Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Но если у него получится… — неуверенно начал Мельников, но я его перебил, не дослушав.

— Во-первых — он отстанет от вас, Петр Богданович. Трудно плести интриги в Москве, находясь в Казахстане. А во-вторых — не получится! Освоение целины требует многолетней подготовки. Нужна техника, лесополосы, элеваторы. А он с его нахрапом наверняка все завалит. Погонит тысячи людей в степь, в палатки, распашет всё бездумно. Там косяков будет — мама не горюй. На три расстрела хватит!

Я замолчал. Лицо Мельникова прояснилось. Изумление в его взгляде боролось с восхищением простотой и коварством моего замысла.

— И виноватым окажется он один, — заключил я. — Тот, кто громче всех кричал, кто лично обещал товарищу Сталину. Он предстанет перед Хозяином как преступный авантюрист. Его карьера будет кончена. Навсегда.

Мельников шумно выдохнул, будто всё это время не дышал. В его глазах страх уступил место азартному блеску.

— Но как нам заставить его взяться за это?

— Это уж, Петр Богданович, моя забота. Тут главное устроить все так, чтобы самим не погореть. Так что сегодня вечером я подумаю, начну готовить докладную записку на имя товарища Сталина. «О скрытых резервах продовольственной безопасности и стратегическом значении восточных регионов». Ни слова о фамилии Хрущёв.

Домой вернулся поздно. В просторной квартире Дома на набережной царила тишина и новый, обжитой уют. Лида встретила тарелкой горячего ужина, мы перекинулись парой слов о мелочах — о полке в ванной, о крепдешине, который завтра «выбросят» в распределителе. Её мир, наполненный простыми заботами, был надёжной защитой от ледяной, смертельной игры, в которую я погружался днём. И это было очень и очень правильно.

Дождавшись, пока Лида уснёт, я прошёл в кабинет. Верхний свет не включал, лишь зелёный абажур настольной лампы отрезал островок тепла от ночной темноты. Несколько минут я стоял у окна, глядя на подсвеченные прожекторами зубчатые стены Кремля. Там, за этими стенами, сидел главный адресат будущего послания. Ещё раз прокрутил в голове весь план, взвесил каждое слово, и, убедившись, что всё рассчитано верно, сел за массивный письменный стол, достал плотную бумагу и карандаш.

На первом листе вывел заголовок: «О мерах по укреплению обороноспособности СССР в свете грядущей войны с Западом», и начал творить. Опираясь на знание будущего, как обычно, замаскированное под «глубокий военно-политический анализ», я рисовал перед Сталиным мрачную, но логичную картину: в грядущей войне главный удар придётся по европейской части страны. Украина, Белоруссия, Северный Кавказ — житницы Союза — с высокой вероятностью будут временно потеряны.

Затем перешёл к последствиям. Потеря продовольственной базы означала голод на Урале и в Сибири. А голодный тыл — это бунты, сломленная воля к сопротивлению, нож в спину армии. В доказательство я напомнил: крушение Российской империи началось с хлебных очередей в Петрограде.

Изложив угрозу как практически неотвратимую, я предложил очевидное решение: страна должна заранее создать вторую продовольственную базу в глубоком тылу, недосягаемом для врага. Идеальное место — целинные земли Северного Казахстана. Я приводил цифры: миллионы гектаров чернозёма, ждущего своего часа.

Чтобы предложение не выглядело прожектерством, подкрепил его инженерной логикой. Привязал задачу к своей сфере ответственности: новые гусеничные тракторы для вековой целины — работа для ЭНИМСа; новая агротехника — безотвальные плуги, специальные стерневые сеялки, способные сохранить влагу и защитить почву от ветра.

Именно в этой технической части я расставил ловушку, подробно, но как бы «между строк» перечислил сопутствующие условия: лесополосы против суховеев, капитальное жильё для переселенцев, сеть мощных элеваторов. Без этого любой урожай, собранный героическими усилиями, сгниёт под открытым небом. Все это следовало сделать заранее. Только вот я прекрасно осознавал- Хрущёв с его жаждой быстрой славы непременно пренебрежёт этими «скучными» деталями.

Работа завершилась под серый московский рассвет. Еще раз перечитал исписанные листы. Вроде бы ничего не упустил. Самому понравилось, как все написано. Ни лжи, ни вымысла — только забота о будущем страны. И вместе с тем это был безупречно сконструированный смертный приговор карьере Никиты Хрущёва. Забавно, черт побери, все складывается: в известной мне истории Хрущев послал Брежнева поднимать целину. А я собираюсь все сделать наоборот!

Наконец, я сложил бумаги в папку с тесьмой и убрал в портфель. Что же, утром я отдам бумагу в секретариат Сталина, и механизм будет запущен. Останется лишь аккуратно донести до Хрущева о существовании такого проекта и будущей блестящей карьере счастливчика, что возьмется за его реализацию.

В этот момент резко зазвонил телефон, причем не городской аппарат, а кремлёвская «вертушка». Я застыл с портфелем в руках. Звонки по этой линии посреди ночи никогда не сулили добра. Поднял тяжёлую эбонитовую трубку.

— Брежнев. Слушаю.

— Товарищ Брежнев? — раздался в трубке безликий «секретарский» голос. — С вами будет говорить заместитель председателя ОГПУ товарищ Ягода. Ждите!

Глава 5

Сознание обожгло ледяным шоком. В голове вихрем пронеслись худшие предположения: Хрущев, донос, провал… Тем временем, в трубке щелкнуло, и тишину заполнил мягкий, чуть тягучий, обволакивающий голос главы ОГПУ.

— Леонид Ильич? Доброй ночи. Это Ягода. Звоню по поручению товарища Сталина.

Доля секунды ушла на то, чтобы подавить дрожь и заставить себя молчать, давая ему самому раскрыть причину звонка. Понятно, что это не арест. Уже хорошо! Но осознание этого факта принесло лишь мимолетное облегчение, сменившееся еще большей тревогой. О чем он звонит мне? У меня крайне мало точек соприкосновения с ОГПУ!

— Речь идёт о вашем недавнем предложении, — так же вкрадчиво продолжил голос в трубке, — касательно привлечения Коминтерна к оперативной работе. Хозяин одобрил идею создания при Коминтерне специального отдела по научно-технической разведке, и поручил нашему ведомству оказать вам в этом деле всемерное содействие.

Оп-па! Шок сменился изумлением, которое тут же уступило место торопливому анализу ситуации. Значит, Сталин запомнил тот давний разговор об использовании аппарата и агентурной сети Коминтерна в интересах нашей военной промышленности, и теперь давал ему ход. И как быстро!

— Хозяин считает, — голос Ягоды из трубки буквально сочился медом, — что дело это государственной важности и требует самого надёжного кадрового обеспечения. Все возможности Объединенного государственного политического управления, Леонид Ильич, к вашим услугам!

Черт! А вот тут — ничего хорошего. Эта фраза, произнесенная почти ласково, с отеческой заботой, по сути — шелковый шнур, который он любезно предлагал накинуть на шею. Фразочка «наши силы» означает одно — его люди, а значит — его глаза и уши — будут везде. Полный и тотальный контроль ОГПУ над каждым шагом нового отдела.

И что делать? Отказаться было невозможно. Раз уж сам Хозяин сватает огэпэушников — придется брать. Но и согласиться — равносильно капитуляции. Дураку понятно — они будут работать на Ягоду, а при случае, пожалуй, подставят меня, рассказав «где следует» про какие-нибудь связи с белоэмигранами или троцкистами.

Нужно было как-то извернуться. Обозначить границы, выстроить оборону.

— Благодарю за доверие и помощь, Генрих Григорьевич, — мой ответ прозвучал спокойно и ровно, хоть сердце вовсю колотилось о ребра. — Без помощи Лубянки такая работа, безусловно, невозможна. Однако, — тут мною была сделана намеренная пауза, — специфика Коминтерна и особенности предстоящей работы будут некоторым препятствием. Там своя среда, своя легенда, свои внутренние течения. Потребуются люди, способные раствориться в этой политической толпе, выглядеть своими, что представляет собой, можно сказать, отдельное искусство. Не все сотрудники ОГПУ придутся тут ко двору!