой, статной, но появлялась и уезжала – то за покупками, то на званый ужин. На приемах, которые устраивала Исоко, няня выводила Йоко, чтобы друзья ее матери могли полюбоваться девочкой, а затем уводила обратно.

Йоко вспоминала, что Исоко лишь притворялась заботливой матерью в домашних видеороликах, которые отправляла Эйсукэ: «Она никогда не проводила со мной так много времени, как во время съемок». По словам Йоко, ее мать «на самом деле не хотела признавать, что она мать. Она всегда говорила что-то вроде: „Сегодня я встретила того-то… Они узнали, что у меня есть дети, и были так удивлены! Они не могли в это поверить!“ И так далее».

Несмотря на то что Исоко предпочитала жить своей жизнью, она дала няням Йоко подробные инструкции по уходу за ребенком. Они не должны были баюкать ее на руках, потому что Исоко боялась, что такие движения повредят мозгу дочери. Персоналу было запрещено помогать Йоко подняться, если та упадет. «У меня есть смутные воспоминания о том, как несколько женщин в кимоно смотрели на меня, не пытаясь помочь, пока я пыталась подняться с земли», – вспоминала Йоко. Она также помнила, что няням было поручено дезинфицировать сиденья в железнодорожных вагонах ватными тампонами, смоченными в спирте, когда семья путешествовала. «У моей матери была гермофобия, – рассказывала Йоко. – В результате я тоже стала помешанной на чистоте. Однажды я бросила карандаш, одолженный у одноклассницы, потому что он все еще был теплым. Даже сейчас мне неприятно сидеть на подушке или стуле, которые сохраняют тепло того, кто только что сидел на них».

В 1935 году Эйсукэ послал за Исоко и дочерью. Йоко было два с половиной года, когда они с матерью покинули Японию на корабле Michuru. Йоко навсегда запомнила свои первые впечатления от Сан-Франциско: свежий воздух, яркий свет.

Когда они сошли на берег, Эйсукэ уже ждал их на причале, одетый в длинное пальто и шляпу. Он подошел к Исоко и поцеловал ее. Затем заметил Йоко и небрежно поцеловал и ее. Так она впервые встретилась с отцом.

Уже став взрослой, она вспоминала, как Эйсукэ попросил ее показать руки. Она протянула их, и отец коротко заметил, что они слишком маленькие для того, чтобы Йоко могла стать великой пианисткой. «После его слов мне показалось, что мои руки стали еще меньше», – сказала она.

Йоко отмечала, что ее детские воспоминания о полном одиночестве не соответствовали образу на домашних видеозаписях, где она танцевала и играла. «Я научилась показывать родителям то, что они хотели видеть, – призналась она мне. – Я хотела, чтобы они гордились мной. Я хотела им нравиться. Но на самом деле я была очень несчастна».

В 1937 году, когда Япония вступила в войну с Китаем, Эйсукэ принял решение отправить семью обратно в Токио. Йоко тогда было всего четыре года, и у нее появился младший брат Кейске (Кей), который родился в 1936‐м.

В дошкольном возрасте Исоко записала Йоко в «Дзию Гакуэн», в школу, которую некогда посещала сама. Это было прогрессивное учреждение, где особое внимание уделялось искусству, включая пение и композиторское мастерство.

Один из преподавателей попросил учеников обратить внимание на звуки окружающей среды – ветер, пение птиц – и перевести их в музыкальные ноты. Для Йоко этот процесс был естественным, и, хотя она не осознавала, в тот день она познакомилась с концептуальным искусством.

В 1939 году банк перевел Эйсукэ в нью-йоркский филиал. Спустя год, 27 сентября 1940‐го, Япония заключила Тройственный пакт с Германией и Италией. Исоко опасалась, что США могут запретить въезд гражданам Японии в страну, поэтому вместе с Йоко и Кеем отправилась в Нью-Йорк, чтобы быть рядом с мужем.

Семья жила в пригороде Нью-Йорка. Семилетнюю Йоко отдали в государственную школу, где она впервые столкнулась с проявлением расизма. «Мы пошли в кинотеатр, и оказалось, что злодеи в нем были азиатами, – рассказывала она. – Люди освистывали нас в темноте. Некоторые люди бросали в нас камни».

Семье приходилось закрывать окна в доме, так как соседи жаловались на запах японской кухни. Когда Йоко с семьей проходили по улице, люди выкрикивали оскорбления. Пришло время покинуть США.

Чета Оно вернулась в Японию в феврале 1941 года, когда Йоко было восемь лет. Они покинули Соединенные Штаты как раз вовремя: в следующем году более 100 тысяч американцев японского происхождения были вынуждены покинуть свои дома и были помещены в «центры перемещения»  [9].

Вскоре после возвращения в Токио Эйсукэ назначили главой отделения банка в Ханое. Йоко снова осталась без отца.

С трех лет Йоко начала брать уроки игры на фортепиано. Позже, как и Исоко, она также обучалась традиционным японским искусствам, включая пение, каллиграфию и рисование.