Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Жюно Лора "Герцогиня Абрантес"

Но тогда недостаточно было просто сказать: «Я отправляюсь во Францию». Правда, на корабль садились; но всегда ли сходили с него, чтобы ступить на землю отечества? В этом-то и имелось затруднение: англичане крепко сторожили нас. Как только замечали корабль в море, тотчас за него цеплялось двадцать железных лап, которые уводили его бог знает куда. Небольшое судно господина Фуреса имело жребий общий всему, что выходило из египетских портов, — его захватили. Посланного обыскали до рубашки, стараясь выяснить, не спрятал ли он какой-нибудь важной депеши, потому что, рассматривая бумаги, которые имел при себе пленник, английский капитан видел только общие места и даже припоминал, что читал их уже в другой депеше, которая, по счастью, ускользнула за несколько недель до того и была с торжеством опубликована Директорией в «Мониторе». Затем английский капитан спросил у посланника, где ему угодно сойти на берег. Корабль отправлялся в Магон, а оттуда к Молуккским островам, должен был сделать довольно большой круг по Тихому океану или идти к полюсу: это зависело от приказаний, какие найдутся в Макао, но очень вероятно, что он возвратится к водам Нила. Если господину поручику угодно пожить на корабле во время этого небольшого путешествия, то капитан на службе Его Британского Величества совершенно к его услугам. Бедный Фурес, слыша все эти названия диких, безвестных стран, робко спросил, нельзя ли ему возвратиться в то место, откуда он отправился. Лучше быть с египетскими змеями, нежели с китайцами и на Молуккских островах, потому что, как полагал он весьма здраво, «теперь я не что иное, как пустой чемодан; зачем же мне находиться вдали от жены моей? Возвратимся лучше в Каир». Увы, ему пришлось узнать, что не все крокодилы живут в Ниле.

Английский капитан имел известия из Египта самые свежие и самые подробные, как будто сам жил в Каире или Александрии. Он уже знал об отношениях главнокомандующего и госпожи Фурес и был очень рад произвести замечательный эффект в комедии, в которой муж-путешественник играет роль, не включенную в список действующих лиц. По всем этим причинам он очень вежливо и с наружной искренностью высадил бедного поручика на землю Египта, желая ему всяких успехов. Фурес прежде всего поспешил обнять свою Беллилот, но Беллилот была прекрасна уже не для него; он нашел свое жилище оставленным, опустелым!.. Фурес мог быть доверчив до смешного, но любил свою жену истинно, он обнаружил измену и сделался несчастлив: это я знаю от очевидца. Искреннее горе этого человека заставляло скорбеть тех, кто слышал его.

После первой минуты изумления Фурес начал искать жену свою; это не стоило ему большого труда, потому что она занимала дом поблизости от квартиры главнокомандующего. Фурес хотел видеть ее, устраивал сцены, плакал, кричал и наконец довел дело до развода, который и был устроен генерал-интендантом Сартелоном; его свидетельства оказалось достаточно для утверждения гражданского акта, заключенного далеко от Франции. Но развод надобно было бы подтвердить по возвращении в Европу. Мы тотчас увидим, что произвело маленькое упущение в этом случае.

Наполеон очень любил госпожу Фурес. В ней было все, что могло привязать его, и еще больше блистала она в землях отдаленных. Наполеон нашел в Полине горячее воображение, любящую душу, ум естественный, но отточенный образованием. Ни малейшего притворства, никакой расчетливости, много преданности и нежности; все это, редко соединяемое с такой наружной прелестью, и пленило человека, ненавидевшего в женщинах все притворное и расчетливое. При этом она была шаловлива и весела, как девочка двенадцати лет.

Когда Наполеон тайно оставлял Египет, она знала об этом — чуть ли не одна из всех остававшихся в стране. Она легко, но не без печали поняла, что не может следовать за Бонапартом в случайностях его опасного переезда.

— Меня могут взять в плен, — сказал он, когда она со слезами просилась ехать с ним, обещала преодолеть все и, конечно, сдержала бы слово. — Меня могут захватить англичане, а ты должна заботиться о моей славе. Что скажут они, когда на корабле найдут со мной женщину?

Он говорил правду.

После его отплытия Египет стал ей казаться только обширной пустыней. Бонапарт оставил Клеберу приказание, чтобы тот как можно скорее отправил несколько специально названных им человек. Я уже описывала, как поступил Клебер с моим мужем и деверем. Беллилот оказалась не в лучшем положении, но, как женщина, она гораздо больше горевала. Клебер, со всем своим шестифутовым ростом и превосходным военным дарованием, бывал иногда удивительно ничтожен и мелок. Он обрадовался возможности проявить свою недавно обретенную власть, начать тиранить женщину, которая была любовницей Бонапарта, и затруднить отъезд его друзей. Признаюсь, я не понимаю таких поступков.

Наконец всегдашний и верный помощник несчастных вмешался в это дело. Как уже я сказала, Деженетт проникся горем госпожи Фурес, лишенной своего защитника и опасающейся мщения мужа, который все еще любил ее и ревность которого могла произвести последствия неприятные или даже рискованные. Деженетт, всегда столь добрый, пошел к Клеберу и так деятельно позаботился о выдаче паспорта, что госпожа Фурес тотчас получила его и отправилась во Францию, где нашла своего египетского друга в положении, которое заставило ее полюбить его еще больше.

Наполеон в это время только что примирился с Жозефиной и был погружен в труды, важность которых гнала от него всякое развлечение. Он довольствовался домашней жизнью и хотя уже не любил Жозефину, но еще сохранил к ней столько признательности, что она по крайней мере могла служить воспоминанием любви, которая сделала его счастливым. Таким образом, Беллилот удалили, и я знаю, что это дорого стоило Бонапарту; он поручил Дюроку устроить жребий ее, и тот рассказывал мне, как сражался он с самим собою в этом случае. Но Жозефина не дала бы ему ни минуты покоя, если б узнала, что госпожа Фурес живет в Париже. Наполеон всего больше хотел избежать гласности и велел передать Полине, чтобы она сняла дом за городом. Всегда послушная воле любимого человека, Беллилот купила или сняла небольшой дом в Бельвилле. Там-то и жила она, когда Жюно указал мне на нее вечером в театре.

Чтобы не возвращаться более к этому вопросу, вот продолжение ее истории.

Фурес возвратился из Египта вместе с армией. Он все еще любил свою жену и хотел заставить ее вернуться к нему. Она ссылалась на развод, но этот акт был ничтожен: его не позаботились подтвердить вовремя, и он годился только как доказательство, что супруги не могут жить вместе. Первый консул прекрасно знал о ссорах Беллилот с бывшим мужем и довольно жестоко приказал бедной женщине снова выйти замуж. Некто Рамшуп был влюблен и хотел жениться на ней. Первый консул, чтобы окончить это дело, обещал ему, кажется, какое-то место или даже звание торгового консула. Полина решила посоветоваться с Жюно, приехав однажды в Париж. Он отметил, что надо спросить опытных юристов, и она призвала к себе старого друга и покровителя господина Саля, который был в Париже одним из уважаемых адвокатов. Саль любил Беллилот, потому что знал ее ребенком и с участием наблюдал приключения ее жизни. Он также любил Фуреса, своего земляка, который, правду сказать, был виноват только тем, что не нравился жене. Но, рассмотрев дело глазами знатока и друга, Саль с величайшим огорчением убедился, что, с одной стороны, они уже не могли быть счастливы вместе, а с другой, не могут расстаться без нового развода, потому что развод, совершенный в Египте господином Сартелоном, оказался фактически незаконным. Саль говорил как друг и как честный человек и, хотя был больше привязан к Полине, нежели к ее мужу, не задумываясь объявил, что развода должны требовать обе стороны.

Но тут встретилось еще одно препятствие. Первый консул готовился принять корону; имя его вскоре должно было появиться в ряду владетельных государей, и он не хотел, чтобы его вмешивали в процесс, всегда смешной, когда дело идет о разводе молоденькой и хорошенькой женщины с человеком, который ни молод, ни хорош собой. «Пусть выйдет за Рамшупа! — говорил Первый консул. — По совести, Фурес знает, что жена развелась с ним в Египте. Госпожа Фурес также знает, что она свободна выйти вновь замуж. Зачем же давать пищу злым парижским сплетникам?»