Большая черная дыра (СИ) - "Amazerak"

— Да ладно-ладно, ты не серчай, мы же просто забавляемся, — осклабился Петька.

Георгий ещё раз посмотрел в окно — ничего не видно. Он натянул сапоги, подошёл ко второму окну, к третьему. Обзор был плохой, и это заставляло нервничать. Вдруг немцы подкрадутся? Вдруг гранату в дом кинут? Или засаду устроят в саду? Нет, так дела не делаются. Нельзя беззаботно отдыхать, когда находишься почти на линии фронта. Ещё уснуть здесь не хватало. Как бы ни мучила сонливость, нельзя давать ей волю. Не время и не место. Парней же косило нещадно: каким бы ефрейтор правильным ни пытался казаться, даже он свесил подбородок на грудь, позабыв про службу.

— Ты куда? — спросил Петька, когда Георгий надел шинель, взял ружьё и направился к двери.

— Я на снаружи постою. А то отсюда ничего не видно, — Георгий вышел в сени, откуда двери вели на улицу и в хлев. Снял винтовку с предохранителя и осторожно выглянул на крыльцо. В саду было так же пусто, как и десять минут назад. Тревога оказалась напрасной: до этой заброшенной деревеньки враг пока не добрался.

И тут взгляд Георгия упал на серые фигуры всадников, что плыли вдали по полю. Деревца и прочая растительность не позволяли рассмотреть их и определить, свои они или чужие. Но если принять во внимание, что двигался конный разъезд со стороны, противоположной той, откуда пришли разведчики, логично было подумать, что это — враг.

Георгий забежал в дом и сказал только одно слово:

— Германцы.

Ефрейтор и Петька подскочили как ошпаренные.

— Где? — вытаращился Петька.

Ефрейтор подбежал к окнам:

— Германцы? Где? Я ничего не вижу.

— Отсюда и не увидишь. Собирайтесь, — Георгий закинул за плечи ранец, застегнул шинель. — Пошли за мной. Только пригнитесь. Они пока далеко, но движение могут заметить.

Из дома выбрались гусиным шагом. Изба была крайней, и противник в любой момент мог обнаружить разведчиков. Георгий молча указал на серые фигуры, скачущие среди редких деревьев. Униформу до сих пор не удавалось опознать.

— Надо его благородию доложить, — сказал ефрейтор. — Пошли.

— Пусть кто-то один пойдёт, — возразил Георгий. — Остальные должны продолжить наблюдение. Нельзя противника упускать из вида.

На щекастом лице ефрейтора отразилась напряжённая работа мысли. Парень был хоть и исполнительный, но туговат на ум. Что странно, спорить не стал.

— Ага. Так и сделаем. А то скажут, что мы струсили. Петька, лети к поручику, а мы останемся караулить.

— Нам надо занять такую позицию, чтобы мы их видели, а они нас — нет, — продолжал распоряжаться Георгий, понимая, что от капрала разумных указаний ждать смысла нет.

Посреди двора находилась воронка, вокруг — покалеченные плодовые деревья, возле сломанной изгороди — подвода и куча снега.

— В яме схоронимся. Там нас не увидят, — сказал ефрейтор.

— Хорошо. Ты — в яму, я — за ту кучку. Оттуда лучше наблюдать, — решил Георгий.

Петька выскочил со двора, а Георгий, не дожидаясь согласия старшего по званию, пригнувшись, подбежал к горке и плюхнулся в неё животом. Под снегом оказалась солома. Ефрейтор же забрался в воронку, но из неё он ничего не видел, поэтому приподнялся на руках и тянул шею.

— Голову убери, — замахал рукой Георгий. — Замри и не шевелись. Я скажу, когда они подъедут.

Он вжался пузом в снег, снял папаху, чтобы чёрное пятно не выделялось на белом пейзаже, и застыл, напряжённо уставившись на всадников. Ему хотелось приподняться и получше рассмотреть чужаков, но он постоянно себя одёргивал. В конце концов, у врага тоже есть глаза.

Всадники же свернули к деревне и остановились. Один из них достал бинокль и приставил к глазам. Тёмные шинели их имели серо-сине-зеленоватый оттенок, а на макушке касок торчало по небольшому штырю. Георгий слабо представлял, как выглядит немецкая форма времён Первой мировой, но сейчас в голове появилось ясное понимание: солдаты на лошадях принадлежат вражеской армии. К деревне подошёл разведывательный кавалерийский отряд. Теперь так просто не отвертеться.

Глава 4

Восемь кавалеристов остановились на открытой местности недалеко от деревянного мостика через ручей. Они стояли там и рассматривали не деревню, а Георгий разрывался между двумя желаниями: поднять голову и хорошенько изучить противника или вжаться в кучку сена, чтобы остаться незамеченным. Ефрейтор так и норовил высунуться из ямы, поскольку он совсем ничего не видел со своей позиции.

— Что там? Сколько их? — шептал он.

— Восемь. Пригнись и не шевелись. Один наблюдают за деревней.

Всадник с биноклем уставился туда, где залегли два разведчика, и у Георгия внутри похолодело. Неужели заметил? Наверное, так было бы лучше всего. Если обнаружит неприятеля, кавалеристы просто уедут. Вряд ли они решатся ввязаться в бой столь малым числом. В противном случае наверняка войдут в деревню. И вот тогда драки не избежать. У шестерых бойцов, занявших удобные позиции, шансы хорошие, но… поручик и остальные до сих пор где-то бродят. Успеют ли они?

Далеко не первый раз Георгию приходилось держать в руках оружие, как и стрелять из него. Но, сейчас, когда ладони сжимали не штурмовую винтовку, а обычную магазинную с пятью патронами, он сильно засомневался в себе. В теории трёхлинейка имела большую точность, чем «Калаш», но ни сам Георгий, ни его копия из начала двадцатого века особой меткостью на отличались. А сейчас требовалось попасть в цель шагов с пятисот. В маршевой роте учили и на больших дистанциях работать, но одно дело — полигон, другое — когда враг наступает.

Всадники тронулись с места, их лошади неторопливым шагом двинулись к населённому пункту. Они не заметили разведчиков. Схватка была неминуема. Только бы Петька успел предупредить поручика. Но пока он его найдёт, пока всё объяснит, германцы будут здесь. И если они зайдут в деревню, то смогут занять оборону в какой-нибудь избе, и тогда их оттуда не выкуришь. «Нельзя подпустить их, — укоренилась в голове отчётливая мысль. — Хоть в лепёшку разбейся, а не пускай».

— Иди сюда, — Георгий махнул рукой ефрейтору. — Их нельзя пускать сюда. Попробуем пугнуть.

Кавалеристы тем временем пересекли ручей. Дорога же уходила за избы. Оставались считаные секунды, чтобы принять решение, иначе враг скроется из виду. Георгий с ефрейтором оказались двое против восьми. Когда подойдёт поручик, непонятно. Петька его полчаса только искать будет.

Адреналин бурлил, руки стали деревянными, словно не своими. Положение для стрельбы казалось дико неудобным, никак не получалось надёжно упереть локоть, мушка мелко подрагивала. Фигуры германцев на конях всё ещё были слишком мелкими, чтобы нормально в них прицелиться, ещё и двигались, но ближе подпускать нельзя. А тут и ефрейтор подоспел и распластался в снегу перед поломанной изгородью, направив оружие на врага.

Палец в вязаной перчатке нажал на спуск. Хлопнул выстрел, двинув отдачей в плечо. Всадники резко натянули поводья, стали озираться по сторонам, команды на немецком смешались с отрывистым ржанием и фырканьем лошадей. Никто не упал.

Дрожащая от напряжения ладонь передёрнула затвор, выбив пустую гильзу. Георгий выстрелил снова, почти не целясь, лишь бы противник не опомнился. На мушке оказался человек, размахивающий пистолетом, но попадания опять не случилось.

Винтовка ефрейтора тоже хлопнула. Раздались несколько ответных выстрелов. Кавалеристы пальнули наугад, развернули лошадей и пустили их галопом прочь от деревни. Георгий опустошил обойму. Всё — мимо. Ефрейтор тоже ни разу не попал.

— Вот же холера! Ушли! — возмутился Колотило. — Надо было ближе подпустить! Ты зачем стрелял без приказа?

Георгий внимательно посмотрел на ефрейтора. Тот выглядел раздражённым.

— Чего уставился? Спрашиваю, чего стрелял без приказа? — щекастое лицо Колотило надулось от недовольства.

— Потому что, если бы промедлил, противник зашёл бы в деревню.

— И что?

— Занял бы позицию в домах, и мы не выкурили бы его оттуда никогда.