Жизнь в белых перчатках - Махер Керри

Скатившись с мягкой, как перина, кровати в лондонском отеле, Грейс прошла в ванную и посмотрела на свое отражение в зеркале. Каждое утро она надеялась увидеть нечто иное, особенно если за ночь она, как в этот раз, неоднократно воспользовалась туалетом. Да, она не оставляла надежду, что тело и черты лица не будут оплывшими, что лишняя жидкость утекла из нее по длинным трубам в канализацию.

Но каждое утро ее ждало разочарование. Она едва узнавала себя. Парижский эндокринолог, которого она регулярно посещала, как и обещал, назначил ей самые современные средства для поддержки женщин в период менопаузы. Когда Грейс жаловалась, что от этих пилюль ее лицо и тело делаются похожими на подушки, наливаясь водой, он твердил, что такой эффект уйдет, нужно просто набраться терпения. Терпение, терпение. Она так устала постоянно ждать! Силы небесные, да когда уже она снова станет похожей на себя?!

Несмотря на все превратности судьбы, в ней имелось нечто стабильное: отражение в зеркале никогда ее не подводило. На него можно было положиться. И теперь, когда каждое зеркало, в которое она смотрела, словно стало кривым, это сбивало с толку и обескураживало, ведь до сих пор лицо было единственным, что никогда не вызывало у нее протестов. Всю жизнь она избегала солнца, не курила, не пила слишком много коктейлей и не ела слишком много десертов. Иногда соблюдение правил давалось нелегко, но в результате ее лицо всегда хорошо выглядело. А теперь вот оно изменилось, и Грейс переживала не просто удар по суетному самолюбованию. Скорее это напоминало кораблекрушение, высадку на необитаемый остров, где нет ничего привычного и нельзя защитить и поддержать себя обычными средствами, которые тут уже не работают. Нужно было придумывать что-то новое.

Такая перемена сводила ее с ума, и хотя она отнюдь этим не гордилась, но справиться с собой тоже не могла. В последнее время, после нескольких месяцев неожиданного затишья, последовавшего за прошлогодним разводом Каролины с Филиппом Жюно, она слишком критично относилась к дочерям.

Сразу после развода Грейс со старшей дочерью были словно две принцессы из детской книжки, которые заперлись у себя во дворце от всего света. Грейс гладила Каролину по голове, когда та плакала. Они забирались под одеяла, смотрели кино и ели шоколадное мороженое, затевали долгие прогулки по холмам в окрестностях дворца — так Грейс в возрасте дочери гуляла с Ритой по холмам возле Свитцера, — а потом плавали в бассейне, чтобы освежиться. Вдвоем составили план возвращения Каролины к жизни: магистратура, Париж и работа в Ассоциации друзей детей, куда можно было направить свою энергию.

«Я хочу все время что-то делать и даже думать не желаю о мужчинах», — сказала тогда Каролина матери. Полная надежд, Грейс взяла в ладони красивое лицо дочери и проговорила: «Я очень тобой горжусь».

Но прошло едва полгода, и имя Каролины снова замелькало в таблоидах в связи с посещениями клубов и вечеринок, пристрастием к неподобающим нарядам. Хуже того, Стефания, похоже, пошла по стопам старшей сестры. И Ренье изменил свое мнение, сочтя, что Грейс лучше поселиться с дочерями в Париже.

— Они должны себя блюсти! — раздраженно заявил он.

Вот и все, что он сказал на эту тему, потому что направлял всю свою родительскую энергию на Альби, который вскоре должен был закончить Амхерст и все сильнее интересовался спортом, которым всегда увлекался и раньше. Он даже занялся малоизвестным олимпийским видом спорта под названием бобслей.

— Можешь такое вообразить? — похохатывал Ренье. — Принц самой солнечной страны Европы едет на зимнюю олимпиаду!

— В этом есть ирония, — признала Грейс. — Но его дедушка гордился бы.

Впрочем, она сомневалась в своей правоте, потому что внук Джека Келли был скорее дилетантом, чем целеустремленным спортсменом. Альби делал успехи во многих видах спорта, и Грейс это радовало и обнадеживало. Памятуя о Келле, чья фанатичная преданность гребле не давала ему наслаждаться жизнью, Грейс никогда не понуждала сына выбирать между теннисом, плаванием и легкой атлетикой. Уже не в первый раз она тихо порадовалась, что отец умер прежде, чем смог вынести какое-нибудь суждение о ее детях. Ей хватало его голоса, который звучал у нее в голове даже из могилы. А потом из-за таких мыслей у нее неизбежно возникало чувство вины.

В душе Грейс массировала кожу с большим куском ароматного мыла, и все ее одутловатое тело покрылось большими пенными пузырями. Потом обжигающе-горячие струи воды унесли эти пузыри в слив. Она вздохнула. Скоро приедет визажистка и сделает что сможет с ее лицом. Как же она тосковала по тем дням на съемочной площадке, когда приходилось просить, чтобы не накладывали слишком много грима! Теперь приходилось следить, чтобы макияжа было не слишком мало.

Когда цоэтические чтения завершились, Гвен Робинс расцеловала Грейс в обе щеки под мягким желтым светом, падавшим на мраморную лестницу Голдсмит-холла. В последнее время они переписывались и перезванивались по поводу создания совместной книги о цветах, но месяцами не встречались.

— До чего чудесно тебя видеть! — воскликнула Грейс, крепко сжимая руки подруги, которые, как и ее собственные, выдавали возраст: прохладные, с не слишком упругой тонкой кожей и выделяющимися костяшками пальцев. Кольцо, подаренное Ренье супруге четверть века назад, теперь то и дело переворачивалось бриллиантом вниз. — Не могу дождаться, когда завтра встретимся нормально.

Она всегда стремилась не назначать слишком много встреч перед выступлением, предпочитая как следует порепетировать или почитать другие стихи того же поэта, проникнуться их атмосферой. Поэтому она продлила пребывание в Лондоне, чтобы провести время с Гвен и другими друзьями, которые тоже тут оказались.

— Что думаешь? — шепнула Гвен на ухо Грейс, кивая на Диану.

Та стояла рядом с Чарльзом в строгом синем платье, явно призванном подчеркнуть белизну кожи и тонкие ключицы, однако ее плечи были ссутулены, а нос смотрел в бокал с газировкой, словно она собиралась туда нырнуть.

— Хотела бы я отправить ее к Эдит и Сэнди на уско-ренный курс по ношению одежды. Заодно подучилась бы вести себя, как подобает принцессе, когда не чувствуешь себя таковой, — сказала Грейс, сердце которой болело от жалости к этой юной лебедушке.

Как же разительно отличалась она от Каролины и Стефани, которые никогда не жались к стеночке и всегда смотрели в направленные на них камеры, выпрямив спины и вскинув подбородки! Может быть, подумалось Грейс, это потому, что ее собственные дочери росли, всегда будучи в центре внимания, а Диану только-только втянули в такую жизнь. Отчего это произошло, вопросов не возникало, ведь она была очень мила. Грейс только хотелось бы научить ее прятать смущение и неуверенность.

К сожалению, разговор с Гвен оказался недолгим. Почти сразу их окружили графы, герцоги и актеры Королевской шекспировской компании. Каждый рассыпался в похвалах, задавал вопросы или приглашал выступить где-нибудь еще. Наконец Грейс удалось, извинившись, сбежать в дамскую комнату. Там она обнаружила Диану, которая, шмыгая носом и сдерживая слезы, пыталась длинными мягкими руками поправить перед зеркалом лиф платья. Девушка выглядела такой расстроенной, что Грейс подошла к ней с вопросом:

— Я могу чем-то помочь вам?

— Нет, если только не сумеете ослабить платье, — тихо проговорила Диана, голос которой звучал несколько гнусаво от слез. — Меня заставили надеть слишком маленький размер.

— Да, это ужасно, — согласилась Грейс.

Нежно, насколько могла, она обхватила девушку в районе бюста и попыталась сдвинуть ткань платья, чтобы в нем стало удобнее, но оно будто приклеилось к коже.

— Оно не поддается, — сообщила Диана.

— Может, вам станет легче, если я скажу, что вы выглядите в нем совершенно великолепно. Ни за что не подумаешь, что оно вам мало, — заверила Грейс.

Хотя две женщины смотрели друг на дружку в зеркале, а не глаза в глаза, Диана все равно избегала взгляда собеседницы. Грейс удивилась, поняв, что, несмотря на свой возраст и очевидный лишний вес, ни за что на свете не поменялась бы местами с этим очаровательным юным созданием.