Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович
В книгах писали, что без Освенцима не было бы Израиля. В такой логике было что-то кощунственное. Это все равно, что сказать: «без Освенцима не было бы государственных программ ФРГ по раздаче евреям компенсаций за погибших родственников и разграбленное имущество». Это интуитивно осознала моя будущая теща — Рая Александрович. Она потеряла всю семью до единого человека, 19 душ, замученных в рижском гетто и Бухенвальде. В 1971 году в Тель-Авиве к ней подкатился адвокат, специализирующийся на оформлении немецких репараций, и объяснил, что она подпадает под действие всех репарационных программ без исключения, поскольку она а) потеряла близких, б) пережила вынужденную эвакуацию и в) лишилась имущества (отец был фабрикантом). На деле это означало, что при желании она может получить от Германии для своей семьи огромную компенсацию, государственную пенсию, бесплатное медицинское обслуживание и ежегодное бесплатное лечение на немецких курортах, по выбору — немецкое гражданство или вид на жительство и другие льготы. Всем этим она с легкостью пренебрегла:
— Я не могу брать деньги за души погибших.
К уговорам адвоката она так и осталась глуха. Только в 1991 году она согласится на немецкую пенсию, но по отдельной программе для выходцев из немецкой культуры, утративших свою культурную среду и родину из-за преступлений нацизма. Льготы были уже не те, но она сохранила свое достоинство.
Мы все — дети Освенцима, но универсальным местом паломничества должен стать Иерусалим. Стоя в декабре 1971 у Стены Плача, я размышлял о том, что я не мог бы считать эту страну своей, если бы она не была отвоевана ценой большой крови у врагов и истории, а дарована добрым дядей за хорошее поведение. Здесь молились, обратив лицо к Стене разрушенного храма, а не к Нью-Йорку, Лондону или Москве, хотя и британский мандат, и историческое голосование в ООН в 1947 году здесь вспоминали с трепетом и с благодарностью. Израиль не мог быть следствием Освенцима. Следствием Освенцима могла быть только смерть. Рождение Израиля можно объяснить. Рождение Освенцима объяснить невозможно.
Шестидневная война подвела мину под железный занавес. Именно с этого момента начинает набирать силу первое открытое массовое движение сопротивления большевистскому безумию — еврейское движение за национальные права и выезд, которое вдохновило и создало психологическую базу для расширения и демократического движения.
Мотивы антисемитизма советского образца не имеют прецедента в мировой истории. Партийная бюрократия ненавидит евреев больше, чем арабы. В моей группе — целых три египтянина. С ними обсуждать ближневосточные проблемы — дело почти естественное и безопасное. Эти едва ли побегут стучать и с уважением относятся к моим аргументам.
Они знают, что я — еврей и сочувствую Израилю. Для них это норма. Мы понимаем друг друга. В наших отношениях нет ни тени враждебности. Одного из них зовут Захер. Все вокруг изгаляются над смешной двусмысленностью в огласовке его имени. С ним меня сведет случай через 15 лет в Каире. Он станет профессором русской литературы, но на университетскую зарплату не проживешь, и он подрабатывал телохранителем… первого посла Израиля в Египте. Выходит, с арабами легче договориться, чем с русскими. Остается надеяться, что история расставит все по местам. На моем этаже в Мюнхене живет карликовый пинчер по кличке Наполеон. В другом конце 200-метрового коридора — чихуахуа по кличке Луи. Однажды они встретились у центрального лифта и долго неистово лизались. Похоже, что исторические разногласия преодолимы. — Подумал я, наблюдая за этой идиллией.
В движение пришли и зыбучие пески общественного мнения. Во-первых, превратился в пепел протухший стереотип — евреи способны только торговать, пиликать на скрипке и играть в шахматы. Куда естественней было бы увидеть евреев побежденными, униженными, пусть даже жертвами исторической ошибки или несправедливости. Их можно было бы пожалеть, приласкать, оказать гуманитарную помощь, защищать и даже (прости, Господи) полюбить — любовь к еврею на кресте благостна и выше всех похвал. Но молча наблюдать, как евреи опять переделывают историю и устанавливают свои порядки, пусть даже за морем… И управы на них нет. Но можно отыграться на своих без дипломатических цырли-мырли. Еврей-триумфатор? Это уже слишком. Это никаким боком не вписывается ни в одно историческое клише, ни в одну идеологию, а идеология выше истины. А для слишком любознательных — «израильский солдат — нахальный солдат». Просто и доступно.
* * *
Самое «эффективное» оружие в борьбе с проникновением враждебной идеологии (после радиоподавления) — запрет на изучение языков — идиш («проводник националистических тенденций») и иврит, «обслуживающий сионистские и клерикальные круги». Объективности ради замечу, что симптомы политической паранойи не знали границ. Созданный в 1917 г. по инициативе президента Вильсона Комитет по общественной информации, поднял антигерманскую пропаганду на новый уровень. Немцев и немецкую культуру во время войны охаивали. Кислую капусту (Sauerkraut) американцы переименовали в «капусту свободы» (liberty cabbage), гамбургер — в «бифштекс Солсбери», но более серьезно то, что преподавание немецкого языка и германистики в учебных заведениях стали рассматривать как проявление нелояльности и в некоторых штатах было запрещено властями. В 1935 г. польские таможенники из страха перед коммунистической чумой конфисковали из багажа американского музыкального критика Говарда Таубмена клавир оперы Шостаковича «Леди Макбет», обнаружив в нем кириллицу.
И вдруг!..
Напротив «круглой» аудитории на доске появилось шокирующее объявление: «Спецкурс иврита. Профессор А.А. Зализняк». Ну, разумеется, тот самый Зализняк, который обучал ивриту арабистов (!) в ИВЯ и «сионистский» отдел ГБ. Им можно (язык врага желательно понимать).
— Товарищи! Не напирайте, профессора раздавите! — услышал я в объявленные день и время на дальних подступах к 12 аудитории. Спасая цвет отечественной науки, деканат перенес вторую лекцию в Коммаудиторию на 300 посадочных мест, не считая ступенек. Но и здесь пробиться в аудиторию не удалось. В Политехнический на вечера поэзии стекалось меньше народу.
Два дня мы были в перестрелке,
Что толку в этакой безделке!..
Мы ждали третий день!
И зря ждали. Третьей лекции не было. Не арендовать же Манеж. Те, кто побоялся засветиться на лекции, привлечь нездоровое внимание ЛИПов, потом станут уверять, что это была провокация органов.
НЕ СОВРЕШЬ — НЕ ПРОЖИВЕШЬ
Бродский на суде на вопрос судьи о профессии ответил — поэт, и вызвал насмешки присутствовавших. И действительно, что это за профессия? Даже журналист звучит убедительней, хотя за репортажи Нобелевских премий и не дают. А что бы ответил я, окажись на его месте? Студент! И никаких вопросов. Может, стать вечным студентом? Мой кузен из Липецка пошел по этому пути. К 30 годам был обладателем 21 диплома и продолжал грызть гранит науки одновременно в… 14 учебных заведениях (по состоянию на 1961 год). Подрабатывал по ночам полотером в Доме Советов. Его даже от алиментов освободили. Но в нашей буче, боевой, кипучей, вузовский диплом — золотой ключик. Например, можно выгодно жениться. В богатых русских/еврейских семьях о высшем образовании говорят с придыханием.
— У меня есть замечательный хасене[14] для вашей Розочки.
— Да? А чем он занимается?
— Кончает на юриста.
— Приходите с ним в воскресенье на обед.
К реальной профессии диплом прямого отношения не имеет. Деньги можно зарабатывать чем угодно, например, стать агентом Госстраха, администратором дома культуры или сопровождать воздушные караваны с морковкой. На вопрос новых знакомых о профессии, буду отвечать: «я работник культуры». Среди них, как среди артистов, тоже есть «заслуженные». Я даже одного знал лично. Скрывать национальность бессмысленно, да и унизительно, значит, буду скрывать профессию, а если очень повезет, то и источник доходов. Все равно что-то скрывать надо. Все что-то скрывают. Одни скрывают происхождение, другие — что бабушка их в детстве втихаря крестила, а дедушка — обрезал, третьи — «седьмую воду на киселе» за границей, четвертые — беременность дочки (чтоб не сглазили), пятые — судимость сына, шестые — выигрыш в лотерею. Володя Деготь после разгрома «антипартийной группы» больше всего боялся огласки, что жена Ворошилова приходится ему дальней родственницей.
Похожие книги на "Господи, напугай, но не наказывай!", Махлис Леонид Семенович
Махлис Леонид Семенович читать все книги автора по порядку
Махлис Леонид Семенович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.