Князь Московский (СИ) - Иванов Евгений Геннадьевич

- Да, Вы совершенно правы, Сергей Александрович, мы стали очень равнодушны, но какой лично Вы предлагаете рецепт от равнодушия к Божьему Чуду? - спросил у меня этот хитрец.

- Самоё большое чудо Творца - это жизнь. В общем, её понимании конечно. Я предлагаю нашим подданным подумать о том, как её можно облегчить своим ближним. Например, как новый градоначальник хочу первым делом наладить отвод канализационных стоков в Москве. И предлагаю всем желающим поучаствовать в этом деле. Сначала выберем инженерный проект, согласуем и после очистим наш город от зловонных выгребных ям. А потом займёмся водоснабжением города.

В руках Гиляровского мелькал карандаш с устрашающей скоростью, а я думал о том, что надо обязательно взять эту статью на редактирование, да и вообще надо вернуться из Гатчины для начала. А то братец может и не погладить меня по головке за мои исследовательские выкрутасы.

Журналист ещё задавал мне разные вопросы, правда надо признать делал это тактично и в общей канве беседы. Так что было это не утомительно, и даже как то интересно. Он будто бы помогал мне приоткрывать покровы памяти своими не настойчивыми, но при этом очень правильными уточнениями.

Мы пили чай и кушали какую-то сдобную мелочь, пообсуждали кулинарию и начинку пирожков.

Беседовали мы с ним минут сорок, договорились, что обязательно даст мне статью на редактирование перед печатью.

Когда я его выпроводил, то ещё минут пять седел и размышлял, куда можно пристроить такого человека. Ведь он бесспорно талантлив и умён, у него не дюжая сила и острый ум.

В общем, он мне понравился, а значит надо его приставить к какому-нибудь делу.

_____________________________________________________________

Дорогие мои читатели! Если хотите поблагодарить меня за труд, то есть кнопочка с "сердечком", её нужно нажать!

И комментарии! Пжлт! Ваше мнение о моем труде очень, прям очень очень важно!!))

Глава девятая

10 мая 1891 года

Гатчина. Гатчинский дворец.

Император орал. Он делал это обстоятельно и со вкусом. Не верещал, как инфантильный юноша или глупая женщина. Не брызгал слюной и не крутил глазами, как безумец. Нет. Он стоял у стола, оперев на него свои огромные кулаки и, смотря на меня сверху вниз, орал.

Можно сказать, что громко рычал, и если бы мне было чуть меньше лет, мог бы и обмочиться от страха. Было в нём что-то от медведя, вставшего на задние лапы. Оглушительно взрыкивал и даже почти не плевался.

... - Тебе и этого мало! Так ты ещё и жидов жалеешь! Ты совсем в прелесть впал со своими молитвами! Святым себя почувствовал! – и ощутив, что в порыве чувств его занесло, решил сгладить эмоциональный накал.

- Я же тебя просил, помоги! Москва - место тяжёлое, сложное. Долгорукий там развёл рассадник жидовский. А ты начал… чудотворствовать!

Он на несколько секунд замолчал.

- Что за видение у тебя было в поезде на Петербург? Ты же, вроде, не увлекался опиумом? - произнёс Александр Третий и приземлил своё седалище обратно за стол.

«Здоровый, как орк. И зачем мне этот хуманс нужен? Убить его и всё, и поставить на это место сыночка его, Никсу. Вот уж кто-кто, а он точно не будет на меня голос повышать».

Такие холодные и спокойные мысли проносились у меня в голове, пока на меня выплёскивал своё раздражение, этот, когда огромный, а сейчас обрюзгший, мужиковатого вида Властелин одной шестой части, этого захолустного мирка.

Мы прибыли в Гатчину вчера вечером, но у Саши было совещание, и мы с ним не увиделись. А утром после легкого завтрака мы поднялись в его кабинет, где он и решил мне сделать выволочку и как старший брат, и как Император.

«Видно, кто-то в моём окружении пишет очень подробные доклады, и, кажется, эти записки имеют явно негативный окрас. И этот кто-то не очень близко ко мне, или он специально меня очерняет. Ну и хорошо, мне давно стоило взяться за свою дворню, а то после переселения я слишком сильно погрузился в местную жизнь и как-то слишком размяк».

Голос Александра меня вывел из задумчивости.

- Что молчишь? Думаешь, мне легко с этими свиньями общаться? - произнёс он и чуть оттолкнул от себя бумаги, что стопкой лежали перед ним.

- Ты, Сергей, даже не представляешь, сколько дерьма несёт в себе эта дипломатическая работа! Немцы душат наших торгашей и поднимают тарифы! Лягушатники лезут со своими кредитами! И ты начал тут чудотворствовать!?

Вообще весь кабинет был буквально завален перепиской, документами, какими-то подшивками и разными книгами.

«Царь-труженик, Торг тебя дери. Безопасность на нулевом уровне, вот и некому делегировать эту бумажную работу. Спрятался, как черепаха в панцирь. Ждёт, когда его на угли положат, костёр-то, судя по всему, уже зажжён».

- Саша, а у тебя давно в левом боку тянет? - захотелось мне немного сбить с него спесь.

Я смотрел в его глаза и ждал реакции. А он просто моргнул, и всё. «Кремень Торгов!»

- Давай помогу. Это будет не больно. Я же вижу, что у тебя с почками не порядок, да работаешь ты очень много, - чуть подначил я и пожалел его. - Дай руку, это будет не больно и недолго.

Я встал с плетёного стула и протянул ему руку.

Он смотрел на меня, и во взгляде его сквозило недоумение, ему проще было поверить в брата-наркомана, чем в существование чего-то мистического. Но вот братские чувства всё же перевесили, и он протянул мне свою здоровую, почти медвежью, лапу.

8 мая 1891 года

Москва.

Мы выехали из Кремля почти инкогнито. Самые простые ландо, почти без охраны, и разными воротами. То есть я и Элли - Никольскими, а охрана и двор - Спасскими. До вокзала мы добрались без происшествий. Нет, конечно, мы попали в затор из ломовых телег, и ещё почти у вокзала на нас вышел Крестный ход, с иконами, хоругвями и толпой народу. Но так как нас это не касалось, мы просто перекрестились, постояли чуть, их пропуская, и двинулись на вокзал. Там спокойно загрузились в поезд и двинулись в Петербург.

Купе первого класса было, конечно, странным местечком. Нам добираться до конечной станции почти сутки, а спальных мест нет, какие-то кресла, столик, и всё.

Соблюдая местные приличия, мы с Элли разделились: она заняла купе с Александрой Илларионовной, а я с Павлом Павловичем - соседнее. Хотел сначала всех в одно купе посадить, а потом понял, что устал от женского общества. Хотелось чего-то более простого и откровенного.

Когда мы сели и паровоз потянул наши вагоны от перрона Николаевского вокзала, предложил:

- А давайте коньяку немножечко, граф. Употребим, Праздника ради, а? Как Вы на это смотрите, Павел Павлович?

Шувалов был растерян. Его начальник почти никогда не употреблял спиртное, кроме вина в большие праздники, а тут – коньяка предлагает. А так как он был зажат своими противоречивыми мыслями, так что был согласен почти на всё, и как только появился официант, я попросил коньяку, шоколада и лимона.

Мы с графом изрядно напились, точнее он напился, а я больше имитировал опьянение: в нынешнем теле мне, чтобы опьянеть, надо нырнуть в бочку с коньяком.

- Вот, Сергей Александрович, скажи. Вы святой или нет? Не, подождите немного, я ж сейчас ...Я же сам видел! Свет!..

Я решил, что хватит откровенностей, и усыпил его. К нам заглядывала фрейлина, но густой коньячный дух и два тела в креслах напротив друг друга расставили всё по местам. А я сидел, размышлял и вскоре задремал...

-

24 день уведания 3673 года от закладки Светлого Дворца.

«где у подножия Сароматских гор»

Вокруг было дымно и смрадно. Строй нашей панцирной пехоты стоял перед нами, и они были уже сильно посечены. Многие были обмотаны грязными тряпками, заменяющими бинты. Да и, в общем, было понятно, что в уже давно находятся в походе.

А так как лекари и обоз отстали от нас ещё неделю назад, то раненых было проще добить и поднять умертвиями, чем дождаться магов жизни. Которые были ещё вчерашними студентами, собственно, как и все маги на этой войне. Её после так и назвали – «Студенческая Заварушка».