Провал (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный"

Исходя из этих соображений, Стемид не находил пока лучших вариантов, чем служба в дружине Эрибулла. Сыт, обут, одет, переведут в гридни — вооружён и не беден, гридню уже и доля какая-никакая в добыче полагается, может и домом своим обзавестись, и семьёй, да и холопское состояние остаётся там, в отрочестве. Его дети будут такими же детьми гридня, как и у остальных, не вятшими, но уже где-то на подступах к вятшести. И при случае кто-то сможет и в вятшие пролезть. Не один сын будет у Эрибулла наверняка, и младших он наверняка хёльгами в подвластных землях посадит. Им там и свои дружины понадобятся, а в них — свои воеводы, свои вятшие. Потому, наверное, и не сажает Эрибулл никого хёльгом на Древлянщине, что для будущих сыновей земли приберегает. И хорошо бы, чтобы в отца пошёл характером тот, который достанется Древлянщине. А когда Льота племя изгоняло, то чего добиться хотело? Разве не того же самого? Из Моравии этот свой хёльг будет или из Вышгорода — разве в этом суть? Породнится с уцелевшими потомками древлянских Амалов и станет своим. Выслужиться надо к тому моменту в дружине, а ещё лучше — в Искоростень попасть, в дружину древлянского посадника. Быть в нужном месте и в нужном качестве. И сам он в выигрыше от этого будет, и семья, и племя. А разве худо будет для древлян, если вместо заносчивого и чужого руса-артана, свиона или норманна, в Искоростене появится хоть и тоже вышгородский дружинник, зато свой гот-тервинг?

Послужив в дружинных отроках, да подучившись у гридней, Стемид понял раз и навсегда, что нет и не будет больше возврата к тем старым добрым временам, о которых так любят повспоминать старики. Можно отбиться от соседнего племени с его племенным ополчением, ничем не лучшим своего, но как ты отобьёшься от дружины, не имея против неё такой же своей дружины? А дружина — это дорогое удовольствие. Её кормить нужно, одевать, обучать и вооружать. И если свой древлянин не станет воротить нос от ячменной каши, пива с медовухой и домотканой одёжки, если и обучить его найдутся и гридни свои вроде того же Стемида, то оружие хорошее — всё равно вынь ему и положь. Но франкские мечи отчего ведь так повсюду ценятся? Оттого, что ни в жизнь не выковать такого своему кузнецу. Даже и дай ему драгоценный привозной булат, он только испортит его почём зря. Пробовали не раз, учёные уже. Не "ульфберт" хвалёный, а самый дешёвый из франкских мечей и у самих франков дешевле семи коров стоить не может. Но допустим, сгодился бы однолезвийный свионский лангсакс. Так ведь и на него тоже и умение нужно, и привозной булат. Вдвое меньше, чем на двухлезвийный франкский, пусть будет четыре коровы. Или даже три, если покупать голый клинок, который в рукоять и ножны оправит свой умелец. А перевоз из Свионии? А навар купца? Будь доволен, если за цену четырёх коров ударишь с ним по рукам — две гривны за клинок вынь и положь. Может быть, осилит свой кузнец и шелом, но кольчугу ему точно не сдюжить. Франкская её цена — шесть гривен, и радуйся, если здесь за семь купишь. Дорого настоящее войско, но в бою оно того стоит.

А без своего — сила солому ломит, и чужое войско ты будешь тогда содержать, заносчивое, капризное и буйное. И дешевле своего оно уж точно не обойдётся, и не свои для него местные. Будут безобразничать, и управы на них не сыщешь. Как у северян этих недавно, когда хоть и терпели изо всех сил, но кончилась терпелка. И чего они добились? Себе же только дороже и вышло. Нет больше возврата к старым добрым временам, и так это теперь не делается. Иначе теперь надо, совсем иначе. Так ли, как ему самому думается или как-то ещё мудрёнее — не с кем обсудить. Попробуй только проболтайся кому-нибудь не тому — небо с овчинку покажется! Позже, как послужит, да осмотрится — виднее будет. Если будет на хорошем счету, да выслужит милость и доверие — могут и в "гречники" его взять, которые к ромеям торговать плавают. Кто с ромеями торгует — много чего знают и о дальних странах, и о жизни в них, и о том, как меняют её те, кому она не по вкусу. Ромеи на этом, говорят, собаку съели. А если повезёт, так мало ли, кого в Царьграде встретишь? И другие греки там бывают, которые элены, и готы из западных стран, и аланы наверняка. Может, и сведёт с кем-то судьба, да научат чему-то, да подскажут что-нибудь поумнее, до чего сам бы и ни в жизнь не додумался. А то, как знать, может, и помогут чем-то в тех его мечтах, о которых сейчас и поговорить-то не с кем.

Так бы и служил Стемид в дружине Эрибулла верно и старательно, доверие, да милость вятших, а через них и хёльга к себе выслуживая. Близилось посвящение в гридни, и для него никаких препятствий к этому не ожидалось. Хоть и не определился наставник, в лучники или копейщики его рекомендовать, Стемиду без разницы. Кем возьмут, тем он и будет служить. Чтобы в первое же плавание в "гречники" взяли — на такое он даже и не надеялся. Это выслужиться ещё надо, в милость и доверие войти. Но со временем — очень неплохо бы оно было. Дело важное, ответственное, и если хорошо себя и в нём покажешь, да не один раз, а несколько — в немалые милость и доверие у хёльга войдёшь. Да и ума в дальних странах почерпнёшь, и если в какой из земель смышлёный гридень понадобится, способный и полезный совет посаднику тамошнему подать, то из кого же ещё и выбирать такого, если не из повидавших мир "гречников"? Особенно, если знает и эту землю, и это племя, посаднику которого такой человек понадобился.

И надо же было так вляпаться, когда дело было уже на мази! Последнее учение ещё отроками, за ним — приём в гридни. Фрасил, сынок и не самого вятшего, но всё равно вятшего, всегда его раздражал. Ни рыба, ни мясо, но гонору — что твой хёльг. Вятшие уже повадились и болярами себя на болгарский лад называть, ну так и этот, выпьет лишнего, и болярство из него так и прёт. О нём так и шутили в таких случаях, что он — уже болярин. А тут как раз и учения успешно прошли, и пирушка небольшая по этому случаю была, после которой, как водится, уже втихаря нашли и обильную добавку. Все тогда хороши были, по совести говоря, не исключая и самого Стемида. Ну и Фрасил этот, как водилось за ним, до болярского состояния как раз наклюкаться успел. И сперва-то просто болярством своим со всяким встречным мерялся, к чему давно уже успели и попривыкнуть, и одно это до беды бы не довело. Но тут челядинку молодую нелёгкая мимо проносила, и глаз не оценённого окружающими болярчонка за неё зацепился. Ах, не уважают они? Ну, сейчас он им всем и на деле покажет, кто тут самый вятший из всех! Как раз и девка очень вовремя попалась — заступил ей путь, да хвать её за титьку, та затрещину ему влепила походя, и только после разглядела, кому влепила. Девка в ступоре, а Фрасил сходу и оплеух ей надавал.

Потом вспомнил, ради чего цеплялся, хвать её под задницу, да на плечо. Девка визжит, брыкается, но разве вырваться ей от гридня без пары дней? Тот только ржёт, да к палатке её несёт, да на остальных оглядывается, все ли увидели и оценили. А когда начали ему говорить, что не дело он затеял, Фрасил вообще в дурь попёр и решил прямо на виду у всех разложить челядинку, да опробовать. Расцепили их, велели девке исчезнуть с глаз, так у Фрасила изобиженного сразу же из всех щелей болярство его попёрло. И челядинка какая-то не уважить целого болярина посмела, а они — что, заодно с ней? Ну и принялся в каждого тыкать, напоминая, кто есть кто. Даже в подпитии Стемид помнил о своём зароке не цапаться с вятшими без крайней нужды, но когда до приёма в гридни считанные дни, и дело это решённое, и отрочество дружинное, считай, уже позади, не следовало спесивому болярчонку холопством его попрекать. По крайней мере — перед всеми. Настолько прямое оскорбление спускать было нельзя. А слово за слово — и в драке сцепились.

И сам хёльг Эрибулл, верша суд, рассудил так. Хайло, хаявщее его не по делу, Стемид расквасил Фрасилу по справедливости. Нос расквашенный, раз уж все свидетели клянутся, что с того же самого удара, не в счёт, а до кучи к хайлу. И рука, которой Фрасил нож выхватил, сломана ему по делу, как и сам нож. А вот за слова о том, на который свой член Фрасил собрался Стемида насадить, снова хайлом сказанные, в хайло и добавить ему кулаком следовало, и тогда он Стемида оправдал бы. А вот носком сапога по указанному члену, да со всей своей молодецкой силы — этого ни оправдать, ни простить никак нельзя. Мало того, что бесчестье вятшему нанёс, так ещё и изувечил его. Сможет ли он теперь и потомство-то иметь? За такое — вон из дружины и обратно в холопы. Без выдачи головой отцу изувеченного, но с отправкой на продажу ромеям первым же караваном. Так мечта и сбылась, что называется. Мечтал ведь к "гречникам" в караван попасть? Попал, только не гриднем в его гребцы и охрану, а живым двуногим товаром с дорогой в один конец.