На грани (СИ) - Качалов Эд

Я попытался проникнуть в эту область, но меня так тряхануло и выкинуло наружу, будто я залез в трансформаторную будку.

Иван Нарышкин застонал и почти пришел в себя. Слегка приоткрыв глаза и увидев меня, он простонал:

- Андрей Борисович, это вы. Спасибо, что не дали умереть, спасибо, что спасли. Спасите еще, пожалуйста, их!

- Кого их? – спросил я.

- Тех, кто будет завтра на аудиенции! – еле слышно прошептал Нарышкин и снова впал в забытье.

Глава 6

То, что, рассказал, мне Иван Нарышкин, заставляло задуматься – что делать дальше Рассказать все Шереметеву? Бежать к Ромодановскому? Нет, в этой банке со скорпионами можно положиться только на себя. Поэтому торопиться не будем.

Немного подождем и еще раз расспросим Ивана Нарышкина. Ромодановский, хоть и не молодой, но пришел в себя достаточно быстро. Нарышкин, надеюсь, тоже проваляется не очень долго.

Пока же я спустился назад к графу Шереметеву и Сергею, чтобы выпить кофею. Судя по всему, между Борисом Петровичем и Сергеем произошел крупный разговор. И как я понимаю, этот разговор оставил у обоих неоднозначное впечатление.

Во всяком случае Сергей выглядел весьма встревоженным, в то время как граф был, наоборот, спокоен как удав.

- Значит, вы с Сергеем побывали в гостях у Светлейшего князя-кесаря? – спросил меня граф Шереметев?

- Да, Ваша Светлость, - односложно ответил я, давая понять, что не очень расположен обсуждать столь деликатные визиты.

Впрочем, граф был настолько влиятелен и могущественен, что мог пренебречь чьим-либо желанием. Он просто не обратил внимание на мой холодный тон:

- И даже выбрались оттуда без потерь?

- Почти. И даже с подарком!

- Интересно с каким? – встрепенулся Борис Петрович.

- С книгой по истории Татищева, - ответил я.

- Да, Василий Никитич дельный ученый, много знает! А еще слышал, с людьми графа Воронцова подрались?

- Таких не помню! – я удивленно поднял бровь.

- Ну на нет и суда нет! – как мне показалось, несколько обиженно проговорил Шереметев.

Посидев еще с полчаса, я счел возможным откланяться, но перед этим еще раз заглянул к Нарышкину.

Иван пришел в себя и уже пил куриный бульон.

На мой вопрос о том, что, должно случиться завтра на аудиенции. Иван Львович удивленно пожал плечами. Как оказалось, он ничего подобного об аудиенции, еще четыре часа назад не знал, пока ему не принесли приглашение из Дворцового приказа.

Он тогда сразу побежал к ближайшему портному, где ему по сходной цене обещали к утру построить парадный морской кафтан.

Интересная история получается. В бреду говорит, что надо спасти всех на аудиенции, а когда приходит в себя, заявляет, что не помнит ничего. При этом получает приглашение, явиться к царю на прием за несколько часов.

Впрочем, это само по себе ничего не значит. Похоже, прием экстренный, и многие получили такой приказ накануне.

Еще я спросил у Василия Львовича о его Даре перевоплощения. Он сказал, что это один из наследственных даров рода Нарышкиных, особенно часто передающийся по мужской линии и среди тех, у кого есть имя Лев.

- Впрочем, - тут Иван жестом попросил наклониться к нему поближе и едва различимо прошептал, - Скажу тебе по секрету, царь Петр тоже обладал этим Даром, но применял редко, старался сдерживаться. Отсюда его припадки и болезнь. Дар он, знаешь, без дела сидеть не любит.

Судя по тому, как Иван мне все это рассказывал, он мне доверял. И это больше всего настораживало. Толи он действительно доверял, но не полностью и поэтому не хотел рассказать о произошедшем. А может, играл в доверие и пытался заболтать или отвлечь от случайно выболтанного секрета.

Ну да ладно, будем разбираться. Уж больно не хотелось завтра на приеме попасть как кур в ощип.

Вернулись мы к Сергею поздно. Наши не спали. Олег сидел у печки и читал какую-то весьма толстую и разлохмаченною книгу. Янис и Федор о чем-то тихо беседовали между собой.

Я сообщил, что у нас завтра торжественный выезд и отправимся мы туда на авалонском экипаже.

- Так отнимут же возмутился Янис, которому машинка пришлась очень по вкусу.

- Ну и что. Даже если мы туда не доедем, все равно отнимут. Экипаж-то казенный – почтовый, а так, глядишь, и очков заработаем.

Дядька Федор Иванович на мою последнюю фразу удивленно вскинул бровь, услышав незнакомые слова. Остальные никак не отреагировали. Все уже давно привыкли, что я время от времени выдаю новые, но в целом понятные в контексте слова.

- А назад на чем? До Петергофа путь неблизкий! – спросил Янис.

- На месте сориентируемся. Думаю, получится авалонский экипаж не просто так отдать, а обменять. Мы же его подобрали, когда он бесхозный валялся, починили опять же. Так что поменяются как миленькие.

С утра мы всей дружной кампанией подкатили к ателье. Зайдя в мастерскую, мы с Сережей присели в ожидании, когда нас пригласят на примерку нашей формы.

Пока же, в ожидании, когда Соломон Израилевич, наш портной, закончит с другим клиентом, мы сидели и читали газету «Куранты».

Только я углубился в изучение цен на овес на местном рынке, как из зала, где шили форму для преображенцев, Соломон Израилевич вывел под руку Ивана Львовича Нарышкина.

Иван выглядел не очень. Прямо скажем – плохо выглядел Нарышкин. Лицо очень бледное, отдающее в синеву. Под глазами круги. Он тяжело дышал и все время пытался приложить руки к вискам.

Увидев нас, Соломон Израилевич даже как-то заметно расстроился. Мне даже показалось, что он хотел сказать нечто резкое в наш адрес, но сдержался.

Я помог портному усадить Ивана на диван и приказал принести воды.

Соломон Израилевич – исчез. Я послал Сергея за лакеями Ивана, которые отирались у его кареты на улице. Потом расстегнул новый морской кафтан и поинтересовался, как Нарышкин себя чувствует, и предложил свою помощь.

- Сейчас уже лучше, Андрей Борисович. Спасибо за предложение, но я справлюсь. Думаю, через мал час пройдет – прошептал Нарышкин.

Мы дождались, когда вернется Соломон Израилевич, и придут люди Нарышкина, и пошли примерять форму.

Чего греха таить, форма мне понравилась. Когда вчера нам снимали мерки, я сделал несколько предложений, позволивших сделать камзол и кафтан несколько удобнее. Опять же те золотые детали, которые я разрешил использовать, подчеркнули и строгость, и эффектность синего мундира офицера Семеновского полка.

В этом плане Сергей выглядел тоже отлично, хотя и более золотистее, что ли.

Когда мы выходили из примерочного зала, Нарышкина уже не было. Расплатившись и вежливо раскланявшись с Соломоном Израилевичем, мы отбыли на аудиенцию.

Не спеша, за час преодолев расстояние в сорок верст, от Санкт-Петербурга до Петергофа, мы подъехали к парадной лестнице Большого Петергофского дворца.

Этот дворец довольно значительно отличался от дворца в моем времени. Этот был как-то поскромней. Впрочем, насколько я помню, Петергоф неоднократно перестраивали. Каждый царь или царица считали своим долгом внести свою лепту, в Петра творение.

Впрочем, подняться по парадной лестнице нам не дали. Встретил нас слуга в ливрее, украшенной вензелями образованными буквой «И» и римской цифрой V. Увидев наши с Сергеем приглашения, он тут же позвал другого слугу, одетого попроще. Тот, взобравшись на козлы рядом с Янисом, стал показывать дорогу.

В общем, объехав большой дворец, мы остановились у входа попроще. Там нас уже ждал прапорщик Преображенского полка. Поприветствовав, он проводил нас в небольшую комнату, где сидело два секретаря.

Один строго спросил наши имена, внес их толстую книгу, а потом кивнул в сторону высоких дверей, у которой стояла пара часовых.

Один из солдат открыл правую створку и замер в ожидании, когда мы войдем.

Мы вошли, дверь за нами мягко закрылась.

Как я понял, это была знаменитая Голубая приемная – комната, стены которой были затянуты голубым шелком. Мягкая мебель тоже была всех оттенков голубого. Впрочем, золота тоже было в достатке.