Князь Московский (СИ) - Иванов Евгений Геннадьевич

Ну, это, конечно, меж магами, а обычники её называли - Третья Имперская.

- Левый фланг! Торг вас дери, проваливается левый фланг! Сомкнуть строй! Сомкнуть строй, ублюдки!!! Кто хоть на шаг сдаст, того я сам выпотрошу! Душу выпью, уроды! Маги!!! Сдохните, но щит держать, студентки херовы! – орал наш капитан, он был орком-полукровкой и в роду имел шаманов, так что про душу он не шутил. Выпить всю прану и магическую составляющую мог.

Вообще мне, конечно, повезло тогда, я попал в очень сильный и удачливый отряд, а самое главное, всем было насрать, что я увлекаюсь некромантией и могу после смерти поставить тебя обратно в строй. Все понимали, что твою душу это не коснётся: всё-таки некромант не шаман, что мог и повязать тебя с помощью какой-нибудь сущности.

А смерть… Смерть не самое страшное, что может с тобой на войне случиться.

Я стоял по щиколотку в грязи и крови, в груди щипало от переизбытка некроэнергии, но сбросить её было некуда - кругом свои, и надо было терпеть, так как манны другой нет, а есть только эта грязь из эманаций боли и смерти, напополам со страхом и отчаянием.

Мой магический источник аритмично бился у меня в груди, посылая по временам вспышки боли и сбивая касты заклинаний, и мне хотелось только одного. Дико хотелось вцепиться ногтями и зубами в глотку того ублюдка, что развязал эту мясорубку, а теперь кричит на весь просвещённый мир, что он несчастная жертва агрессии!

Вот и откликнулись мне мои внеклассные занятия: первая война и всё - вперед под звуки марша. Ибо магов жизни только в обоз, а всех остальных-вперёд. «Держать щиты, Торговы студентики!» - как выражался наш капитан.

Так я и оказался в этой грязи, состоящей из крови и кишок разумных, что укладывали свои и чужие жизни ради не понятных, но очень важных целей.

А теперь я остался один. Моя боевая тройка превратилась в боевую единичку, так как эти олухи не умели в некромантию. А та магия, что была вокруг разлита, для них была как отравленный источник. Попить можно, но один раз.

И в последние секунды своей жизни, когда начали вычерпывать уже не свою манну, так как накопители уже опустели, а прану или, если угодно, энергию жизни, как ещё её называют. Тогда они и хлебнули сполна некроэнергии, чтоб разразиться своим последним и самым мощным заклятием.

Но потом конечно сдохли. А чтоб личами не поднялись, им наша охрана сразу и головы отрубила.

А я что, мне нормально. Ну, кроме жжения в грудине от грязной энергии, ну ещё от насекомых и паразитов, ну и грязь кругом, сух паёк и гнилая вода, вечно мокрая палатка, ну конечно, вечно вонючие соседи. И как можно забыть о постоянно мокрой обуви…

Очнулся в грязи, надо мной стоял капитан и орал, с его клыков срывалась пена, и красноватые глаза собирались вылезти от его крика.

- Хер ли ты тут разлёгся, тварь?! Кто щит будет ставить? Пока ты, Торгов выпердыш, решил полежать на мягком!? Мои броненосцы гибнут! Встать и держать щит!!! – он орал, а мои конечности сами собой подтягивались и пытались поднять моё обессиленное тело. Что-то схватило меня за шиворот, буквально с чавканьем выдернуло из той вонючей жижи, в которую я упал.

И тут же мне в рот и пищевод потекла река огня. Закашлявшись и поняв, что это была гномья «Грибная настойка» или, как мы её называли «Грибнуха», дико крепкая и крышесносная вещь.

- Очнулся? Вперёд, ставь щит на левый край! Быстрее, а то глаз высосу, понял?! – клацнул он своими клыками у меня перед носом и тут же отпустим меня, отчего я опять чуть не упал, заорал.

- Шаг вперёд, Торговы копыта, шаг вперёд!

А я сосредоточился и всю боль, ненависть и грязь, что копилась у меня внутри с начала этой войны, выплеснул паутиной заклинания щита перед левофланговыми копейщиками, что уже почти закончились, так как их добивали арбалетчики противника.

Щит выплеснулся огромной мутно-грязной кляксой и вместо того, чтобы застыть и ограждать левый фланг, он быстро двинулся вперёд серым маревом и накрыл строй противника, откуда пару раз блеснули защитные амулеты.

И когда марево рассеялось, то на месте врагов осталась только груда полуразложившихся тел в латах и доспехах.

Все кругом застыли: и мы, и противники. Ведь таких заклинаний ещё никто ни видел, а некромантов на ту войну не приглашали из-за каких-то предрассудков.

- Что ты опять замер, студент?! – заорал голос капитана у меня над ухом. – Теперь также на правый край! Быстрее сопли подобрал и вперед, магич!!!

Он ещё что-то рычал и кричал, а я, собирая всю некроэнергия вокруг, просто радовался тому, что у меня хоть что-то получилось отлично.

С того боя у меня появилось прозвище «Студент», и мне не было за него стыдно, я даже гордился некоторое время, ведь прозвище в нашем отряде надо было заслужить, а мне дали в первый крупный бой.

А ещё мне тогда дали возможность пускать в ход некромантию.

На следующее утро, когда лагеря противника не обнаружили, так как он бежал, подсчитали мною убитых. Шестьсот двадцать три разумных. А моё тело валялось в санитарном обозе с перегоревшими каналами и без сознания.

И мне было всё равно, сколько сдохнет этих ублюдков, лишь бы война побыстрее закончилась…

…. Меня разбудил Шувалов, что зашевелился в соседнем кресле.

«М-да, давно мне не снилась та война, да ещё так подробно. Надо срочно находить себе нормальных заместителей и заняться научной работой. А то так можно и оскотиниться совсем. Конечно, иметь под рукой такой город – это превосходно, но себя не изменишь. Мне нужна наука и только наука!»

Мы доехали относительно быстро и спокойно. Санкт-Петербург нас встретил мерзкой погодой и грязными улицами. Всё было мокро, холодно и пахло несвежим трупом.

Этот запах был настолько устойчив, что я, по давней привычке, сложил и одним усилием воли, пустил поисковую волну на обнаружение нежити. Конечно-же, ни какой нежити не обнаружилось.

И тут меня осенило.

«Да весь город - это большой могильник! Вот почему у меня так энергии много! Вот только она для меня сейчас яд, а я и так в больницах набрал грязной маны. Теперь не знаю, куда влить, чтобы не заподозрили чего-нибудь. От всего мира я не отобьюсь».

На вокзале нас встречали, и обошлось без торжеств. По - скорому. Усадили нас в ландо, и мы отправились на другой поезд, теперь в Гатчину.

Всё было быстро и как-то нервно, что меня настраивало на сумрачное настроение.

Pov 3

10 мая 1891 года

Гатчина. Гатчинский дворец.

Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая. Александр Третий сидел за столом и держался за голову обеими руками.

Нет, голова не болела, да и всё остальное теперь тоже не болело.

Ни спина, что тянула постоянно от длительного сидения, ни почки. Даже в зубе не чувствовалась дырка, которая его до этого всё время раздражала. Более того он чувствовал, что и поясной ремень, что раньше давил на самодержавное пузо, и тот ослаб!

- Давай помогу, – сказал брат. - Я же вижу, что у тебя с почками не порядок, да и работаешь ты очень много. Давай руку, это будет не больно и недолго.

И Александр протянул руку Сергею. На один миг сознание словно помутилось, и Император почувствовал, будто множество игл наслаждения пробили его кожу и впились в его сердце. А в это время брат смотрел ему в глаза, и те будто светились неведомым Небесным светом.

Когда он очнулся, Сергея не было.

«Господи, что это?! Что с моим братом? Это вообще он? Нет, это он, точно он. Но что он сделал со мной? Вылечил?! А почему ушел?» - размышлял Александр и чуть судорожно ощупывал себя.

И тут его взгляд упал на часы. Стрелки показывали без пяти четыре, то есть прошло почти три часа…

В семье у Саши было очень нелицеприятное прозвище: «Бульдожка». Ему это, конечно, не нравилось, он множество раз указывал братьям на это, иногда даже силой, но им было весело и нестрашно. Тем более и Папа, и Мама на это смотрели спокойно и потворствовали становлению иерархии среди своих детей.