Господи, напугай, но не наказывай! - Махлис Леонид Семенович

После освобождения Абовин-Егидес поселился в Париже, где издавал журнал «Поиски» (заклятые друзья называли его «Происки»). Однажды он стал гостем радио «Свобода». Я рассказал ему за «рюмкой кофе» историю знакомства с его семьей. Петр Маркович задумался. Думал до следующего кофепития, за которым изложил план, созвучный с его журналом:

— Понимаете, я очень люблю свою внучку Манечку, но мне не позволяют с ней видеться. Хотите, я дам вам адрес Яны, а вы уговорите ее эмигрировать. И вам будет хорошо и мне.

МЕССИЯ ПРИДЕТ НОЧЬЮ

Эли Визель рассказал, что в детстве верил, что Мессия явится в свете солнечных лучей, его встретят песнями и танцами и золотыми фужерами с вином. Спустя годы его воображение стало рисовать эту сцену иначе — пришествие будет происходить ночью при зажженных факелах и в таком безмолвии, что даже ангелы на небесах приглушат свое пение. Что же так повлияло на воображение писателя? Не поверите: всего лишь посещение ул. Архипова в Москве в канун праздника дарования Торы.

Вот уже несколько лет, как под стенами Хоральной синагоги стали собираться толпы евреев — сначала раз в год, в Симхат Тора, а после 6-дневной войны — каждую субботу. В тот праздничный вечер, когда неприметный американский турист влился в поющую и пляшущую толпу, улица вдруг погрузилась в кромешный мрак. Быстро стало ясно, что это не техническая неполадка, а преднамеренная акция властей — дескать, поплясали — и айда по домам. Но люди и не думали расходиться. Стоявший неподалеку от Визеля юноша поджег свернутую газету. Импровизируемый факел пошел из рук в руки. Так же поступил и его сосед. Через несколько минут улица превратилась в пылающую реку.

Конечно, писатель постарался на славу (нобелевские премии за красивые глаза не дают). Но для тех, кто «плясал» при свете факелов, прочитай они мысли высокого гостя, это была лирика да и только. Нас волновали совсем другие впечатления — почему в толпе сегодня филеров больше обычного (многих мы в лицо знали, а некоторых и по имени-отчеству), да и машины скорой помощи неподалеку дежурят (в прошлом году их не было). Бывший журналист радиостанции «Маяк» В. Савченко, командированный вместе с коллегой Я. Смирновым в синагогу для освещения «борьбы за мир», впоследствии будет вспоминать: «…Мы решили перекусить в буфете редакции газеты “Советский спорт” — ее здание в конструктивистском стиле, из стекла и бетона, с огромными окнами, соседствует с синагогой. Толкнулись в “Советский спорт”, но нас туда не пустили. И причину столь бесцеремонного обращения с коллегами не разъяснили. Смирнов что-то смекнул и показал пропуск в синагогу. “Ну, ребята, что ж вы раньше не сказали! — воскликнул непускавший. — Это же другое дело!” И мы были допущены в буфет. Каково же было наше удивление, когда, войдя в редакцию “Советского спорта”, мы увидели в коридорах и в большом зале лежащих на полу солдат с автоматами. Нам многозначительно пояснили, что это — рота обеспечения мероприятия в синагоге. “А почему они все лежат на полу?” “А чтобы их не было видно с улицы”, — последовало разъяснение»^[15].

Но пока предпочитали всерьез с толпой не связываться — уж больно нас много, да и ведем себя слишком вызывающе для среднестатистического трезвого гражданина, дескать, «чего вы от нас хотите, общественный порядок не нарушаем, гуляем себе, песенки поем, «хаву нагилу» с сестрами Бери слушаем, праздник у нас как-никак, а конституция советским людям в свободное от работы время повеселиться не запрещает. А то, что мы тут биржу устроили, да книжками и адресами полезными обмениваемся, так это, во-первых, доказать надобно, а во-вторых, мы здесь с будущими невестами и женихами знакомимся, а что разве в вашей конституции про это тоже что-то прописано? Нас на какое-то время оставляли в покое. Но это было не принципиально — все равно когда-то веселье должно закончиться, и тогда уже наспех сколоченные компании разбредутся по свободным квартирам, чтобы продолжить веселье и «семинары по интересам», в сумочках да портфелях ведь не только запрещенные книжки, там и вино и коньячок припасены. И откуда эта изворотливость и бесстрашие в общении с «мусорами», это красноречие в спорах. Пока, правда, без протокола общаемся, но когда-то все это пригодится, ох как пригодится, потому что тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый Председателем город. Председатель Совета по делам религий при Совете Министров СССР В.А. Куроедов, то и дело отвлекаясь на валявшиеся на мозаичном полу осколки разбитого кувшина, уже водил неверным стилом, заготавливая свою речь на Всесоюзном совещании уполномоченных Совета. В ней 25 апреля 1972 г. он произнесет слова, которые откроют, наконец, глаза человечеству на надвигающуюся катастрофу, напомнят, что солнца уже нет и пришли сумерки. «Синагоги, — трагически изрек Председатель, — особенно в дни больших еврейских праздников, стали местами массового сосредоточения граждан еврейской национальности».

КТО ДАЛ НАМ ЗУБЫ, ДАСТ И ХЛЕБ

Внутри синагоги я бывал редко. Делать там было особенно нечего. Ну, разве что погреться в холодное время года. Слева от арон-кодеша (ковчег завета, в котором хранится свиток) когда-то висел ватман с текстом «молитвы за здравие И.В.Сталина». В мое время ее заменили на «молитву за мир». Но все письмена были на одно лицо. Франц Кафка сравнивал ковчег завета с тиром и дрожал от страха, что его могут вызвать читать Тору. Другое дело снаружи.

«Архиповская» клубная атмосфера располагала не только к несанкционированным контактам с иностранцами, но и к безудержному флирту. Где же еще искать «приличных» девушек, как не у синагоги? Приличные девушки, в свою очередь, проявляли полное понимание и от приглашений не отказывались. Такая диспозиция на руку даже самым подозрительным родителям, ибо освобождает их от матримониальных хлопот. У «товарища», прибившегося на Архипова, можно не спрашивать рекомендации или справку об этнической лояльности.

Во всех остальных случаях разворачивается неистовая и неделикатная активность родителей и особенно родительниц, жаждущих заполучить в дом еврейского зятя с «верхним» образованием. Сватовство — неистребимая страсть, не признающая границ и мировоззрений. Целеустремленные мамы, тети, свекрови и бабушки преуспевали в вербовке больше, чем рыцари щита и меча. Пропуск в семью «перспективного» юноши резко повышало социальную ценность девушек и инвестиции их родителей.

Когда «перспективного» ожидали в гости, кухня переходила на трехсменный режим работы. Хозяйка орлиным взором следила, чтобы в тарелке «перспективного» ни один сантиметр площади не пропадал зря. При попытке произнести «нет», гость рисковал подавиться рыбной костью. Если ему все же удавалось прервать пытку принудительной кормежкой, это вызывало подозрение в плохо скрываемом тяжелом недуге. А это уже зло похуже воровства. Скрывать физические недостатки кандидатов, как и породистых собак, — смертный грех.

Мамин ухажер Моисей Петрович — с нарастающим вниманием выслушал от нее сагу о моем друге Гене Шнере, который, потеряв родителей в 14 лет, «сам пробивал себе дорогу».

— Мальчик учится на биологическом факультете (!), живет в Сокольниках (!!), в отдельной квартире (!!!), КРУГЛЫЙ СИРОТА (!!!!).

Моисей Петрович не дал маме закончить. Последнюю фразу он улавливал только левым ухом — к правому уже была плотно прижата телефонная трубка,

— Слушайте сюда, Софа, у меня-таки есть а шейнер бохер^[16] для Бэллочки. Что за вопрос — конечно, а ид. 2 курс. То, что вам надо — круглый отличник и круглый сирота. Специальность? — Моисей Петрович зажал рукой микрофон и вопросительно посмотрел на меня. — Бэухымия.

Пауза. На другом конце провода — летучий семейный совет. Обе высокие договаривающиеся стороны с трудом скрывали волнение. Решение было благосклонным — Моисей Петрович пользовался авторитетом. Да и профессия в жилу — отец Бэллочки — директор единственного в стране магазина химических реактивов на улице 25 Октября.