Нашествие (СИ) - Старый Денис

А когда монголы придут в их дом, когда героически сражавшемуся юному козельскому князю не придёт на помощь ни один из других князей, когда не успеет на выручку черниговскому князю смоленский… Когда Киев, героически оборонявшийся, окажется в руинах наподобие рязанских… Не к кому будет уже обращаться за помощью.

Я это понимал, и зубы мои скрежетали от злости, что изменить ничего нельзя. Ну, допустим, я прибыл бы к киевскому князю и стал бы ему рассказывать, что собою представляют нынешние монголо-татары. Так ведь не послушали бы. Здесь без вариантов. Не прочувствуешь, не поймешь, что иные времена наступают.

Нет, пока что я не могу существенно повлиять на ход истории. Но вот создав некоторое технологическое преимущество, можно пробовать исправлять ситуацию. Существующими методами, тактикой и оружием Руси победить монголов невозможно. Мне же нужно время, чтобы создать оружие и основу для будущих побед. Войны не бывает без базы, тылов. Именно они кормят армию и дают оружие. Сперва — тыл; после — война.

— Выходим! — скомандовал я, и Матвейка, тот самый парень, которого я первым увидел в этом мире, дернул вожжи.

Вновь пошел снег, будто бы хотел белым покрывалом закрыть тот ужас, что царил в Рязани. Как закрывают умершего белой простыней. Но можно запорошить сожженный город. Кто же запорошит память о зверствах? И нужно ли забывать? Нет… Помнить и мстить. Мы не рабы — рабы не мы! Еще посмотрим, дайте срок!

Сани лихо покатили в сторону леса. Порой двигались даже куда как быстрее, чем можно было бы пешком по ровной летней дороге.

Зима на Руси — как ни странно, лучшее время для перемещений. Немалое количество рек можно преодолеть по льду. А если снег не слишком глубокий, а он всего-то пока по щиколотку, редко где по колено, то лошадь без особого напряжения тянет даже гружёные сани.

Именно поэтому и монголы предпочитают воевать зимой.

Странное дежа-вю накрыло меня. Я вновь вспомнил, что служил в Афганистане. Словно бы этот эпизод моей прошлой жизни и вовсе стерся из памяти, а тут — такая яркая картинка в голове.

Я начинал службу в Афгане ещё в восемьдесят первом году, будучи молоденьким лейтенантом. И пусть это было очень давно, и воспоминания мои от реальности отделяет сейчас чуть ли не восемьсот лет, я вдруг вспомнил, как уходили мы в горы на задание, как днём нещадно пекло солнце, а по ночам ударял минус.

Так же и в степи. Там, даже и сильно южнее, отлично знают, что такое холод. Степняки — люди не изнеженные, якобы привыкшие разве что греться на солнышке и не знающие, что такое снег. Они приспособлены к сильным морозам. Так что в этот раз «генерал Мороз» вряд ли сильно поможет русичам. Он пока что помогает врагу… Предатель.

Уже скоро мы встали на ночлег. Получилось найти удобный вход в лес, а там благодать — сосны, ели, много валежника. Хорошо переночевали, пусть и дети плакали, и женщины порой подвывали. Но не кашляли, не умирали от холода или голода. А слезы… Всегда на смену грусти приходит радость. Но, видимо, не сейчас. Ни вечером, ни проснувшись с лучами солнца никто даже не улыбнулся.

Нужно жить, что бы ни произошло. А тут пока что царит такое настроение, будто бы идет похоронная процессия. Впрочем, все здесь и вправду буквально вчера похоронили не только родных, но и свою привычную жизнь.

Но шли довольно бодро. В пролески и в густой лес заходили, только когда точно было известно, что там есть хоть какие-то тропы. Старик Макар стал главным нашим штурманом. Все признали его авторитет и знания географии вокруг Рязани и дальше. Получается идем, куда этот Макар только телят ни водил! И теперь вел нас, как телят, ну или быков… А вот женщин в подобном ключе я сравнивать не готов.

А всё-таки за прошедшие три дня я не раз видел сомнения на лице Макара. И чем дальше мы уходили, тем чаще такое бывало. Прежде чем указать рукой направление, он мог и минут пять кружиться и сомневаться.

Я даже подумал на какой-нибудь стоянке попробовать намагнитить, энергично потерев о шерсть, иголку — и найти север. Создать первый русский компас. Однако переходы были изнурительными. И каждая стоянка — это отдельное сражение за выживание. Тут не до прогресса.

А ведь это ещё нам повезло, что кипчаки сюда на этаких кибитках пришли. Над каждой телегой у них был сооружён каркас, на который навалены шкуры животных и шерстяные ткани. Внизу таких телег также были шерстяные ткани, меж которыми уложено изрядное количество примятого сена.

Так что некоторый фураж имелся в каждой кибитке. Но его, конечно же, не могло хватить на весь переход. Зато спать в таких сооружениях было вполне возможно, если хорошенько укутаться (для этого пригождались меховые шубы).

Еще на ночь мы обязательно топили снег на костре, заливали почти что кипяток в кожаные бурдюки. И они очень даже неплохо обогревали. На ночь, конечно, не хватало. Но тут главное — уснуть, и в целом в кибитках было очень даже нормально спать.

И не только спать. Периодически и днем дети ехали в кибитках, пристраивались по очереди. Просто замёрзнуть можно было только в том случае, если вовремя не согреваться в кибитках и под шубою, хотя бы и по очереди.

Вот только, чтобы ночевать в кибитках, необходимо было останавливаться, выгружать всё то, что на них перевозится. А поутру вновь это всё грузить. И взрослым, и детям приходилось идти пешком вместе с нами. Или воины — Мал, Мстивой, я да Лучано — сажали детей на коней, чтобы не дать им свалиться от усталости.

Холод, конечно, всё равно донимал. Мне не хватало места, если уже по чести, в кибитках. Да и оставшиеся воины не пользовались благами удобных кочевых домов на колесах, а пока что на полозьях. Иногда я и вовсе отсыпался днем, на ходу, в той же телеге. Ну или ночевал в наспех сооруженных шалашах, куда по углам раскладывали нагретые в кострах камни.

Пятьдесят два человека, это с детьми, шли искать лучшей жизни. Этого, конечно, мало, чтобы думать о действительно великих делах. Но я был уверен, что наша община будет расти. Нам бы только обосноваться, и тогда я примусь за поиски других людей.

Среди всех людей, четыре — это воины, вместе со мной. Еще семеро условно ремесленников. условно, так как мне бы проверить их на профпригодность. Было двадцать три женщины, все молодые, ну кроме Виданы. Двое подростков лет по четырнадцать-тринадцать, десятилетних и помладше мальчиков-девочек еще дюжина. Двое совсем маленьких членов общины. И дед Макар. Вот и все наши люди. С кем оборону держать? А воевать? Есть расчет на то, что к нам придут люди.

Я не собирался сидеть сиднем — будем нападать на те караваны, которые уводят русских людей в Орду. И это самый главный наш актив: монголы, не будь дураками, поведут сильных, красивых, умелых мужчин и женщин. Но больше всего их будут интересовать ремесленники. Мы же их обязательно освободим — и наша маленькая община пополнится.

Община маленькая, а воинов и совсем почти нет, наперечёт — четверо нас. Сюда же можно причислить ещё восемь мужиков с Макаром. Но это так себе вояки, вовсе не способные к воинскому ремеслу. Говорили, что Рязань обороняли в большинстве своём вот такие ремесленники, когда на реке Воронеж татары перебили большую часть дружины князя.

А вообще община у нас красивая. Кипчаки знали толк в женской красоте. Что ни женщина, то кровь с молоком. Правда из всех только что Любава была девицей, остальные с детьми. Ведана, ведьма старая, ни красотой не выделялась, ни молодостью не блистала. Однако, судя по всему, женщина была очень полезна в нашей зарождающейся общине.

Как именно смогла спастись Ведана, да ещё и сохранить некоторые свои заготовки трав, я так и не понял. Она будто бы специально нагоняет туману на свою личность, выстраивая ореол мистицизма. Это весьма удобно: старуху явно побаиваются, считая, что она общается со старыми богами, и именно они помогают в лекарстве.

Что ж, может, и вправду так? За три дня пути у нас не заболел ни один ребёнок! Голос Любавы стал осиплым, старик кашлял и, кажется, немного жаром маялся. Но они оба отказывались принимать снадобья от Веданы, будучи убеждёнными христианами. Вот только молитвы почему-то не особо помогали. Но дети не заболели! Это был показатель, который заставлял меня смотреть в сторону Виданы с уважением.