Провал (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

— Без пяти минут дружинник? Ну, тогда это другое дело. Представляю, как его самого всему этому учили!

— Уж точно не так, как киношного д'Артаньяна! — все трое снова рассмеялись.

— То есть, в дальней перспективе мы скатываемся к уровню запорожской Сечи?

— Мы, конечно, очень постараемся удержаться на уровне суррогатных патронов к нормальному огнестрелу, но что будем считать нормальным? Автоматическое оружие к качеству расходника требовательно, а на уровне берданок и револьверов скорострельность уже и близко не та, и это в самом лучшем случае. Средняя паршивость — ага, уровень Сечи или мушкетёров, если их пример нравится тебе больше. Скорострельность мушкета — сам понимаешь. Не просто же так носили шпаги и фехтовали на них. И реально боевая шпага — не киношный шампур, слизанный с придворной рапиры, а тот же меч, только с эфесом понавороченнее. И весила не намного меньше и вот этого нынешнего каролинга. Тяжелее сабли была, во всяком случае. А если мы не осилим пороха, то наш уровень — арбалеты из автомобильных рессор. И тогда без мечей нам тем более не обойтись.

— Надеемся на достижимое хотя бы в теории лучшее, но твёрдо рассчитываем только на гарантированное худшее, — подытожил майор, — Зато если ошибёмся в расчётах, это нас обрадует, а не огорчит.

— Тогда — да, эти дикарские мечи — наше всё, — старлей заметно помрачнел, — И мечей этих ещё ведь на всех хрен хватит.

— На большинство точно хватит, — заверил его Зозуля, — Мы когда с Андреем их товар смотрели, то нашли и ещё мечи, явно на продажу они их везли. Готовых, правда, не больше десятка, зато голых клинков — точно не считали, но в районе полусотни. Рукояти и ножны к ним придётся самим делать, ну так зато мы эфесы к ним можем и посовременнее замутить, романского типа, которого и в Европе-то ещё нет. Ну, классический рыцарский меч времён Крестовых походов, если на пальцах.

— Хорошо, если так. А чего они голыми-то клинками торгуют? За готовый ведь и цену можно больше взять.

— А перед этим — отдать. Они же перекупщики, сами не производят, а покупают привозные и дальше их перепродают. Во-первых, голый клинок дешевле сам по себе, и их можно купить больше. Во-вторых, фактор компактности. Здесь, конечно, и мир какой-то другой, и за все тонкости я не поручусь, да и Андрей в них ещё не разобрался, но в нашем реале у франков то и дело запрещался экспорт оружия, и его вывозили контрабандой. Чем компактнее груз, тем меньше риск спалиться на криминале и повиснуть высоко и коротко. А в-третьих, в той же Византии и на том же Востоке стиль оформления ножен с рукоятью другой. Франкские им не нужны, у них свои оружейники по-своему сделают, как принято у них, а от франков нужен только сам клинок. Ну, не знаю, насколько каролинги нужны в Византии, когда там и свои спатионы производятся, но Восток каролинги ценит.

— То есть, в Константинополе их продают не столько грекам, сколько арабам?

— Ну, в этом мире — скорее уж, персам, раз в нём не случилось Халифата. Нам и не суть важно, главное — транзит идёт по Днепру ещё и этих франкских каролингов. Что в реале было вокруг нас, то же и в этом мире в основном, получается. Те же самые игроки, и ожидать от них следует примерно того же. Ну, с учётом изменений расклада из-за нашего появления. Киевским русам, например, мы как чирей на сраке, и в покое они нас точно не оставят. С одной стороны, это добавит нам трофеев, но с другой — и расхода боеприпасов, которые нам пополнить нечем. То есть, приблизит нас к той дальней перспективе, которой нам очень не хочется. Но её один хрен не миновать, и наилучшей из возможных она будет только в том случае, если мы уверенно отстоим нашу самостийность.

— Самостийность, — задумчиво повторил Уваров, — Млять, вот уж и представить себе не мог, что самостийность буду тут с вами отстаивать!

— Ну так а что ты предложишь? — не въехал капитан, — Лапки кверху подымать, да под руку князька Киевщины сдаваться? Приходи и володей?

— Да нет, конечно. Ну их на хрен, этих грёбаных грабителей с работорговцами! Просто ассоциация, млять, включилась.

— С тем, что осталось там? — сообразил Семеренко.

— Ага, вроде того. Разговорились вчера с Олегом Гаврилюком. И оба участники, и разговор волей-неволей на войну эту грёбаную свернул.

— И что, поцапались?

— Да нет, нормально поговорили. Оба же понимали, что всё это осталось там, а тут мы в одной лодке. И собачиться из-за прошлого ни ему не хотелось, ни мне. Мы даже избегали этой военной темы, просто за жизнь говорили, но вышло так, что коснулись вот этого размежевания на наших и ваших.

— И ты захотел разобраться, почему оно так получилось?

— Именно в точку, Сергей Николаич. Вот не понимаю, хоть убейте. Гляжу я на вас — ну, украинские фамилии, "г" на украинский лад произносите, но больше же ничем и не отличаетесь от русских. И этот Олег — то же самое. А многие ведь и вообще с русскими фамилиями. И никакие эти бандеры западенские даже рядом ни с кем из вас не валялись.

— Игорь, фамилия тут не показатель, — хмыкнул Зозуля, — У меня она украинская по отцу, но мать — русская. И у многих так же. А у многих с русскими фамилиями матери — украинки. Вот такой мы тут смешанный народ.

— Так ведь и у нас тоже полно и таких, и таких. В чём отличие?

— То, которое сделало нас жовто-блакитними самостийщиками?

— Да, именно оно. Вот никак не могу этого понять. Вот и Олег так мне и сказал — да, в основном мы такие же, как и вы, но мы ценим нашу самостийность. В добровольцы он, типа, не рвался, но когда мобилизовали — воевал. Хорошо ещё, повезло ему, не убили. А если бы убили? И за что погиб бы тогда, вот за эту самую самостийность? Да и за чью? Вот этих бандер? За свою-то как раз Донецк с Луганском воевали, а за чью самостийность воевали и гибли ваши запорожские парни? Не понимаю!

— Сложно это, и без предыстории не понять, — проговорил капитан.

— Ты, Игорь, просто девяностые не застал, — пояснил Семеренко, — В конце их в детсад ведь только ходил? Поэтому ты и не помнишь. Я-то постарше, школотой тогда уже был, так что и видел, и интересовался, и вникал. В сознательном возрасте ты застал только нулевые, а завязка предыстории — девяностые. Всё десятилетие у вас в России коммуняки оголтело рвались вернуть себе власть. Это сейчас, задним числом, когда анализируешь все эти события, то у меня появляется подозрение, что ваша тогдашняя власть разыграла свой мастерский спектакль перед Западом.

— В смысле, что за спектакль?

— Старательно создавалось впечатление очень высоких шансов у коммунистов вернуться к власти в России. Типа, ещё немного, и тогда они точно прорвутся. Смотрите, джентльмены, если будете чересчур на нас давить, самим же себе на яйца и наступите. И будете вы тогда иметь дело уже не с нами, а с ними. Вы этого хотите? Вот такой примерно спектакль вычисляется. Но это теперь, задним числом, когда всё уже известно. А тогда всё это выглядело очень натурально и убедительно. И прав я в своих нынешних подозрениях или нет, хрен знает, но тогда и у вас очень многие реально ожидали возврата коммуняк к власти в России, и у нас. И нас такая перспектива реально пугала.

— Несмотря на то, что уже отдельное государство? Или и у себя такие же?

— Да нет, наши-то коммуняки и влияния такого не имели, и сами были намного вменяемее и умереннее. Помитинговать или шествие уличное устроить с этими красными флагами и транспарантами во всю ширину улицы — это они, конечно, любители и похлеще ваших, но как-то спокойно это всё и без экстрима. Опасались мы — именно ваших. Они же не просто в России к власти рвались, они же ещё и реставрации Союза требовали. То есть, и нас тоже — туда же, до кучи. И иди знай, понты это у них предвыборные или серьёзные планы дальнейшей политики? У них же вся пропаганда, считай, строилась на разжигании массовой ностальгии по Союзу. Ну а нам-то такое счастье нахрена нужно, спрашивается?