Жизнь в белых перчатках - Махер Керри

— Правда?

— Да! А потом поедим мороженого!

Каролина завопила от восторга и помчалась собирать в путь свою любимую куклу. Грейс рассказала начальнику охраны Альби о своих планах, и, когда тот потянулся к трубке, по-видимому, чтобы согласовать все с Ренье, остановила его, резко бросив:

— Я его мать. Я могу забрать его из школы!

Охранник кивнул. И хотя Грейс не сомневалась, что он позвонил Ренье, стоило только ей удалиться, произнести эти слова и поступить вопреки ожиданиям все равно было здорово.

Троица прекрасно провела день. Они поедали гигантские рожки с мороженым и бегали по пляжу в закатанных брюках, которые все равно промокли. Грейс получила удовольствие даже от посещения зоопарка Ренье, где они навестили любимых животных Альби. Ребятишки наперегонки помчались по саду, а Грейс думала, с какой радостью смотрел бы на них сейчас ее собственный отец, который любил подначивать детей на состязание. Когда пришла пора ложиться, оба совершенно вымотались, и Грейс почитала им перед сном свои любимые книжки, сидя на Каролининой кровати. Малыши устроились по обе стороны от нее, опустив ей на грудь тяжелые головки. Она вдыхала запах их волос с примесью ароматов детского шампуня, солнца и соли. Тела детей были теплыми, мягкими и расслабленными.

Когда они уже засыпали, Ренье заглянул в детскую, и Альби, вскочив, бросился к отцу обниматься с криком:

— Папа!

Каролина последовала за братом.

Грейс осталась на кровати, чувствуя себя опустошенной и обиженной оттого, что их маленькая идиллия нарушена.

— Не позволяй мне вмешиваться, — сказал Ренье, сияя от проявления детской любви.

Она поднялась. Ноги болели, суставы казались негибкими от целого дня бурных развлечений. После всего, что она поняла сегодня, созерцание Каролины и Альби, повисших на отце, легло тяжестью на сердце, хотя с самого утра ей было легко и радостно.

— Пора спать! — строже, чем собиралась, даже несколько раздраженно сказала она.

Грейс не хотела расстраиваться из-за детей, в этом как раз и заключался весь смысл ее затеи, но она слишком устала, чтобы прямо сейчас разбираться с этой проблемой.

В конце концов она уложила их. Ренье дожидался ее в спальне.

— Слышал, ты сегодня забрала из школы Альби, — сказал он тем нейтральным тоном, которым разговаривал с ней уже неделями.

— Да, — просто ответила она. — И собираюсь делать это чаще.

Ренье хранил молчание.

Грейс села перед трюмо, чтобы снять серьги и наложить на лицо кольдкрем. Тогда он произнес:

— И как же ты это сделаешь, если будешь сниматься?

— Я не буду сниматься, — ровным голосом отозвалась она. — Я собираюсь отказаться от роли. Завтра подготовлю заявление.

Муж ответил не сразу. Она видела его отражение в зеркале у себя за спиной. Его лицо было непроницаемо. Наконец он проговорил:

— Мне жаль, что так вышло.

— Я знаю, дорогой, — отозвалась Грейс, стирая салфеткой крем вместе с остатками макияжа и грязью дня. Потом повернулась к нему. — Но прежде чем отослать заявление, я хочу поговорить с тобой насчет детей. И насчет Монако. Если я не буду применять свои таланты в фильмах, нужно использовать их где-то еще. А тебе нужно меня выслушать.

Кровь бежала по ее жилам, как волны по океану, Грейс слышала ее биение в ушах. Но на этот раз у нее не было ощущения, будто она тонет.

Муж сухо произнес:

— У меня завтра ранний подъем. Много дел.

— Я сейчас закончу, — ответила она.

Кольдкрема оказалось недостаточно, чтобы дать Грейс ощущение чистоты, поэтому она приняла душ, и ей стало легче. Прямо в ночной рубашке она босиком прошла по коридору и заглянула вначале к Каролине, а йотом к Альби. Оба они крепко спади, пребывая в блаженном неведении относительно того, что произошло между их родителями.

Глава 35

1964 год

Грейс была поражена, обнаружив, что Ренье действительно прислушивается к ней и даже следует ее советам относительно некоторых вещей. Ее очень удивило, с каким уважением он относится к ее мнению относительно Монако и его будущего. По предложению жены он даже приостановил строительство, чтобы сохранить природные красоты княжества. А еще дал больше свободы в том, что касалось самой Грейс, которой не нужно было теперь по каждому поводу спрашивать его одобрения. Она уже основала благотворительную организацию под названием «Всемирная ассоциация друзей детей», которая учила и лечила нуждающихся ребятишек по всему миру, а сейчас создавала местный фонд помощи искусствам, нацеленный в первую очередь на поддержку танцев и творческих ремесел монегасков.

— Я не нуждаюсь в еще одном отце, — сказала Грейс мужу перед тем, как официально отказаться от съемок в «Марии». — И контролировать меня не надо. Если у тебя есть предложения, сделай милость, веди себя со мной хотя бы не хуже, чем с коллегой. Или допускай, что я могу не принять твоего совета.

Как ни странно, но после этого предупреждения Ренье почти совсем перестал ее дергать. Он не принимал никакого участия ни в работе Всемирной ассоциации друзей детей, ни в делах будущего фонда. Периодически он говорил Грейс, что слышал тот или иной комплимент ее работе, и она убеждала себя, что надо довольствоваться этим. До поры до времени так оно и было. Грейс поняла, что может продолжать свою деятельность до тех пор, пока та положительно сказывается на образе Ренье. Она научилась получать от такой работы удовольствие. Именно это поднимало ее с постели по утрам. То, что Грейс делала сейчас, совсем не напоминало актерскую игру, но наполняло ее жизнь смыслом, и она была благодарна за это небесам.

Камнем преткновения по-прежнему оставались дети. Муж пообещал, что Грейс сможет проводить больше времени с Альби и больше заниматься его воспитанием, но теперь стало ясно, что это было сказано, только чтобы ее задобрить. Для начала Ренье, не посоветовавшись с Грейс, организовал для сына отдельные дневные уроки, и в результате существенно сократилось время после занятий, которое Альби мог проводить в обществе матери и сестры.

— Мне казалось, мы договорились сперва обсуждать такие вещи, — сказала Грейс, и вопреки желанию ее тон был ледяным.

— Ему нужны уроки языка, Грейс. Я стану привозить его по вечерам, — безапелляционно заявил Ренье, — ведь это по дороге из моей конторы в Монте-Карло. К ужину мы будем дома.

— Нет, — ответила Грейс, — я не согласна.

Ренье высокомерно вздохнул:

— Не знаю, как тебе запомнилось, Грейс, но я не давал согласия на то, чтобы ты принимала решения относительно Альби.

— Ты искажаешь мои слова. Ни о чем таком я не просила. Я просила о том, чтобы мы обсуждали то, что касается Альби.

— Ты говоришь «обсуждали», но на самом деле хочешь, чтобы я с тобой соглашался.

Грейс понимала, что это правда. А еще понимала, что не сможет сказать ничего — совсем ничего — такого, что переубедило бы его.

— Невозможно все время получать то, чего ты хочешь, — продолжал между тем муж. — Любой скажет, что у тебя уже сейчас есть больше чем достаточно и что тебе повезло иметь мужа, который помогает растить детей.

— Детей?! — не смогла не взвизгнуть она. — Каролину ты целиком оставляешь на меня, если не считать того, что делаешь мне замечания насчет ее воспитания, а потом балуешь, заваливая сластями и куклами.

Она уже обращала на это его внимание два года назад, после истории с «Марии», и ситуация ненадолго изменилась к лучшему. Грейс запомнила дословно, что он сказал тогда: «Я знаю, что ты права, и прошу прощения. Я постараюсь проводить с Каролиной больше времени, и с тобой тоже». Но сейчас Ренье проговорил очень спокойно, даже не реагируя на злобную тираду жены:

— Она моя любимая малютка. Неужели ты упрекаешь меня за то, что я ее балую? Я ничего не могу с этим поделать, правда.

Грейс открыла было рот, чтобы ответить, но не нашла слов. Ей хотелось начать швыряться вещами, хотелось заорать. Но что толку? И она засмеялась, думая, как нелепо пытаться переубедить мужчину слезами, криками, пощечинами или даже звездным сиянием.