Вонда Н. Макинтайр
Змея сновидений
© Vonda N. McIntyre, 1978
© Перевод. А. Кириченко, 2025
© Издание на русском языке AST Publishers, 2025
Глава 1
Малышу явно было страшно. Снейк осторожно потрогала его пылающий лоб. За спиной у нее стояли родные ребенка: трое взрослых, сбившись в тесную кучку, подозрительно, настороженно наблюдали за ней, не осмеливаясь открыто выказывать беспокойство, – лишь тоненькие морщинки у глаз выдавали чудовищное напряжение. Безотчетный ужас, который внушала им Снейк, не уступал исступленному страху потерять единственного ребенка. В палатке царил полумрак, и странно голубоватый отсвет лампы лишь усиливал тревожное чувство.
Мальчик смотрел на нее своими темными глазами – такими темными, что зрачки были почти неразличимы на радужке, – и такими скорбными, что Снейк вдруг стало страшно за него. Она погладила мальчугана по волосам. Волосы у него были длинные, нездорово белесые и какие-то неживые и ломкие на несколько сантиметров от корней, разительно контрастирующие с очень смуглой кожей лица. Будь Снейк здесь несколько месяцев назад, она бы сразу догадалась, что ребенок болен.
– Принесите мою сумку, – распорядилась Снейк.
Родители мальчика вздрогнули, хотя голос ее прозвучал очень мягко и нежно. Возможно, они ожидали от нее каких-то иных, нечеловеческих звуков – что она зачирикает, словно птичка, или зашипит, как сверкающая на солнце змея. Ведь за все это время, что она провела здесь, Снейк не промолвила ни слова. Она молча наблюдала за ними, когда они перешептывались, рассматривали ее с почтительного расстояния, обсуждая ее молодость и профессию; и так же безмолвно кивнула, когда они наконец осмелились попросить ее о помощи. Возможно, они решили, что она просто немая.
Светловолосый мужчина – тот, что был помоложе, – поднял ее кожаный саквояж. Он старался держать его подальше от себя, и когда наклонился, чтобы подать сумку Снейк, она явственно ощутила слабый мускусный запах, хорошо различимый в сухом воздухе пустыни. Но Снейк уже почти привыкла к тому, что люди боятся ее, – она много раз сталкивалась с этим.
Когда Снейк протянула руку, юноша отшатнулся и выронил саквояж. Снейк метнулась, едва успев подхватить его, и осуждающе посмотрела на юношу, бережно опустив саквояж на войлочный пол. Двое, стоявшие поодаль, подошли к светловолосому и успокаивающим жестом мягко коснулись его плеча.
– Его уже кусала змея, – пояснила темноволосая красивая женщина. – И он чуть не умер. – Она и не думала оправдываться – она доказывала свою правоту.
– Простите, – пробормотал молодой человек. – Но… – Он молча показал пальцем на плечо Снейк. И, хотя было видно, что он изо всех сил пытается совладать с собой, его било как в лихорадке.
Снейк перевела взгляд туда, куда указывал юноша и где она привычно, почти бессознательно ощущала легкую тяжесть и неуловимое движение: змейка, тоненькая, как пальчик младенца, обвилась вокруг ее шеи, высунув свою плоскую головку из-под шапки коротких вьющихся волос девушки. Змейка медленно высунула свой раздвоенный язычок, повела им в стороны – будто пробуя на вкус запахи, наполнявшие воздух.
– Это всего лишь Травка, – сказала Снейк. – Она не может причинить вред.
Будь змея побольше в размерах, она могла бы внушать ужас: тельце ее было бледно-зеленого цвета, но чешуйки вокруг рта алели, как свежая кровь, – словно она только что, подобно зверю, терзала свою добычу. На самом же деле ничего такого ей было не свойственно.
Малыш всхлипнул, как от боли. Но тут же испуганно смолк. Возможно, ему сказали, что Снейк не выносит плакс.
Снейк ощутила острую жалость: эти люди лишали себя возможности выплакать страх. Снейк отвернулась. Она сожалела, что они так боятся ее, но не могла терять драгоценное время на то, чтобы их приручить.
– Не надо бояться, – сказала она мальчугану. – Травка хорошая. Она очень гладкая и нежная, и, если я оставлю ее посторожить, смерть не дотянется до тебя.
Змея перетекла в узкую грязную ладошку Снейк. Она протянула ее ребенку.
– Погладь ее, только осторожно.
Мальчик высунул руку из-под одеяла и кончиком пальца потрогал скользкие чешуйки. Снейк ощутила, каким неимоверным трудом дается ему даже такое простое движение, хотя легкое подобие улыбки промелькнуло на лице ребенка.
– Как тебя зовут?
Он метнул быстрый взгляд на родителей, и те, подумав, кивнули.
– Стэвин, – едва слышно прошептал мальчик. У него не хватало сил говорить.
– А я – Снейк. И скоро, завтра утром, мне придется сделать тебе больно. Будет очень больно – но очень недолго. Потом, может быть, еще поболит, совсем чуть-чуть, несколько дней, – зато потом ты поправишься.
Малыш очень серьезно смотрел на нее, и Снейк увидела, что, хотя он все понимает и ему очень страшно, было бы куда хуже, если б она солгала. Видимо, по мере того как развивалась болезнь, боль терзала его все сильнее, а окружающие лишь утешали и обманывали его, надеясь, что болезнь либо пройдет сама по себе, либо принесет ему скорую смерть.
Снейк положила Травку на подушку Стэвина и придвинула к себе саквояж. Родные пусть остаются во власти собственных страхов – у них уже не было времени и возможности поверить в нее. Женщина в этой семье была уже немолода, и было ясно, что здесь уже не будет другого ребенка, если мужчины не найдут себе новую партнершу, но Снейк видела по выражению их глаз, по их тревоге, по тайным прикосновениям, что все трое очень любят друг друга. А потому у них, жителей этих суровых мест, не оставалось иного выбора, кроме как обратиться к Снейк.
Не торопясь, почти лениво Песок вытек из саквояжа, приподняв голову и шевеля язычком, принюхиваясь, пробуя на вкус, проверяя тепло человеческих тел.
– Вы хотите… – Старший мужчина говорил благоразумно и тихо, но в голосе его сквозил ужас, и Песок тотчас же почуял это. Он мгновенно отпрянул, готовый ударить, и «погремушка» на его хвосте издала негромкий трещащий звук. Снейк постучала ладонью по полу, отвлекая его внимание, затем протянула руку к змее. Живая пружина с ромбовидным узором расслабилась, и Песок мягко обвился вокруг ее запястья черно-желтым браслетом.
– Нет, – ответила Снейк. – Ваш сын слишком серьезно болен, Песок уже не сможет спасти его. Я знаю, как вам тяжело, но постарайтесь взять себя в руки. Это ужасно для вас, но ничего иного не остается.
Чтобы выманить Дымку, Снейк пришлось раздразнить ее. Снейк похлопала по саквояжу, потом раза два хорошенько тряхнула его, ощутив движение скользких колец, – и вдруг молочно-белая кобра буквально вылетела из саквояжа в сумрак палатки. Стремительная, словно стрела, и бесконечно длинная кобра встала на хвост и раздула капюшон, из пасти ее вырвалось свистящее шипение. Голова змеи возвышалась над полом на добрый метр. За спиной у Снейк послышался вздох ужаса: зрелище желтого очкового узора на капюшоне буквально парализовало людей. Снейк даже не взглянула в их сторону и заговорила с огромной коброй, пытаясь сосредоточить на себе ее внимание:
– Спокойно, спокойно, злюка. Пора отработать свой обед. Ну-ка поговори с малышом, потрогай его. Его зовут Стэвин.
Дымка нехотя убрала капюшон и позволила Снейк прикоснуться к себе. Твердой рукой Снейк стиснула кобру чуть ниже головы и поднесла к Стэвину. Серебристые глаза змеи вобрали в себя голубизну света лампы.
– Слушай меня, Стэвин, – сказала Снейк. – Сейчас Дымка лишь познакомится с тобой. Она не сделает тебе больно, я обещаю.
И все же Стэвин вздрогнул, когда Дымка коснулась его исхудавшей груди. Снейк, не ослабляя хватки, продолжала крепко держать голову кобры, однако позволила ей скользнуть вдоль тела мальчика. Змея оказалась раза в четыре длиннее. Она свилась белоснежными кольцами на его вздувшемся животе и напряглась, пытаясь дотянуться до лица ребенка. Ее немигающие глаза встретились взглядом с полными ужаса глазами Стэвина. Снейк придвинула ее голову чуть ближе.
