Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

Я резко взмахнул рукой, показывая направление, в котором ей следовало шуровать. Она, онемев, шагнула на лестницу и молча пошла наверх, а я подскочил к соседской двери. Ключ был со мной.

Раз, два, три – и я уже стоял у книжного шкафа. Четыре, пять, шесть – и уже снова перед дверью своей квартиры с пистолетом, скрытым под полой куртки. Я прислушался. Ничего слышно не было. Даже Настиных шагов.

Тогда я осторожно потянул дверь. Она открылась без скрипа, и я остолбенел. Вещи валялись на полу, будто у нас снова провели обыск. Но если бы это было так, Настя бы знала. Кто‑нибудь из соседей…

– А‑а‑а‑а… – донёсся до меня тихий стон из спальни, и подлая мышь под сердцем начала выцарапывать нору.

Я быстро глянул в гостиную, пролетел на кухню, в ванную и распахнул дверь спальни.

– Мама!

– А‑а‑а‑а… – чуть слышно простонала она и прошептала, – Серёжа…

Первое, что бросилось в глаза – её домашние тапки, разлетевшиеся по полу…

Сердце облизали жаркие языки огня. Это была моя вина. Недооценил я Хошимина! Была мысль, но я её отмёл, как маловероятную. Полагал, что будет поджидать меня снаружи, паскудник. А он, тварь, пошёл на эскалацию. Ну ладно, брателло, ты сам захотел. Сам! Теперь не взыщи. Око за око, зуб за зуб. На святое покусился, на мать.

Я бросился к маме. Она, похоже, только что в себя пришла. Голова была разбита, но крови натекло мало. Долбанули чем‑то тяжёлым и бросили на кровать. Всё перерыли уроды. Сколько можно искать чёрную кошку в тёмной комнате!

Я осмотрел рану. На первый взгляд, ничего серьёзного не было.

– Мам, ты меня видишь?

– Серёженька… – прошептала она и из глаз покатились слёзы.

– Сильно болит?

– Нет…

– Можешь сказать, что случилось?

– Позвонили в дверь, – сказала она и поморщилась.

Прикоснулась рукой к голове, посмотрела на пальцы, окрашенные красным, всхлипнула, закрыла глаза. Я взял телефон, вызвал скорую.

– Зачем? – дёрнула она головой и снова поморщилась.

– Болит?

– Немного… Но не тошнит вроде…

Лицо у неё было бледным, а на висок начала наползать гематома.

– Не надо вызывать было… Лучше полицию…

– Рассказывай.

– Я открыла, – она начала поворачиваться на бок.

– Лежи‑лежи, не вставай. Лежи. Рассказывай. Позвонили, дальше что было?

– Я открыла, не спросив. Думаю, ну, раз в подъезде, значит свои…

Я вздохнул и покачал головой.

– Мы, говорят, из полиции. Сын ваш в такую историю неприятную вляпался, придётся обыск проводить.

– Я говорю, вы же вот только что проводили… Глядь, а они уже в квартире, под руку меня значит, взяли и в туалет. Здесь, говорят, посидите. Я тут сразу поняла всё. Как закричу, а этот, главный у них, на китайца похож, рот мне зажал, говорит ещё раз вякнешь, шею сверну. Сиди, говорит, тихо, сука! Ну я со страху‑то замолчала, а потом думаю, сейчас ты придёшь, а тут такое. Ну, и как заорала! На задвижку замкнулась и ору, помогите, мол, спасите. Но из туалета кто услышит. А они дверь выбили и мне в лицо пистолет наставили.

Ну сука, Харитон, кирдык тебе. Обещаю!

Прибыла скорая. Сказали, повезут в областную. Мама не хотела, но я убедил. Всю дорогу я разговаривал с ней, пытаясь успокоить. И себя тоже. Потому что гнев во мне так и кипел. В приёмном просидели часа полтора, и я всё это время боролся с желанием немедленно бежать и всех крошить. Я понимал, это юность бурлила. Детство в одном месте играло.

– Вот видишь, – повторяла мама, – лучше бы дома осталась, хотя бы можно было полежать. А тут… Хоть бы от головы что‑то дали…

Я попросил обезбол, но сестра сказала, что без осмотра врача ничего нам не дадут. Ну, резонно, да… Наконец подошла наша очередь. Маму сразу отправили в палату, сказали, что дня три будет лежать.

– Доктор, а можно, пожалуйста, обследование до утра не откладывать? Я бы очень вас попросил проверить всё прямо сейчас.

– Ну, естественно, – кивнул уставший врач. – Сейчас всё проверим, а завтра уже лечащий… что? Что ты делаешь⁈ Убери немедленно…

Я аккуратно и довольно ловко засунул ему сложенную вдвое соточку зелёных в карман халата.

– Спасибо вам большое. Не беспокойтесь, пожалуйста, это ничего. Спасибо вам…

Он поворчал, но бумажку из кармана доставать не стал. Конечно, надо было рублями, но я по старинке, как привык. Изменюсь. Обязательно изменюсь. Какие наши годы.

– Ты не жди, – хмуро кивнул он. – Иди домой, ждать смысла нет. Тут и так видно, что сотряс, будет больничный. Черепно‑мозговой нет. Но мы всё проверим. Всё посмотрим. Я так понял, мама врач, коллега. Значит, сама всё понимает. Утром из полиции придут. К тебе тоже. Так что будь готов. Надо было сначала их вызывать. Лечащий врач другой будет. Завтра можешь позвонить. Можешь приехать. Но не с самого утра.

Поговорив с врачом, я вернулся в палату.

– Смотри, красота какая, – улыбнулся я и опустился на стул рядом с её кроватью, – даже без соседей.

– Медсестра сказала, завтра заполнят, – ответила мама и пошевелила рукой.

– Ну, ничего, ты здесь всего пару дней проведёшь.

– Ох, Серёжа. Не надо было ехать. Вон в травму бы сходили и всё.

– Тебе обезболивающие дали?

– Дали‑дали. Уже подействовали. Так что я уже здорова, как корова.

– Доктор сказал, что сотряс.

– Сказал, да. Ну и что? Тоже мне невидаль, сотряс. Сейчас повезут на все эти рентгены да КТ… ты не спросил, что они делать‑то будут?

– Не спросил, – помотал я головой.

– Ладно, Серёж, ты иди. У меня, правда, вся душа выболит. Один в разгромленной квартире. А вдруг они опять придут?

– Так всё украли уже, что хотели. Зачем снова приходить? Да я и не открою. Полицию вызову.

– Не знаю, – вздохнула мама. – Такое чувство, будто они что‑то конкретное искали…

– Ты с полицией только этим чувством не делись, а то они прицепятся и все жилы потом вытянут. Это я точно знаю.

– Ладно…

– Мам, да ты не беспокойся, правда. Всё идёт, как идёт. Больше они уже не полезут, я им без надобности. Главное, сама выздоравливай скорее. Я после школы к тебе приеду завтра.

– Да что ят‑то, Серёжа… Я же про тебя думаю… Ты не приезжай. Поговорим по телефону и всё.

– Ладно, – тепло улыбнулся я. – Разберёмся. Выздоравливай, мам.

Выйдя из отделения, я оказался в тёмном, плохо освещённом больничном парке. Никто в это время не прогуливался, не сидел на скамьях и не ездил по территории. Наступила ночь. Было холодно и сыро. Дымка превратилась в туман, и тусклый свет фонарей расплывался по густому воздуху неравномерно, слоями и рассеянными полосами.

Я выглядел вполне обычно, как уставший мальчик, отвёзший маму в больницу. Шагал себе на остановку, вжав в плечи голову и засунув руки в карманы. Но только видимость была обманчивой.

В груди у меня полыхали зарницы, отбрасывая отблески и заставляя глаза вспыхивать красным огнём. И если бы кто‑то встретился со мной взглядом, он бы отшатнулся и испугался. Я это знал. Проходили уже…

Чувства, охватившие меня, были плохими. Плохими, опьяняющими и жгущими. А разум всегда должен оставаться холодным. Вот только не всегда удаётся удерживать его в этом рабочем холоде.

Я вытащил из кармана телефон и позвонил Князю. Тот долго не отвечал, но, наконец, раздался его сонный голос.

– Алё…

– Спишь?

– Ты чё, Крас? – недовольно проскрипел он. – Сколько времени?

– Мафия никогда не спит, слыхал?

– А?

– Ты с Харитоном своим поговорил?

Он помолчал.

– О чём? – после раздумий спросил Жан.

– О тёлочках.

– О каких тёлочках⁈

– Князь, ты чё тупишь, в натуре! Не зли меня. О деле, естественно! Мне похеру, о чём ты с ним ещё говоришь. Я вписался. Конкретно. Ясно? Алё, ты уснул там?