Я отпустила Романова, отзывая проклятие, и обвела взглядом зал. Вокруг творилось нечто невообразимое. Людей стало меньше, большинство оставшихся лежали на полу или на чьих‑то руках. Врачи оказывали им первую помощь. Очнувшаяся служба безопасности окружила виновника переполоха.
– Александра Ивановича после этого… не того? – спросила я бледно‑зеленого Саву.
Ответа не дождалась. Взгляд упал на раненного Матвея, и я бросилась к нему. Черная плеть живую плоть превращает в прах. На плече Матвея красовалась темно‑серая полоса, такая же появилась на щеке Лени.
«Обезболить. Очистить. Наложить стерильную повязку». – В голове пронеслись строки из учебника. Но ничего из этого сделать я не успела. От Матвея меня оттолкнул Петр Андреевич, к Лене подошел врач.
– Бессовестный! Да я с тебя три шкуры…
Это все, что я услышала. Сава схватил меня за руку и дернул в Испод. Там мы пробыли недолго.
– Кабинет Александра Ивановича, – сказал Сава. – Самое безопасное для тебя место. Жди здесь.
– А ты? – спросила я.
– Там мама, отец… – тихо ответил Сава. – Они думали, что я мертв.
– А, да, конечно. Поспеши, – велела я.
Это обо мне никто не плакал. Страшно представить, как провели эти три дня родные Савы, Матвея и Лени. Впрочем, до Кореи новости, возможно, и не дошли.
Обо мне разве что Карамелька горевала бы. Но она чувствовала, что я жива. Звать ее я не стала. Угостить нечем, да и настроение… так себе. На расстоянии она его хотя бы не ощущает.
Я чуть не убила человека. Романов был без сознания, но жив. Я послушалась Александра Ивановича. Он прав, преступника надо допросить. Но я жалела, что не убила его. Когда я успела превратиться в чудовище?
Александр Иванович появился как‑то незаметно. И раньше, чем я предполагала. Я сидела на полу, у стены, обхватив колени руками. Он опустился рядом быстрее, чем я успела встать.
– Это нормальное желание, желать смерти тому, кто пытался тебя убить, – тихо произнес он. – Тебя и твоих друзей. Чудовищем становится тот, кто убивает.
Его умение угадывать мысли давно не удивляло.
– Я убила бы, если бы вы меня не остановили.
– Я тебя не останавливал.
– То есть, как? – Я подняла голову. – Я слышала ваш голос!
– Кто угодно подтвердит, что я ничего тебе не говорил.
– Так в мыслях! Телепатически.
– Ты знала, что должна остановиться. Это самовнушение, Яра. Я не смог бы пробиться в твое сознание в тех условиях.
Я судорожно перевела дыхание. Нет, я все еще желала смерти Романову, но… черту не перешла.
Александр Иванович внезапно обнял меня. Как‑то неловко, вроде бы даже несмело. Притянул к себе.
– Ох, Яра… Как же я испугался. Пока Сава не сообщил, что вы в Козельске, целые и невредимые…
Если я не сошла с ума, то сейчас меня погладили по волосам.
– Вы… расстроились? Потому что думали, что я умерла? – уточнила я севшим голосом.
– По‑твоему, я не имею на это право? – поинтересовался Александр Иванович. – Я тебя с семи лет знаю.
Ему, наверняка, есть чем заняться. А он сидит тут… рядом… обнимает и… Черт! Я впервые так четко ощущаю его эмоции. Он, и правда, беспокоится. И рад, что я жива.
Даже как‑то неловко портить момент. Но…
– Это потому, что я эспер? Я вам очень нужна?
Он не обиделся. Слегка погрустнел. Поднялся с пола, помогая встать и мне. Положил руки на мои плечи.
– Переубеждать не буду. Я верю, что ты сама со всем разберешься.
– Тогда это чувство вины? – не унималась я. – Вы помогали дяде скрыть преступление его сына. И поэтому теперь помогаете мне?
Александр Иванович улыбнулся.
– Это тебе мама сказала? Что я… помогал?
– Нет. Она ничего не знает.
– Яра, давай ко мне? Там спокойнее. Там Саня и Карамелька. Отдохнешь, поешь, поспишь.
– Я не имею права знать, что происходит? Вы, как и тогда, просто запрете меня в четырех стенах, все решите… а меня поставите перед фактом?
– Все, что надо сейчас сделать – это успокоить людей и оказать помощь тем, у кого нервы слабые. Романов в коме, у него инсульт. Если он и заговорит, то нескоро. Матвей и Леня в больнице, отравленные тленом ткани нужно восстанавливать. Сава с родителями, навряд ли они его сегодня отпустят. Я подумал, у меня тебе будет удобнее. И поговорим, когда я освобожусь. Но если хочешь вернуться в общежитие, я не против. Пока не убедимся, что Романов действовал в одиночку, тебя будут охранять.
– К этому мне не привыкать, – пробормотала я.
В кабинете, кроме нас двоих, никого не было. Мог ли Александр Иванович внушать мне эмоции? Я ощущала его заботу, мне хотелось подчиниться. В его квартире я могу быть Ярой, а не Яриком. Там Карамелька. Но это истинное или наведенное⁈
– Не хочу в общежитие, – сдалась я.
В конце концов, Сава прав. Александр Иванович мог убить меня в семилетнем возрасте, если бы хотел скрыть следы своего преступления. И много раз позже. И ему совершенно необязательно изображать заботу и участие, в этом нет никакого смысла. А еще я хочу ему верить. И буду. Иначе, и правда, можно сойти с ума.
Глава 34
Александр Иванович предупредил, что будет непросто, велел быть начеку и сосредоточиться на защите. Но такого Савелий не ожидал.
Отец Ольки, подружки детства? Страшно представить размеры чертей, что водятся в том тихом омуте. Но ведь он… И зачем? И, получается, Савелия тоже приговорил…
Мысли путались, и Савелий усилием воли заставил себя сосредоточиться на происходящем. Яра все еще не в безопасности. И самое спокойное для нее место – кабинет Александра Ивановича. О Матвее и Лене позаботятся. А Савелий должен найти родителей.
Он вернулся в зал прощаний, поискал взглядом отца. Может, их с мамой здесь нет? Но Савелию казалось, что он видел обоих.
– Посмотри снаружи, – сказал подошедший Александр Иванович. – Яра где?
– У вас в управлении.
– Сава, ты молодец. – Он опустил руку ему на плечо. – Побудь с родными. Позже я принесу извинения за то, что заставил их волноваться.
– А он…
Савелий проводил взглядом носилки. Артемия Романова так и не удалось привести в чувство.
– Жив. Ты пока отдыхай, а денька через три возвращайся с отчетом.
Савелий дернул плечом, мол, сам разберусь, чем заняться, и отправился искать родителей.
Мама и отец сидели на лавочке. Когда Савелий подошел, отец встал, нелепо взмахнул руками. Савелий успел подумать, что этой публичной пощечины он точно не заслужил. Но вместо того, чтобы ударить, отец порывисто его обнял.
– Савушка… – всхлипнула мама. – Савушка, мы все понимаем, у тебя такая служба. Но неужели нельзя было… без этого…
И это мама, которая всегда держала лицо? Ни тени эмоции в публичном месте. Ни ласкового слова, потому что «мальчика нельзя баловать».
– Мне жаль, – сказал Савелий. – У меня приказ.
– Ладно, ладно. – Отец похлопал его по плечу. – Сейчас‑то можешь домой поехать? Или опять… приказ?
Савелий хотел сбежать. К Яре, которой, наверняка, несладко. К Матвею и Леньке, чтобы справиться об их здоровье и поддержать. Да и просто…
– Могу, – ответил он.
Заодно и поговорят. Отец долго рефлексировать не умеет. А Савелий после сегодняшнего точно знал, что не женится ни на ком, кроме Яры. Может, и удастся убедить отца, что лучше сын непослушный, чем изгнанный из рода.
– Сава…
Тонкий девичий голосок был полон слез. Савелий развернулся к Асе.
– Я думала, что ты… Я видела, как…
Не будь Савелий эмпатом, решил бы, что Ася разыгрывает очередную сценку. Но нет, ее эмоции были такими же, полными сожаления. А еще она искренне радовалась чему‑то. Тому, что он жив?
– Поедешь с нами, – решил отец, опережая сына.
Савелий с трудом подавил раздражение.
– Нет‑нет, – быстро ответила Ася. – Я не могу, мама ждет.
– Ну, тогда…
– Завтра, – поспешно перебил отца Савелий, не позволяя ему озвучить приглашение. – Я свяжусь с тобой завтра.
