Колхозное строительство. Дилогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

– Шутите.

– Да некогда шутить. Дел невпроворот. Вот тебе мой телефон в Краснотурьинске. Сессию сдашь, позвони. Да, если хочешь, то можно организовать звонок ректору вашего института, чтобы тебе сессию разрешили сдать досрочно. Нужно?

– Ректора зовут Будников Владимир Иванович. Было бы неплохо.

– Ну, тогда готовься к экзаменам. Всё, извини больше времени нет, побежал. Как разделаешься с гранитом науки, позвони.

Мужчины – женитесь, женщины – мужайтесь.

"Т.И. Губина – главный редактор", – гласила жёлтая табличка на кабинете. С чёрными буквами. Ага. Это окраска пчёл. Креативно. Пётр прождал перед этой табличкой больше часа. Сто раз бы ушёл, но "НАДО". Вот и ждал. Наконец, был допущен в святая святых. Таисия Ивановна была женщина строгая, очкастая, деловая и срашненькая. Если бы не женская кофта, то старичок обычный. Особенно портил образ главного редактора нос. Большой – даже не картофелиной, а огурцом. Да и ладно бы, не семью же со старушкой заводить. Своя есть. Только кроме не привлекательной внешности Таисия Ивановна имела и характер под стать. Когда узнала, что Петру нужны рецепты снадобий из мёда и других продуктов пчеловодства, то крякнула и чуть не в крик.

– Мы научный журнал, а вы лезете со всякой ерундой. Возьмите стакан чая, добавьте две ложки мёда, вот и всё лекарство.

– А вы знаете, что мёд при ста градусах становится бесполезен и даже ядовит. При сильном нагревании в продукте начинает вырабатываться вещество под названием оксиметилфурфурол. Это канцероген, что пагубно воздействует на желудок и кишечник человека. Мёд можно принимать с чаем только в прикуску, – и гордо откинулся на стуле. Название ещё в той жизни увидел и запомнил, чтобы блеснуть красивым словом в какой компании.

Пётр думал, что хоть после этого женщина проявит интерес и чего интересного посоветует. Дудки. Эффект получился обратным.

– Больше ничем не могу вам помочь товарищ Тишков, – и демонстративно уткнулась в явно иностранный журнал. Красивые картинки, белоснежная бумага. Умеют ведь.

– До свидания, – только головой мотнула.

Вот и поговорили. Плюнуть и уйти. Ну, нет. Она ведь не одна в журнале работает. Вышел, прошёлся по коридору до двери с жёлтой же табличкой "Редколегия". Толкнул без стука. Четыре стола по углам. Три человека. О чём‑то громко спорят. Увидели, закрыли рты и один товарищ, явно не русский, поинтересовался.

– Вам кого, уважаемый товарищ?

– Мне бы знатока народный рецептов из мёда и других продуктов пчеловодства.

– В смысле – пончики с плюшками, – прыснула дамочка за спиной.

– В смысле – лекарства, – надо стерпеть.

– Может, представитесь? – это снова кавказец.

– Конечно. Тишков Пётр Миронович. Я – Первый секретарь горкома КПСС. Ещё вы, наверное, слышали мои песни: "Миллион алых роз", "На недельку до второго я уеду в Комарово".

– Как же, как же. Наслышаны. Значит, рецептами снадобий интересуетесь. Разрешите отрекомендоваться и мне. Аветисян Гурген Арташесович – доктор биологических наук, профессор, заведующий кафедрой пчеловодства МСХА имени Тимирязева. А позвольте полюбопытствовать от каких именно болезней вы собираетесь мёдом лечиться, – а очки заблестели, неужели наткнулся на нужного человека.

– Туберкулёза.

– Интересненнько. Интересненнько. Сами что‑то знаете или вы неофит.

– Слышал про маточное молоко, пыльцу и экстракт личинки пчелиной моли.

– Пчелиной Огнёвки. Интересненнько. А ну выкладывайте, – и за ручку схватился, принялся колпачок откручивать. Ну, надо же – "Паркер". Хотя профессор же. Наверное, и за границами нашей великой Родины бывает. Симпозиумы всякие.

– Так я, Гурген Арташесович, за знаниями приехал в такую даль, а не знаниями делиться.

Товарищ сник, но не на долго.

– Человек, который знает о лечебных свойствах личинок Пчелиной Огнёвки, не может быть неофитом. Читали статьи основоположника микробиологии господина Мечникова?

Не читал. Так, интернет как‑то просматривал, попалась реклама этого самого экстракта. Там ещё слово запомнилось – цераза. Фермент, который растворяет оболочку палочки Коха. Запомнилось потому, что похоже на слово "зараза". Хотел даже четверостишье написать, хорошо ведь рифмуется, но так и не собрался. А вот слово запомнил. Это сейчас и выложил.

– Интересненнько! – Паркер летал по листку, – Знаете что, Пётр Миронович, а поехали сейчас ко мне на кафедру. Вы своими рецептами поделитесь, а я вам свои дам почитать. Взаимообогатимся. У меня под окнами машина, да тут и не очень далеко. Или спешите куда?

– Конечно, спешу, но рецепты важней. Поехали.

Глава 42

Готовились. Не хотелось заметать следы таким радикальным способом, как пожар. Одного раза хватит, счастье, что соседи не пострадали. Купили в магазине новые шерстяные перчатки. Синие. Красивые. Даже жалко будет выбрасывать. Ещё на три часа дня заказали к подъезду грузовое такси. Никто в квартире дамочки не бывал, но, по словам Петуша, то бишь – Макаревича, должны быть ценные картины. Картины вещь громоздкая, в руках много не унесёшь. Хорошо им тут в столице, в таксопарках есть не только простые Волги, но и ГАЗ‑53 – грузовое такси. Вот этот грузовичок и заказали. Переезжаем, мол, на дачу в деревню Лыткарино. Сказали почти чистую правду. Пётр Миронович снял дачу на лето с последующим выкупом. Правда, в Переделкино. Снял у детей писателя Кнорре. Не того, что написал сценарий к фильму "Родная кровь". У детей его брата Георгия Фёдоровича. Сыновья тоже не из простых. Учёные. Есть свои дачи. Вот и решили пока сдать отцовскую, а осенью продать. Цена запредельна. Двенадцать тысяч рублей. Но! Во‑первых, такие деньги есть, а во‑вторых, дача под Москвой всегда может пригодиться. У простого человека при покупке возникли бы проблемы. Там ведь есть "Товарищество" и оно может слесарю "Тимофеичу" и не разрешить продать в Переделкино дачу, но Пётр Миронович член Союза Писателей, да и министр культуры к нему не ровно дышит. Разрешат покупку. Вот туда всё экспроприированное у гражданки Фаины Львовны Рукшиной‑Дейч и перевезём. Потом закажем контейнер до Карпинска. Да, вот это и называется: "делить шкуру неубитого медведя".

К двери квартиры подошли втроём. Марк Львович постучал хитрым стуком. Сначала пару раз по три стука потом длительный перерыв и один раз двойной. И тишина. Может, нет никого? Наконец раздалось:

– Кто там?

– Фаина Львовна. Это Марк Петуш. У меня для вас есть интересное колечко. Не пожалеете. И ещё иконы.

– Опять иконы? Ох и неугомонный ты Марк, – дверь открылась, но осталась на цепочке.

– Вот, Фаина Львовна, полюбопытствуйте, – Марк Янович протянул в щель кольцо Пушкина.

Чем бы ни занималась дамочка в блокадном Ленинграде, но антиквар из неё вышел превосходный.

– Кольцо Пушкина? Однако? Не подделка? – цепочка звякнула, слетая, – Заходи, в микроскоп гляну.

Зашли. Всей дружной компанией. Сунули женщине в рот кляп из приготовленного заранее вафельного полотенца и прикрыли дверь. Неожиданно дамочка оказалась сильной и вёрткой, почти вырвалась из "дружественных" объятий Кошкина и попыталась вытащить кляп. Пришлось тому ей руку взять на болевой. Притихла, только мычала. А дальше действовали по указанию Петра Мироновича. Начитался иностранных детективов. Методы какие‑то неоднозначные. Проклятые капиталисты, до чего только не додумаются, чтобы людям вредить.

Завели женщину в ванную комнату и в эту саму ванну и положили, наполнили её холодной водой и подержали пару минут. Потом достали вяло трепыхающуюся, раздели. Снова сунули в холодную воду. В окончании этого действа, голую и мокрую, прикрутили к массивному стулу по рукам и ногам. Стул хорош. Прямо трон. Нужно будет с собой забрать. Зачем такие изыски? А Пётр Миронович говорит, что голый и мокрый человек в разговоре с одетыми и вполне себе сухими легче идёт на контакт. А по‑простому, честно рассказывает, где спрятаны ценности.