Вот что-то нет никакого желания ломать систему. Ведьма я, и точка. Мало мне клейма на всю биографию⁈ Первая женщина-эспер точно станет подопытным кроликом. А если… размножаться заставят⁈
От такой перспективы у меня аппетит пропал. Или я наелась. Но на тарелку с оставшимися на ней пирожками я уже не облизывалась.
— Не расстраивайся, память вернется, — утешил меня Степан.
Он, и правда, не мог слышать мои мысли, иначе понял бы, из-за чего у меня испортилось настроение.
— Ошибся Александр Иванович или нет, будет понятно лет через десять, — продолжил Степан. — Способности эспера раскрываются после восемнадцати лет.
Обрадовал! Это лет десять за мной будут наблюдать? Хотя… Все одно, будут. Ведьмовской дар ни с того, ни с сего расти начал. Оставят они меня без присмотра, как же!
— А мы сейчас… где? — спросила я, поколебавшись.
Все же в столь юном возрасте есть свои преимущества. Мне позволительного многого не знать.
— Управление Государственной службы безопасности Российской империи, — отчеканил Степан. И улыбнулся. — Где ж еще, малышка?
Ага, глупость спросила. Тут, наверное, все дети знают, где служат эсперы. Ой, и правда…
— То есть, эсперы всегда… на службе госбезопасности? — Я уставилась на Степана, старательно тараща глаза.
— В основном, да. Есть еще отделы, а где, тебе знать необязательно.
— Секрет?
— Секрет, — согласился Степан. — Ты наелась? Любопытство твое я удовлетворил? Тогда шагом марш в обратном направлении.
Как минимум, один отдел должен быть при императоре. Это ж невозможно, чтобы император — и без эспера. И какие-нибудь секретные объекты, вроде того, где работал мой отец.
Мой отец? Пожалуй, мне все легче давалось это слияние с Яромилой Морозовой. Это хорошо, меньше опасности выдать себя глупым поведением. Только бы какой-нибудь эспер-телепат не вздумал бы читать мои мысли. Степан сказал, что это неприятная процедура, что проводится она при крайней необходимости, что получить разрешение сложно.
Никто не будет копаться в голове маленькой девочки без особой причины. Только мерещилось мне, что девочка-эспер, пусть и под вопросом, причина веская. Сейчас я во всем видела подвох. И возвращаться в кабинет Александра Ивановича как-то не хотелось.
— Я наелась, но есть еще вопросы.
Степан закатил глаза, однако терпеливо ответил:
— Задавай.
— А вот… пилоты разума… тоже эсперы?
— Нет, это другой дар. Это способность становиться единым целым с механизмом. Как бы тебе объяснить…
— Не надо, — смилостивилась я. — Сама разберусь.
— В школе узнаешь, на занятиях по теормагии, — пообещал Степан. — Ты в каком классе? В первом?
— Не помню, — ответила я. — Но читать и писать умею.
— Еще вопросы?
— Да. А что я делаю… в управлении Государственной службы безопасности? Вы еще не решили, что со мной будет? Меня накажут… за проклятие?
— Яра, где ж еще тебе быть, — вздохнул Степан. — В приюте? Ты и так… нестабильна. Наказывать тебя не за что. Ты просто… ждешь.
— Жду? Чего?
— Кого. Опекунов.
— К-каких?
Я разволновалась всерьез, оттого и начала заикаться. Не все родственники исчезли? А кто еще захочет опекать такую, как я!
— Подробностей не знаю. Александр Иванович сказал, что разрешение они получат уже сегодня. Это всё?
Степан определенно выражал нетерпение. У него, небось, своих дел полно. А у меня от волнения все вопросы из головы вылетели.
Откровенно говоря, не от волнения, а от страха. Кому меня отдадут? Что это за люди? Как они будут ко мне относиться?
— Яра, ты сильно не переживай, — сказал Степан. — Абы кому точно не позволят быть твоими опекунами. Теперь ты под нашей защитой.
— Ага, — согласилась я.
Все именно так, как я и предполагала. В покое меня не оставят, будут присматривать.
А, может, это к лучшему? Как дочь врага государства я не представляю никакой ценности. Когда Николай Петрович следователя вызвал, тот лишь отмахнулся, не пожелал выяснять, кто пытался меня убить. Но будущего эспера-женщину будут, как минимум, охранять.
Главное, придумать, как самостоятельной стать. А то ведь заставят… детей с даром эспера рожать, в рамках эксперимента. Но впереди лет десять, выкручусь как-нибудь.
Напоследок я все же озадачила Степана, попросила принести мне газеты или журналы, любые, чтобы не умереть от скуки в ожидании опекунов. К счастью, детских книжек в управлении не нашлось, и газет он притащил целую пачку.
На первой же статье я и уснула. И кофе не помог.
Разбудил меня Александр Иванович.
— Яра, пойдем. Пора возвращаться.
— Куда? — пробормотала я спросонья.
— В Москву.
— А мы… где?
— В Петербурге.
Тут я окончательно проснулась. А ведь могла бы и раньше сообразить, что управление Государственной службы безопасности Российской империи находится в столице. Хороший телефончик мне Матвей подсказал…
Уточнить бы, во что ему эта помощь выльется. Ведь навряд ли это телефон службы спасения.
Однако поговорить с Александром Ивановичем я не успела. Он утащил меня в Испод, едва я натянула пальто и шапку.
Я таращилась изо всех сил, пытаясь рассмотреть что-то кроме причудливо окрашенного неба, но сквозь мутные стекла несуществующих очков не видела практически ничего. Только темные пятна: очертания то ли камней, то ли деревьев. Все те же три шага в вязком, как желе, воздухе. И резкая, до слез, боль в глазах.
— Яра, послушай…
Александр Иванович присел на корточки рядом со мной. Заметил слезы, стер их с щек подушечками больших пальцев.
— Глупый ребенок. Ты пыталась увидеть Испод? Рано, Яра. Рано.
Прозвучало это тихо. И даже как-то… нежно, что ли? Так мог бы обращаться отец к дочери.
— Я не мужчина, — пробурчала я, исключительно из вредности. — И не буду эспером.
— Посмотрим. Я другое хотел сказать. Используй шанс, что дала тебе судьба. Радуйся жизни, учись. И не думай о будущем.
Не думать о будущем? Странный совет. Однако я согласно кивнула.
— Хорошо. Спасибо вам, Александр Иванович. И… Матвею передайте…
Я замолчала, пытаясь понять, угадала или нет. Кажется, они близко знакомы.
— Что передать? — усмехнулся Александр Иванович.
— Спасибо. И не ругайте его, пожалуйста. Я обещаю, что забуду этот номер. И никому не скажу…
— Нет, милая моя. Номер не забывай, — возразил он, перебивая. — Если что, непременно звони. У тебя мое личное разрешение. Пойдем, тебя ждут.
Он поднялся, а я, наконец, осмотрелась. Мы стояли на тихой улочке, у деревянного забора, выкрашенного в синий цвет. Напротив калитки росла липа. Ее я опознала исключительно потому, что изучала ботанику. Все же зима, деревья голые.
— Выше нос, — сказал Александр Иванович и толкнул калитку.
Асфальтированная дорожка вела к дому. К крыльцу, облицованному рыже-бежевой плиткой. А дом был кирпичным, одноэтажным, с деревянными ставнями на широких окнах.
Мы точно в Москве? Скорее всего, где-то на окраине…
— Наконец-то! Мы заждались! Проходите, проходите!
На крыльцо вышел хозяин дома, и я чуть не взвизгнула от радости. Он все-таки не забыл об обещании!
Николай Петрович приглашающим жестом распахнул дверь.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Александр Иванович. — Все формальности улажены. Прошу прощения, у меня много дел.
— Ларочка огорчится, — вздохнул Николай Петрович. — Но я понимаю. Благодарю вас, Саша.
А ведь они знакомы. И знакомы хорошо…
Я перевела взгляд на Александра Ивановича, и он улыбнулся мне, подмигнул — и исчез.
— Мила, заходи в дом, холодно, — поторопил меня Николай Петрович.
Он помог мне снять пальто и отвел в гостиную. Там, на кожаном диване, сидела женщина: миниатюрная, немолодая. Черные волосы гладко зачесаны и уложены на затылке в витиеватый пучок. Острый нос, жесткий взгляд, поджатые губы. Темно-синее платье и белый кружевной воротник.
У ног женщины лежал огромный пес: черный дог с белым пятнышком на груди. Едва я вошла, дог поднялся и направился ко мне, цокая когтями по паркету. А я ему обрадовалась. Всегда хотела собаку, но не могла себе позволить. И хорошо, что не завела. С кем бы остался пес после моей казни?
