Французская контрразведка считала нужным отметить:
«1. Сердечный тон и очевидное товарищество Эмиля Лео и его корреспондентов в их взаимных письмах.
2. Посылку относительно крупных сумм денег Эмилем Лео его агентам.
3. Факт, что все эти русские революционеры — почти без исключения еврейского происхождения и имеют этические, религиозные и даже коммерческие причины предавать Россию в пользу Германии…»
Из двух захваченных писем французская контрразведка делала вывод, что Андерсен в Стокгольме и Орловский в Гааге суть агенты, получающие от Эмиля Лео инструкцию и регулярно посылающие ему донесения.
В конечном счете французское военное ведомство узнало то, что знало давно французское Министерство внутренних дел, то есть факт существования «бюро» Красильникова в здании консульства.
РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Выводы С. Сватикова. — Разоблачители тайн политической полиции. — Предположения В. Бурцева о существовании провокаторов. — Основание журнала «Былое». — Помощник Бурцева М. Бакай. — Данные о предательстве Е. Азефа. — Подозрения полиции и бегство Бакая за границу. — Статистика разоблачений Менщикова. — Решение Менщикова стать охранником. — А. Гартинг о защите интересов Заграничной агентуры. — План Гартинга дискредитировать Бакая. — Следствие С. Сватикова и Е. Раппа по делу Заграничной агентуры. — Сведения о секретных сотрудниках. — Б. Каплун. — Л. Шварц. — Л. Бейтнер. — В. Кенсицкий. — М. Гутман. — Азеф. — Т. Цетлин. — Н. Доброскок. — Суд эсеров над Синьковским и Цетлин. ~ Измена Луриха Департаменту полиции. — Особый отряд французских агентов. — Разоблачение Гартинга. — Разоблачения провокаторов среди эсеров. — Б. Батушанский. — Причины провалов.
«Подводя итоги, — резюмировал комиссар Временного правительства С. Г. Сватиков свой доклад для Чрезвычайной следственной комиссии, — мы должны отметить, что нами даны более или менее достаточные сведения о восьмидесяти трех сотрудниках Заграничной агентуры, работавших на охранку в течение преимущественно последних 10 лет (1907–1917).
По национальностям провокаторы и предатели распределяются следующим образом: из 85 человек — русских 32, евреев 32, неизвестной национальности 5 чел., французов — 4 чел., латышей — 3, литовцев — 2 и по одному итальянцу, грузину, армянину, украинцу, поляку, румыну; кроме того, один немец (барон Штакельберг).
По партийной принадлежности или, точнее — по партиям, которые освещались „сотрудниками“, последние распределялись так: больше всего было сотрудников, освещавших социалистов-революционеров, — 39 человек. Следом анархисты и с.-д. — по 10 сотрудников. Специально „Бунд" освещался одним провокатором. Исключительно Бурцева пытались освещать 9 человек (два из них освещали и с.-p.). По одному провокатору было в грузинском, армянском и украинском движении. Один освещал польское движение, хотя о поляках получались сведения попутно от ряда других сотрудников.
По морально-общественному значению провокаторов на первом плане нужно поставить зловещую фигуру Евно Азефа. За ним идут такие люди, как член I Государственной думы Выровой, Абрам Геккельман-Лацдезен-Гартинг. За ними — многолетние „партийные" работники: с.-д. Житомирский, с.-р. Загорская, с.-р. Абрамов и многие другие».
Кроме регулярных сотрудников было немало и предлагавших услуги, тех, о ком народоволец Клеточников, проникший в 1880 году в III Отделение, писал товарищам-революционерам «такой-то просится в шпионы».
Период деятельности Гартинга дал Заграничной агентуре ряд ценных сотрудников, но ознаменовался крахом и провалами многих важнейших провокаторов. При нем закатились «звезды провокации» — Азеф и сам Геккельман-Гартинг. Однако разоблачение большинства секретных сотрудников охранки вовсе не было следствием того, что система конспирации и коммуникации оказалась недостаточно продумана. По мере развертывания деятельности заграничной агентуры росло и сопротивление со стороны русских эмигрантов. Три лица наиболее способствовали разоблачению тайн политической полиции: Бурцев, Бакай и Менщиков.
Особенно много беспокойства доставил Гартингу и всей Заграничной агентуре известный деятель эсеровской партии, историк и библиограф революционного эсеровского движения В. Л. Бурцев. Имея массу материалов и заметок, воспоминаний и интимных сообщений революционеров, он сосредоточил в своих руках множество данных, сопоставление которых привело его к мысли о существовании в рядах революционеров многих провокаторов.
Находясь в эмиграции, Бурцев близко сошелся с бежавшим из России бывшим сотрудником Департамента полиции Л. П. Меншиковым. Получив от Меншикова ценные фактические данные о системе организации и методах работы царской охранки, Бурцев занялся изучением причин провалов эсеровских организаций в России. В результате длительных поисков он выявил ряд секретных агентов Департамента полиции, внедрившихся в партию эсеров, как в России, так и в заграничных эсеровских центрах. Бурцев развернул яростную борьбу с любого рода политическими преступлениями.
Официально возвратившись в 1905 году по амнистии в Россию, он был одним из основателей исторического журнала «Былое». В 1901–1904 годах под этим же названием Бурцев уже выпустил за границей шесть книжек непериодического журнала по истории революционного движения в России.
В Петербурге Бурцев стал энергично собирать материалы по революционному движению, а также о злоупотреблениях полиции, частично помещая их в «Былом». Уже мартовская книжка за 1906 год обратила на себя внимание не только жандармов, но и более внимательных читателей из публики тем, что в ней были помещены репродукции с таких фотографических карточек революционеров, казненных по делу 1 марта 1881 года, какие могли быть сняты лишь в тюрьме с заключенных (фотографии Рысакова, Гельфман и других). «Былое» печатало обвинительные акты, не опубликованные в 80-х годах в официальной прессе, тайные доклады, обзоры революционного движения, издававшиеся Департаментом полиции, и тому подобное. С осени 1906 года деятельным помощником Бурцева, доставлявшим ему копии секретных бумаг из архива Департамента полиции, стал М. Е. Бакай (Михайловский), чиновник Департамента полиции, служивший ранее в варшавском охранном отделении.
До Бурцева доходили и через Бакая, и помимо Бакая не только исторические, но и современные, весьма актуальные сведения. Данные, бывшие в распоряжении «Былого», говорили совершенно определенно и однозначно о присутствии в центре партии эсеров, в ее боевой организации, крупного предателя. Ранней осенью 1907 года один из редакторов «Былого», Щеголев, побывал в Гельсингфорсе со специальной задачей — сообщить Борису Савинкову полученные в редакции данные об этом предательстве. Савинков немедленно же поделился этими сведениями ни с кем иным, как с «Иваном Николаевичем», то есть с Азефом. Остальное понятно. Азеф потребовал у своего начальства выяснения источника сведений «Былого» и ликвидации «Былого» — самого Бурцева и его редакции. Бакая арестовали, а Бурцев должен был из Финляндии выехать за границу.
В 1906 году, когда самодержавие снова обрело силу, Бурцев понял, что его контакты с полицейским осведомителем Бакаем вызвали подозрения полиции и что за ним установлена слежка, поэтому поспешил уехать во Францию. В последующие годы Бурцев стал суровым критиком эмигрантов, готовых чересчур поспешно опубликовывать имена предполагаемых полицейских агентов, на которых указывали охранники-дезертиры. Через некоторое время Бакай бежал за границу и присоединился в Париже к Бурцеву, где тот вел борьбу с провокацией и на страницах возобновленного им за границей «Былого», и на страницах газеты «Будущее».
Существенную помощь не только Бурцеву, но и делу революции оказал Менщиков, разоблачив в 1909 году 90 провокаторов среди социал-демократов, 20 — бундовцев, 75 — поляков, 25 — эсеров, 45 — кавказцев и 20 — финляндцев. Впоследствии, на основании указаний Менщикова, 14 разоблаченных провокаторов были преданы огласке «Бундом» (в циркуляре ЦК «Бунда» № 39), три лица (Апакшина, Лялин и Осиповский) — партией эсеров («Знамя труда», № 21–22), несколько — польскими организациями. Кроме того, на основании его сведений было опубликованы имена почти 80 шпионов, партийная принадлежность которых была неизвестна, в журналах: «Общее дело» Бурцева (№ 1–3) и «Революционная мысль» (№ 6).
